Я ждал северную утку. Как же я ее ждал! Лето-2000 выдалось совсем не утиным в наших местах. На открытии была пара дуплетов на Вороньем болоте, пара где-то у станции — и все. Я взял совершенно случайно двух кряковых — одну на подъеме, одну на посадке, и охота кончилась для меня надолго. Я уверен, что мне еще повезло с трофеями. Утки не было в августе. Не было ее и в сентябре. А я стремился в свои места каждые выходные, я вырывался с работы в будни, я протоптал почти кабаньи тропы в лопухах и крапиве, окружавших мои пруды... Не было ни одного подъема! На вечерней заре ни одна птица не просвистела надо мной своими крыльями. Я не слышал уток! Прошел сентябрь, минула половина октября , а я так и не услышал над собой звука утиных крыльев. И здесь, на первый взгляд, нелепая мысль посетила меня — наверное я оглох! Нет, не оглох совсем, чтобы ничего не слышать, а перестал слышать высокие частоты. Надо проверить слух, решил я!
Люди придумали огнестрельное оружие для поражения врага, для охоты. Но мало кто задумывался над тем, что в результате выстрела первым страдает сам охотник — поражается его слух! Наше ухо состоит из наружной, средней и внутренней частей и каждая часть важна по-своему. Внешние колебания, собираемые ушной раковиной,через наружный слуховой проход попадают на барабанную перепонку. Это тонкая мембрана, толщиной 75 микрон, связана с тремя слуховыми косточками — молоточком, стременем и наковальней. Внешние звуки заставляют мембрану вибрировать, а косточки усиливают вибрацию и передают ее на внутреннее ухо. Здесь находятся датчики — волосковые клетки, и уже от них сигналы поступают в мозг и воспринимаются нами как звуки. Мы слышим колебания с частотой от 12 до 20 000 Герц. Этот спектр включает в себя речь, музыкальные тона от низких басовых до самых высоких, почти писка. Допустимая интенсивность звука -140 децибел, после этого порога возникает боль и необратимые повреждения .
Вы, конечно, изучали физику выстрела под названием баллистика. Но никакие книги по баллистике не оценивают звук выстрела — идущую с зарядом волну вследствие образования пороховых газов. С точки зрения физики, звук выстрела — это интенсивный импульс с крутым передним фронтом нарастания и широким частотным спектром. В принципе у нашего уха есть природный защитный механизм: при сильных звуках мышца стремени сокращается и ослабляет вредное воздействие. Но это ослабление ограничено и, главное, наступает с опозданием на 40 — 150 миллисекунд. А звук выстрела достигает уха стрелка уже через 3 — 5 миллисекунд. Таким образом, природная защита не успевает сработать, и вся энергия звуковой волны поступает на барабанную перепонку и внутреннее ухо. Возникает хорошо знакомая реакция — вздрагивание, зажмуривание глаз, оглушенность с закладыванием ушей и внутренним звоном. И парадокс! Вследствие защитных механизмов ухо стрелка страдает меньше, чем ухо рядом стоящего человека: ведь стрелок знал, когда он нажмет на спуск, а стоящий рядом нет! Это еще раз о «пользе» стрельбы по бутылкам в хорошей компании. Даже у здоровых людей после сильных звуков слуховая чувствительность падает. А на ее восстановление требуется от 2-х минут до 150 дней При этом первым у стрелков выпадает восприятие высокочастотных звуков.
Я ждал северную утку. Прошел октябрь. За это время я успел съездить в Тверскую и в Новгородскую области, получив удовольствие от мест, знакомых по прошлым охотам, но меня неумолимо тянуло к своим прудам. Я вспоминал, как однажды, лет 5 назад оказавшись на Новгородчине в начале ноября по чернотропу, встретил там выпавший сразу 40-сантиметровым слоем первый снег и валовый пролет северной утки. Я ждал северную утку! Я по несколько дней слушал сводки погоды: в Мурманской, Архангельской и Коми устойчиво держались плюсовые температуры. Охотничьи дни без выстрела стали мне надоедать.
Для повреждающего слух звука важны три параметра — частота (длина волны), интенсивность и длительность . Нужно знать, что
1) сильный звук 1 раз в минуту повреждает в 6 раз сильнее, чем один раз в день;
2) первый звук повреждает сильнее повторных;
3) сильный звук в тишине повреждает в несколько раз сильнее, чем в шумовом окружении;
4) импульсный звук повреждает сильнее чем постоянный.
Это касается молодых людей. С возрастом же тучи начинают сгущаться. Плохо слышит наш постоянно охотящийся первый президент. А президент Клинтон пользуется слуховым аппаратом. Если же у человека развилось простудное заболевание с заложенностью ушей и выделениями из носа, то один-единственный выстрел может стать для него роковым.
Все это хорошо знают наши стрелки-стендовики: постепенно для них бледнеет и беднеет звуками окружающий мир, а они становятся инвалидами по слуху . Правда, это нигде не фиксируется. Ведь признание этого факта означает признание профессиональной болезни и назначение специальной пенсии. А за стрелками-стендовиками потянутся за доплатами все, кто стреляет по долгу службы. Но стендовики первыми научились и защищаться от вредного звука. Еще в XVIII веке стрелки закладывали в уши кусочки воска, позже вставляли в уши стрелянные гильзы. В XX веке появились промышленным образом приготовленные вставки в уши (беруши), вкладыши для музыкантов, и, наконец, антифоны — специальные полусферические наушники, сначала простые, а затем и с электронной начинкой, позволяющей звуки фильтровать. Антифоны для непрофессионала недоступны и очень дороги. В последнее время и наша наука продвинулась в этом направлении. Так, в лаборатории «Мелфон» делают сегодня защитные индивидуальные ушные вкладыши, надежно защищающие от самых опасных звуковых частот при выстреле. По оценкам охотников, испытавших мелфоны, выстрел из ружья 12-го калибра воспринимался ими как громкий шелест. При этом, за счет специальных отверстий, сохраняется возможность общении с товарищами, с тренером и т.д.
....Я приехал на свои пруды после ноябрьских праздников и двинулся по любимому в прошлые годы маршруту. Почти сразу же что-то насторожило меня, но вначале я не понял, что именно. Только минут через пять я до меня дошло — за мной следит с окружающих деревьев несколько десятков птичьих глаз. Причем, если раньше вороны при виде меня тут же снимались с деревьев и с карканьем улетали, то эти вели себя заинтересованно и смирно. По 5 -10 штук они сидели на каждом дереве и подпускали меня на 10-15 метров. Я понял — это была северная (!) ворона. Я опять впустую обошел свои пруды и устроил северным гостям , всегда относимым к разряду «пернатых хищников», настоящую Варфоломеевскую ночь, расстреляв за 5 минут весь патронташ. На следующий день у меня заболело ухо, почему-то левое, и я поехал к коллеге, специалисту по слуху.
Автор приносит благодарность за помощь в написании статьи своему другу и замечательному охотнику, врачу-сурдологу Сергею Эмильевичу Кербабаеву.