Что же касается чудаков, то понятие это общеизвестное, чудачество человеческое безгранично и многолико. В нашем случае речь идет об увлечении или, пожалуй, даже страсти – фотоохоте.
Будучи по молодости охотником-натуралистом и став впоследствии зоологом, сменил ружье на фотокамеру, о чем не жалею. Надо заметить, что фотоохота – занятие более сложное, чем охота с ружьем. Тут освещение очень важно, подобраться к птице или зверю гораздо ближе требуется, чем на выстрел. Порой в скрадке сутки сидеть приходится, чтобы момент для нужного кадра выждать. Много неудобств сопутствуют фотоохоте. Палаточный быт, жара и холод, концентраты вместо нормальной пищи. Вдобавок клещи, комары и прочая зараза, коей в природе вдоволь. Бывает, что умоется человек с росных трав поутру, а в результате – геморрагическая лихорадка, гибельный сбой в работе почек. Но это так, для общего сведения, к вопросу о чудаках – фотоанималистах. Непростое и небезопасное дело – диких животных в природе снимать.
О поездке в степь, за Саратов, договорились заранее, еще зимой. Накануне отъезда двое из пятерых отпали, собрались в дорогу втроем. Путь не ближний – тысяча километров по нашим дорогам, да еще «соловьи-разбойники» в лице дорожной полиции не зевают. Только с нас пять тысяч «налапных» сняли, как с куста. И все же, вопреки дорогам российским и гаишной напасти, до места добрались благополучно, часам к десяти утра следующего дня после отъезда из Москвы.
Спутники мои – Игорь, водитель и хозяин импортного внедорожника, человек молодой, но уже опытный фотограф и его друг Митя, начинающий фотоохотник – сразу после завтрака на природе тут же и спать повалились, по-богатырски раскинувшись. Мне не спалось, пошел побродить. Для меня эта поездка сюда, в степь, была четвертой кряду. Не везло с дрофой, снимал птиц в прошлые поездки, но все не то: либо утром рано, на рассвете, при слабом освещении, либо погода подводила – дождь и холод, птицам не до тока. Теперь хотелось снять дроф как следует.
Вышел в поле, осмотрелся. Неподалеку от лесозащитной полосы, у которой мы разбили свой лагерь, заметил на озимых остатки скирды, копенки малые, а рядом с ними десятка полтора дроф, отдыхающих после утреннего тока. С утра они широко по зеленям разбредаются, токуют врозь, далече друг от друга, а к полудню собираются в табунки, кормятся.
Угадать, в каком месте дрофа на следующее утро токовать будет, очень трудно, дело это непредсказуемое. Да и по годам место тока меняется. Подойти к птицам близко немыслимо. Чуть заметят машину или пешехода, загодя, метров за пятьсот, уходят пешком прочь или на крыло – и с глаз долой.
Глядя на птиц в бинокль, дождался, когда ушли они по склону за свал горизонта. Пусто на поле, только жаворонки в небе заливаются да одинокий суслик желтым столбиком на зелени всходов торчит. Добрался до соломы на поле. В одной из куч вырыл себе ямку до земли, нарастил стенки повыше, набросал сверху сухих веток и соломой все это присыпал. Соорудил засидку с бойницами на четыре стороны света. На том дело и кончилось.
Садиться в засидку надобно с вечера. Дрофы утром затемно на поле прилететь могут. В укрытии и ночевать до первых перепелок и жаворонков приходится. Но все пошло не так, как думалось. С вечера дело не заладилось. Наш товарищ, Игорь, сразу после ужина глаз поранил, на сухую ветку в темноте напоролся. С больного глаза хворь на соседний перекинулась, не может глаз открыть человек, врачу показываться надобно.
Делать нечего, собрались, отвезли нашего пострадавшего товарища в районный центр, в больницу. Назад вернулись уже поздно ночью. Полегчало парню, глаз цел, только ранка на роговице. Обошлось, одним словом.
Под утро пошел в скрадок. Темень несусветная. До места километра два с половиной. Без фонаря, чтобы дроф не распугать, на ощупь место нашел. Забрался внутрь убежища, пылища жуткая, дышать нечем, тесно. Метр на метр берлога, не больше. Свернулся калачиком, вздремнул часок с мышами по соседству, а там и птицы запели.
Просидел в скрадке часов до одиннадцати. Дроф рядом не видно, далеко в поле и у горизонта ходят, а в мою сторону не идут. Осторожничают, копна-то выше стала моими стараниями. Пообвык в тесноте и пыли, жара сморила, задремал даже. Глаза открыл, глянул, а птица, взрослый самец, метрах в пятидесяти, прямо передо мной на куче соломы стоит и пристально на мою копну смотрит. И откуда только взялась, как из-под земли явилась. Замер, дышать боюсь, не спугнуть бы.
Осмотрелся дрофач, успокоился и стал неспешно кормиться, подходя ко мне все ближе. Тут уж время терять нельзя. Отснял кадров сорок, а он, не останавливаясь, идет прямо на копну. Прошел рядом, в полуметре. Поступь тяжелая, как у командора из «Каменного гостя». Или мне так от волнения показалось? Зашла птица за скрадок, и тишина. Куда делась? Стоит рядом или дальше пошла? Шевелиться боюсь, услышит шелест соломы – пропало дело. Подождал пару минут, глянул вокруг, нет птицы, как сквозь землю провалилась.
Ближе к вечеру еще самец с самкой явились, но ближе полусотни метров не подошли. Ну и на том спасибо, могло и этого не быть. Вскоре и Митя у лесополосы объявился. Дрофы, что в отдалении на поле кормились, увидев его, ушли за горизонт. Засветло из копны вылез, а не то пришлось бы в ней сидеть до темноты.
Следующие три дня погода нас баловала. Поездили по округе, журавлей-красавок поснимали, но с дрофами больше близко свидеться не пришлось, не сложилось токующих птиц снять. Вскоре и погода испортилась. Что делать, не все сразу. На следующий год, весной, вернемся в степь, попытаем счастья. Глядишь и повезет!