В первый день после снегопада мне физически не сидится в конторе. Денис Кочетков идет на сквозной маршрут через весь заповедник с подъемом на гору Чалбан, я же просто прохожу по тропе до центральной избушки.
Вообще-то я привык к тому, что в первые день-два после снегопада зверьки «потихают» и стараются не ходить – видимо, побаиваются первого снега. Но в заповеднике зверья много и оно не очень кого бы то ни было боится.
Несмотря на большое разнообразие животных, следовых загадок у нас относительно немного. К частью, у нас отсутствует изюбрь, поэтому не приходится ломать голову над тем, чьи следы ты видишь: большого пятнистого оленя или некрупного изюбря. Существуют определенные трудности в распознавании следов косули и сайка-пятнистика, косули и кабарги (но кабарга у нас, по счастью, встречается весьма редко), колонка и норки (они различаются скорее не по видовым признакам, а по биотопу).
Есть что-то абсолютно безнадежное в первом снеге, который ложится накрепко и на всю зиму. Почему-то начинаешь думать, что эту зиму ты можешь не пережить. Природа проходит какую-то странную «перезагрузку». Все слабое отмирает, все, что выживает, становится сильнее.
Но хватит хандрить! Я иду по тропе. Снег скрипит под ногами (верный магаданским традициям, я иду по мокрому снегу в болотных сапогах). Вчерашний циклон еще не вполне улегся, с неба сеет мелкий крупчатый снежок.
Вечером советуюсь с Денисом, и мы решаем завтра пойти в учетный маршрут, во время которого отмечаются все пересекаемые тропой следы. Протяженность маршрута 18 км, по пути надо пройти два невысоких, но все-таки перевала. Поэтому мы стартуем на рассвете, и уже в девять утра выходим с кордона Барабашевский.
Начиная с границы заповедника, раз за разом отмечаем следы колонков. Возможно, это следы одного и того же много бегавшего колонка, но для нас это неважно. Есть методика, шаг вправо, шаг влево приравниваются к расстрелу. Статистика все учтет, нужное внесет, ненужное вычеркнет.
Впереди обильные следы свинства. Я не скажу, что свиней много, – просто они оставили изрядно следов. И прошли вперед по тропе, обозначив ее и протоптав метров на двести вперед.
Выходим из поймы и оказываемся в молодом широколиственном лесу на северных склонах Гаккелевского хребта. Здесь уже основными видами являются пятнистый олень и косуля. Особенно много оленей становится после пересечения перевала из ручья Скалистый в ручей Бортников. Причем следов мишек мы сегодня не видим – похоже, все они остались в центральной части заповедника.
Зато совсем под перевалом встречаем следы крупного тигра с передней лапой шириной 11 см. Это наш старый тигр. Раз в три недели он проходит по территории заповедника именно этим маршрутом – через ключи Большой Золотой и Бортников, а затем уходит на Монгугай.
Мы тропим тигра в пяту около четырехсот метров, после чего возвращаемся на маршрут. Опять колонки, олени, лисы…
На реке Кедровой делаем привал и обедаем. Это ровно середина маршрута. Доширак, колбаса, пирожок с черемухой (спасибо Юле, жене Дениса) плюс сникерс с чаем. Сникерс, кстати, очень хороший перекус на таких маршрутах – рекомендую.
Начинаем подъем ко второму перевалу. Высокоствольный хвойный лес, которому, возможно, более двухсот лет, – заповедное ядро территории. Кедры, пихты, лианник… Сверху доносятся крики японских журавлей – они летят на зимовку в Японию и Корею. Наряду со стерхом, это одна из самых редких птиц России. Пути ее миграции проходят прямо над заповедником.
Колонки, олени, лисы…
Подъем на перевал выходит пологим и удобным. Над нами летят стаи журавлей – их тоже поджал снежок. Домой торопятся. Как и я, живут на два дома. Переваливаем в ключ Большой Золотой. В стародавние времена в этом ключе мыли золото. Потому он Золотой и есть. Кстати, время от времени призрак Желтого Дьявола всплывает у нас в заповеднике. В прошлом году инспектора нашли схрон с кайлом и лопатой. Но судя по всему, содержание здесь ничтожное, и лоточники ничего не добьются. Ага, лоточников нам только не хватало. При всем многообразии наших нарушителей. Кстати, а сколько их у нас?
Привал.
Предлагаю Денису: «Давай посчитаем наших жуликов по «типам». Нарушителей в заповедниках принято звать «жуликами», ага. Это «мясники» (то есть мясные браконьеры); «корневщики» (сборщики женьшеня, сюда же отнесем сборщиков чаги, элеутерококка, аралии и прочих таежных богатств); «шишкари» (то есть, сборщики кедрового ореха); «энтомологи» (собиратели экзотических насекомых – да-да, не смейтесь, это очень специфическая напасть экзотического региона). Ну и все остальные попутно...
Снова кричат журавли. Под перевалом Большого Золотого все вытоптано оленями. Через десять минут спуска вижу удирающую парочку. Все-таки подшумели.
Начинает смеркаться. А торопиться нельзя – мы отмечаем в дневнике каждый пересекаемый след, который надо еще и определить. В тот момент, когда стемнеет настолько, что следы станет невозможно различать, я закрою учет.
Впереди странный хриплый визг. Мы останавливаемся. Кабаны! У них начало гона. Впереди семь здоровенных мохнатых тварей кружатся в хороводе, визжат, пыхтят, рычат. Происходит это все метрах в восьмидесяти. Из кустов то и дело выныривают крутые лохматые горбы. Денис наводит на «свадьбу» фотоаппарат, но не снимает: зверей видно плохо, и они все время в движении.
«Свадьба» постепенно смещается вверх по склону, освобождая нам дорогу. Но только мы трогаемся в путь, как слышим резвые шаги навстречу. Одинокий секач! Он явно торопится к своим визжащим и пыхтящим сородичам. Но должен пройти минимум в двадцати метрах мимо нас. Мы замираем.
Кабан проходит мимо – грузный, мохнатый, черный и вонючий, как черт. Неожиданно встает. Смотрит в нашу сторону. Мы стоим неподвижно. Этот фокус у меня опробован сотни раз на самых разных зверях. Млекопитающие в большинстве своем не реагируют на объект, если он не пахнет и не шевелится. Медведи на Охотском побережье проходили в пяти метрах мимо нашей съемочной группы с наветренной стороны, если мы не шевелились.
Однако секач понимает, что в природе происходит что-то «не то», и это «не то» находится от него совсем рядом. Он направляет в нашу сторону свое вытянутое рыло, начинает двигаться вперед. Останавливается метрах в семи, продолжает рассматривать. Но тут с сопки доносится визг резвящихся свиней, и хряк рысцой устремляется к вожделенной самке.
Мы переводим дыхание.
– Он у меня уже в объектив не входил, – смеется Денис.
Продолжает темнеть.
– Похоже, вечер закончится любимым цирковым номером, – смеюсь я. – Выход с фонариками. Никто не любит, но иногда приходится.
Следы на краю реки. Крупные круглые пальцы, накатано.
– Енотовидка или выдра? – сомневается Денис.
– Выдра, – уверенно говорю я. Хотя в местных следах я разбираюсь хуже Дениса.
– Почему такая уверенность?
– Биотоп – выдрячий, манера ползать брюхом – выдрячья, след похож на выдрячий.
– Резонно.
Темнеет совсем. Закрываем учет и выходим на дорогу. Машины из заповедника нет, она почему-то задерживается. Напротив призывно светятся окна воинской части. Заходим, представляемся, и через полчаса гостеприимные хозяева кормят нас перловкой с тушенкой. День прошел не зря.