Одна – советская (именно советская, а не российская), другая – американская. Советская возникла из-за нашей всегдашней бедности, малочисленности, по сравнению с западом, дичи и различных ограничений типа суточных норм добычи.
Советский папаша, решив приобщить сынишку к охоте, покупал ему одностволку и начинал брать его с собой. Сначала выстрел по вороне, затем, в зависимости от пристрастия отца, несколько выстрелов по подсевшим уткам или по подманенному рябчику. Потом выезд на зайчика с одним выстрелом в сезон и стояние на тяге, где, может быть, протянет один–другой вальдшнеп. С возрастом приобреталась (чаще дарилась) двустволка, а выезды на охоту увеличивались количественно и, главное, качественно. Если отец имел определенный вес в охотничьих или административных кругах, то прибавлялся один выезд в сезон на копытных. В городах, где наличествовал стрелковый стенд и проводились коллективные бесплатные соревнования для всех желающих, в процесс подготовки добавлялась пара серий стрельбы по тарелочкам. Так медленно, с годами (практика-то мизерная) происходило становление молодого стрелка.
Человек, в солидном возрасте решивший заняться охотой, пропускал стадию одностволки, при желании чаще посещал стрельбище, но в целом его подготовка шла по тому же пути.
Американский родитель сразу же вручает своему отпрыску помповик или самый современный полуавтомат и сажает его в скрадок на гусей, выставив вокруг две сотни чучел и снабдив тремя сотнями патронов, которые тот и расстреливает за день. Находясь рядом, старший охотник показывает, как надо стрелять, поскольку сам уже классный стрелок, имеющий многолетнюю практику такой стрельбы. Естественно, процесс подготовки стрелка ускоряется в разы. На следующей охоте сынок занимает утиный шалаш, где от стрельбы раскаляется ствол, а дальше поход в лес со стрельбой по оленям на выбор. Параллельно на стрельбищах расстреливаются сотни патронов по тарелочкам.
Немецкий егерь (я могу судить только о восточных немцах) записывал сына в кандидаты в охотники, где тот проходил годичный стаж помощника охотника без права выстрела. Он ходил в загон, проводил учет животных с вышек и т.д., а главное, учился стрелять в тире. Через год отец с сыном выходят в поле, где опять-таки без ограничений стреляют косуль, кабанов и оленей, проводя либо селекционный отстрел, либо на сдачу государству. На утиной охоте битая дичь также сдавалась государству, поэтому и на ней патроны расстреливались сотнями.
На заячьей охоте три–четыре десятка добытых зверьков на 5–6 охотников также были нормой, поэтому, как мы понимаем, научиться стрелять по зайцу немецкому мальчишке (и, кстати, девчонке тоже) не проблема.
В сегодняшней России, когда появилось множество богатых и очень богатых людей и стало модным считаться охотником, многие из них предпочитают американскую подготовку, а остальные обходятся совсем без нее. Вот, например, что сказал в интервью журналу «МастерРужье» известный предприниматель Сергей Лисовский: «Когда мне подарили на день рождения первое ружье, я сразу же отправился в Африку, чтобы настрелять как можно больше зверей и украсить свой дом трофеями, как у Павла Гусева». Так и большинство обеспеченных людей, причислив себя к охотникам, сразу же обзаводятся новейшим полуавтоматом, современным карабином с ночным прицелом и, наплевав на всяких куличков – зайчиков, едут стрелять гусей или кабанов с вышки. Недавно один такой охотник признался, что ему не нравится загонная охота: то ли выйдет зверь, то ли нет, а на вышку ему обязаны предоставить кабана или медведя. Очень быстро растет количество серьезных, на их взгляд, трофеев и, соответственно, возрастают слава и вес такого охотника в определенных кругах.
И, кстати, искусство стрельбы при такой практике тоже растет довольно быстро.
Значит ли это, что западная система подготовки лучше, чем советская? Мой ответ – однозначно нет. Ведь именно в результате такой подготовки мы и имеем тот контингент охотников, который дискредитирует саму охоту в глазах остальных людей. Именно они стреляют на любые расстояния и по любой дичи, независимо от сезона. И не потому, что такие жадные. Просто, став стрелками, они не стали охотниками. Именно пропущенные кулички – зайчики не позволяют им понять всю прелесть истинной охоты. Я не осуждаю таких охотников, я их жалею. Они не подозревают, как много потеряли. Им не довелось испытать радости от первой, пусть незавидной, добычи. Они не знают, что такое первая утка, первый заяц, первый вальдшнеп на тяге. Разве может человек, первой добычей которого стал жираф, испытать трепет от хорканья вальдшнепа и бормотания тетерева. Вздрогнуть от хлопанья крыльев вырвавшейся из-под ног утки или шлепка селезня возле подсадной. Оценить стойку легавой или голос гончей. Все это для них безвозвратно утеряно.
Поэтому, обращаясь к сегодняшним отцам, желающим приобщить свое чадо к охоте, рекомендую – не торопитесь подставить под ствол своего мальчишки слона, даже если у вас есть такая возможность. Не лишайте его радости пройти весь путь становления охотника от начала до конца. Одностволку, разумеется, можно опустить, не те сегодня времена.
Теперь о практической стрельбе на охоте. Думаю, могу порассуждать на эту тему, поскольку прошел обе школы, начиная от одностволки в восемь лет и заканчивая сотнями гусей, добытых в Германии, плюс 20 лет профессиональных занятий стендовой стрельбой.
Для начала замечу, что все сказки о замечательных стрелках, попадающих всегда и в любую дичь, сказки и есть. От промахов на охоте не застрахован никто, именно этим и интересна охота. В любой момент там может сложиться ситуация, когда даже самый замечательный стрелок не сможет ничего сделать. А просто стрелок – плохой охотник, скорее всего, сам себя поставит в такую ситуацию или его поставит в нее зверь или птица. Другими словами, для достижения наибольшего эффекта от выстрела важен не столько выстрел, сколько правильно выбранный момент для него.
Примеров тому сколько угодно. Скажите, почему столько промахов и столько подранков происходит на загонной охоте по лосям? Разве трудно попасть в такого большого зверя на 30–40 шагов? Поставьте макет лося в поле на 50 метров, и в него попадет любой мужчина, даже не охотник. Да потому, что живой лось это не мишень, а лес, где происходит загон, не чистое поле. Задача охотника (не стрелка) не подшуметь идущего на него зверя, напустить на верный выстрел, вытащить его на чистый прогал, оценить ситуацию (безопасность, соответствие предполагаемого трофея лицензии), а вот дальше включается стрелок.
Совсем недавно на загонной охоте мой товарищ, достаточно сильный стрелок, произвел 8 выстрелов (с дозарядкой полуавтомата) по бегущим подсвинкам. Два упали, пораженные в сердце, остальные 6 пуль все (!) были в деревьях перед стрелком. Именно стрелком, потому что получается – охотник он никудышный.
Вадим Иванович Жибаровский подметил, что термин «досадный промах» в ходу только у стендовиков. Конечно, какая досада может появиться у легашатника после промаха, по коростелю например. Скоро собака поднимет другого, а нет – так третьего.
А что вы скажете о такой ситуации? В 70-е годы мы с отцом ездили охотиться на лисиц с флажками к егерям Дубакиным. Всю предварительную работу делали они. Разыскивали свежий след, обходили зверя, зафлаживали и гнали, за нами оставался только выстрел. Добытая пушнина шла егерям в награду за труд, мы же получали удовольствие от охоты. Как вы думаете, имел я право на промах по зверю, стоимость которого в два раза превосходила месячный оклад егеря? Дядю Витю Дубакина не волновали мои действия – зверь выставлен на номер, значит, должен лежать. Промах по лисице в этой ситуации был бы не просто досадой, а истинной катастрофой. Я так дрожал, стоя на номере, боясь не только промазать, но и подшуметь лисицу, что теперь мне выход любого зверя не страшен. Вот это была школа.
Охотники со стажем помнят, что означал для охотника промах по лосю на загонной охоте. Лицензия, вымученная целым коллективом, годом трудов праведных закрывалась, а стрелок покрывался несмываемым позором. Это ли не досадный промах?
Кстати, о лисице. На мой взгляд, это самый трудный для стрельбы в лесу зверь. Казалось бы, что сложного попасть в этого относительно крупного зверька дробью на 20–40 шагов. Для хорошего стрелка это совсем не проблема. Беда только, что хорошему стрелку и плохому охотнику лисица, скорее всего, совсем не предоставит возможность выстрела. Нет более чуткого и осторожного зверя, когда он идет из загона или под гончей. Малейшее неосторожное движение стрелка, легкий шорох или скрип снега, и она исчезла. Вот только что была здесь, бежала – и ее нет. Можете стрелять по елкам, сугробам, в то место, где только что была лисица, ее вы больше не увидите. Точно такую же картину можно наблюдать на волчьей облаве, только здесь ценность добычи несоизмеримо повышает ответственность за выстрел.
Сидишь у привады, караулишь лисицу или волка, и вот зверь появился. Остается поднять ружье, прицелиться – и он твой. Медленно поднимаешь ствол, но вдруг в ночной мертвой тишине раздается предательский скрип сидушки, лязг антабки на неснятом погоне, хруст замерзшей куртки, и все, была мишень для стрелка и нету.
Иногда говорят, мол, вот замечательный стрелок, как ловко он сбивает уток из шалаша. Должен заметить, что стрельба по уткам и гусям одна из простейших на охоте. Проще может быть только стрельба коростелей и молодых тетеревов из-под стойки легавой. В обоих случаях минимум помех, полет же у одних прямолинейный, а другие похожи на теннисный мячик, брошенный рукой пятилетнего ребенка.
Более сложная стрельба по уткам на зорях со слабым освещением, на проседающей почве под ногами и, как это ни кощунственно звучит, на большие расстояния. Да, да, очень мало кто умеет стрелять на дальние дистанции! Виной всему неправильное мышление. Многие думают, что, поскольку с увеличением дистанции увеличивается разброс снопа дроби и, соответственно, площадь поражения, то можно не утруждать себя тщательным прицеливанием, контролем за поводкой и другими тонкостями стрельбы влет. Достаточно бухнуть в направлении гусиной стаи, и, глядишь, какая-то картечина в какого-нибудь гуся попадет. И почему-то удивляются, когда этого не происходит. Как и по одиночной цели, погрешность в прицеливании, не страшная на малых и средних дистанциях, с увеличением расстояния уводит сноп далеко в сторону от цели. Даже чуть-чуть открытая или утопленная планка уже на 50 метров гарантия промаха.
На ранних утренних и поздних вечерних утиных зорях, при стрельбе в сумерках процент попадания у большинства стрелков очень низок. А ведь именно при сложной стрельбе по силуэтам, когда не виден подлет птицы, не видно ружья и нет времени на подготовку к выстрелу, выявляется класс стрелка. Но такую стрельбу трудно наблюдать со стороны и оценить мастерство охотника.
К слову, стендовики хорошо стреляют (из-за специфики полета тарелочек) на ближних и отчасти на средних дистанциях, для стрельбы же на дальние расстояния нужна специальная подготовка, большая ответственность к каждому выстрелу и практика результативных выстрелов. Отличной подготовкой к дальней стрельбе являются специализированные площадки «спортинга».
Самой же сложной, на мой взгляд, является отнюдь не стрельба по бекасам – при известной сноровке и длительной практике ее нетрудно освоить, а стрельба с помехами ландшафта, а именно в лесу.
Петр Зверев в статье об охоте на рябчика написал, что стрельба влет по вспугнутому рябчику невозможна из-за плохой видимости в лесу. Внесу одну поправку – она возможна, но очень трудна. Скажу больше, и я, и большинство моих друзей-стендовиков по-другому и не охотимся на рябчика. Не от хорошей жизни, конечно, и, тем более, не из пижонства. Просто годы, проведенные на площадках стендов при непрерывном грохоте выстрелов, ослабили слух, и мы, увы, не слышим свиста рябчиков.
Действительно, поднявшийся с земли или из лунки рябчик лишь на долю секунды появляется в чистом прогале и тут же старается нырнуть в елки. Здесь, конечно же, важна быстрая реакция, которая есть у стендовиков, но не только. И в этой ситуации очень важен выбор момента для выстрела. Можно сделать быстрый безрезультатный дуплет, и после этого рябок выскочит на чистину, а можно затянуть с выстрелом, выжидая удобный момент, но птичка больше не покажется.
Здесь определенную помощь окажет полуавтомат, но не для стрельбы по площадям (она всегда бесполезна), а для поправки неверных выстрелов. Сейчас поясню, что я имею в виду. Если на спидометре вашей автомашины обозначена скорость 200 км в час, то это не значит, что вы всегда должны ездить с этой скоростью. Дополнительная мощность двигателя нужна для экстренных случаев, например на обгоне. Так и дополнительные патроны вашего полуавтомата должны служить для дострела подранка, поражения нескольких целей на доступном расстоянии (волки, несколько незакрытых кабаньих лицензий, единственный гусиный налет), осознанной правки после промаха.
Этой зимой (возможно, от мороза) у меня на автомате подсела подающая пружина магазина, и по лесу неделю пришлось ходить с одностволкой. Примерно раз-два в день я поднимал рябчика. Засыпанный снегом елочный подрост стоит стеной, но именно в нем и прячутся рябчики. Одного из трех я брал, одного мазал и еще одного не стрелял, поскольку не мог выбрать момент и опаздывал. Работающий автомат, думаю, поднял бы процент в мою пользу. Да, были еще рябчики, которых я путал с сойками, и поэтому не стрелял, но это к стрельбе не относится.
Безусловно, сложна стрельба по зайцу, но не по русаку в поле и не из-под гончей, а по неперелинявшему беляку с подъема по чернотропу. Во-первых, элемент неожиданности. За день, два, а то и три дня охоты может подняться только один заяц и, как правило, в самый неподходящий момент. Часто беляк ложится в густых завалах и мелком ельнике, где видимость ограничена, и уходить старается, пользуясь укрытиями. Тем не менее охотник всегда должен быть готов к выстрелу и уметь произвести его, пользуясь малейшим просветом. Вот что я называю умением стрелять.
И когда после многих километров скитаний, надежд и разочарований поднимешь беляка да промажешь, такая горечь накатывает, что считать этот промах рядовым как-то не хочется. Самое обидное, что шанса поправить его в этом году может и не представиться. Какой же это промах, как не досадный?
Сильным стрелком может считаться не тот, кто сделал хороший выстрел, а тот, на которого можно положиться, который не допустит промаха в самый ответственный момент, сославшись на непредвиденные обстоятельства. Можно сколько угодно смеяться над пижоном в перчатках, но я таким образом исключаю эти обстоятельства. В перчатках руки не скользят в жару и дождь, очки защищают от солнца, затемненное лицо не сверкнет и не отпугнет гусей, мягкая одежда не зашуршит при движении, идеально подогнанное ружье не зацепится за нее. И наоборот, когда неподготовленный раздолбай с абы каким ружьем и патронами встанет на номер, он сведет на нет труд десятка загонщиков тем, что прозевает или промажет зверя. И правильно сейчас поступают, серьезно штрафуя за это.
В завершение повторюсь – от плохих стрелков и охотников, как это не парадоксально, на мой взгляд, гораздо больше вреда на охоте, чем от подготовленных.