Главную осеннюю зорьку провели мы в прошлом году на Щучьем озере, что затерялось в степи по левобережью Сырдарьи.
А нашел его — совершенно случайно — лет пять тому назад художник Бобров. Возвращались мы как-то домой с реки без “чешуи и хвоста”, — хоть бы пескаришка какой ради смеха попался, — и были, конечно, немало раздосадованы неудачей.
За кабиной “Газика” по обе стороны расстилалась верблюжья степь. Ни кустика, ни лоскутка тени. Только знойное солнце над головой да пухлый шлейф пыли по бокам нашего “лунохода”, как окрестил свою машину шофер Валера.
И вдруг в небе показались две белые цапли. Этаких два вытянутых перистых облачка. Они шли на снижение чуть правее нашей колеи.
— Стоп! — обронил Бобров. — Едем вслед за цаплями. Там должна быть вода.
Так мы отыскали в степи огромное “сердцеобразное” озеро, окаймленное невысоким тростником, в просветах которого озорно поблескивала вода. Чистая-чистая, индигового цвета.
Потом мы узнали, что озеро каждую весну подпитывали мутные воды разливавшейся Сырдарьи. За долгое лето она отстаивалась, принимала небесную окраску.
В тот же вечер мы раскинули свой бивуак на берегу безымянного озера — и не пожалели. К утру наши садки были набиты щуками. Каждая как на подбор — по полтора-два килограмма. Щелкают острыми зубами, бьют тугими хвостами. Это была неожиданная, а потому незабываемая рыбалка.
С тех пор мы называли незнакомое озеро Щучьим. Хотя, приезжая в разное время, мы ловили там и карасей, и судаков, и сазанов, и красноперок. А однажды Бобров вытащил даже змееголова. Весомого, килограмма на три. И мы с Валерой незамедлительно прибежали поглазеть на “крокодила” сырдарьинских плавней. Но нас удивил не столько сам змееголов — их мы ловили и покрупнее — а то, как он попался.
А попался хищник на поводок, на резку. Поводок был порван, видимо, в схватке. И змееголов бы, конечно, ушел, если бы не зацепился брюхом за основной второй крючок-тройничок. И только ювелирное мастерство Боброва помогло ему осторожно вытянуть сильную рыбину на берег.
Однако я хочу вернуться к той славной осенней зорьке, которую провели мы в прошлом году на Щучьем озере. Шел в основном карась. Серебристый, с добрый лапоть, как сказали бы в старину.
Когда на высоком сентябрьском небе чешуйками замерцали звезды, Бобров вытащил из воды удочку, отряхнул штаны и сказал:
— Баста! Пора готовить уху... — и первым, подавая пример, отправился за хворостом.
За ним последовал шофер Валера. Я — по устоявшейся традиции — отправился к воде чистить рыбу и картошку.
И вот, когда все уже было приготовлено для ухи и костер веселым пламенем пыхнул навстречу звездам, выяснилось самое огорчительное: три взрослых серьезных мужика впервые за долгую походную жизнь допустили непростительную ошибку. В спешке, понадеявшись друг на друга, мы забыли прихватить из города канистру с питьевой водой. Озерная вода для этого не годилась, была чересчур солоноватой. А ехать ночью по степи до ближайшего селения не имело смысла: можно было попросту заблудиться.
А тут еще Валера скис.
— Нет, братцы, вы как хотите, а я не признаю рыбалку без ухи.
Настроение шофера передалось и мне. Смотрю, и Бобров приуныл — повесил нос.
Вот досада так досада... Как же быть?
И тут вдруг наш приятель решительно направился к своему внушительному рюкзаку. Порылся в его “утробе” и извлек на свет большой китайский термос.
Мы с Валерой непонимающе переглянулись: уж не чай ли собрался пить Бобров в знак протеста?
— А ну доставайте свои термосы! — вдруг живо скомандовал он.
Что-что, а термосы с горячим заваренным чаем — спасибо женам! — к счастью, у нас у всех были.
Бобров вылил в котелок чай из двухлитрового термоса, я последовал его примеру. Котелок оказался полным. Так что Валерин термос с чаем не понадобился. Пусть уж лучше он послужит по прямому назначению.
Костер вспыхнул с новой силой. И, как показалось нам, даже веселее. Сухой хворост будто пел. Яркие искры смешивались с отсветом звезд.
Вскоре карасиная уха с несколькими судачками и красноперками поспела. Сдобренная душистым перчиком и лавровым листом, она отрезвляюще кружила головы. И это послужило закономерным толчком для Боброва опять пойти к спасительному рюкзаку, в недрах которого хранилась уже другая емкость, и с другой жидкостью.
— Ну, как теперь-то ты признаешь рыбалку? — спросил довольный Бобров загрустившего было шофера.
— Как не признавать? — хитро подмигнул тот. — Рыбалка-то у нас с ушицей... Настоящая... Хоть и чайная...
А уха, приготовленная на чае, действительно получилась бесподобной. Такой никто из нас ранее в жизни не едал. И скоро на маслянистом дне котелка ничего не осталось. И было не понять — то ли мерцают там чешуйки от рыбы, то ли отражаются низкие осенние звезды...