Можно взять с собой резиновые сапоги с длинными голенищами - все зависит от места, где будете ловить утят. Впрочем, сапоги брать не обязательно - с ними может случиться история, которая произошла с сапогами Семена Семеновича.
Ранним утром мы наскоро пьем чай, взваливаем рюкзаки со снаряжением, котелками и едой и выпихиваемся на улицу. Мы - это я и егерь Николай Петрович Ожидаев. Идем к Яхромским старицам. От нас они в двух часах хорошей ходьбы. По нашим представлениям это недалеко, и все же мы не отказались бы выиграть лишний час, подъехав на попутной машине. Несколько раз мы оглядываемся назад и вдруг замечаем на дороге облачко пыли. Мы останавливаемся. Петрович нетерпеливо переступает с ноги на ногу.
- Так это же машина Семёна Семёныча, его «Москвичонок»! Как это я сразу не узнал? Солнце, наверное, помешало.
С Семеном Семеновичем я уже знаком. Давний приятель Петровича, в прошлом военный врач, а сейчас преподаватель фельдшерских курсов; он хорошо известен в районе любителям охоты и рыбной ловли. За глаза, а иногда и в глаза его называют попросту Сем Семыч. Он не обижается.
Из «Москвича» первого выпуска с некоторыми трудностями вылезает небольшого роста толстый мужчина лет пятидесяти в поношенном пиджаке, выцветшей шляпе и высоких резиновых сапогах редкого желто-зеленого цвета.
- Уф! Дьявольская дорога и жарища египетская, а еще утро! Что же будет днем? Вы что, в браконьеры записались? - спрашивает Семен Семёныч, подавая большую волосатую руку. Он тоже едет на Яхромские старицы.
- Откуда ты сапоги такие откопал? - интересуется Петрович.
- Не спрашивай! Решил обновить. Сын привез из Швеции. Непромокаемые и непотопляемые. Спорить могу, что других таких нет во всем районе.
Размещаемся в машине. Острые коленки длинных ног Петровича поднимаются выше моей головы. Впереди почти во всю ширину машины громоздится спина Семена Семеныча. Нас кидает из стороны в сторону.
- Ну и дорога! Сто раз в год езжу по ней, и каждый раз вижу что-нибудь новое. Вот этой колдобины прошлый раз не было!
Машина выезжает из лощины. Впереди стадо коров, лениво пережевывающих свою тягучую коровью думу. Пастухов не видно.
- Петька опять, наверное, жерлицы ставить ушел на реку. Надо их согнать с дороги...
- Подожди, Петрович, не выходи. У меня для такого случая гудок есть особенный.
Каждый шофер знает: обычный автомобильный сигнал на коров не действует.
Семен Семеныч поворачивает рычажок на щитке управления. Раздается неприятный вибрирующий звук низкого тона. Коровы как по команде перестают жевать. Головы обращены в нашу сторону.
Семен Семеныч трогает рычажок еще раз. Высота звука и его модуляции увеличиваются.
- М-м-даа! - Петрович морщится.
У меня начинает чесаться ладонь. Коровы медленно освобождают дорогу. Семен Семеныч еще раз поворачивает рычажок. Будто ножом провели по стеклу - тонкий вибрирующий сигнал ударяет в уши. Петрович стукается подбородком о собственные колени; я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заскрежетать зубами.
Коровы разбегаются по обе стороны дороги.
- Вы-вы-клю-чи с-с-вою шар-м-м-м-анку! - кричит Петрович, заикаясь и придерживая рукой подбородок. Машина трясется в каком-то мелком ознобе. Вместе с ней трясемся и мы. Семен Семеныч, убедившись, что его изобретение действует не только на коров, выключает сигнал.
Дорога спускается в речную пойму. Над лугом, висит пустельга, с криками летают береговые ласточки. Останавливаемся на поляне на берегу старицы, прозванной Кривулей за форму, похожую на запятую. На земле видны темные пятна от рыбацких костров.
Вытаскиваем свои снасти. Семен Семеныч, узнав о цели нашего небольшого похода, решительно заявляет о непременном участии в ловле и кольцевании утят.
- ... К тому же сапоги! Как вы без сапог по осоке и рогозу ходить будете? Нет, без меня вам не обойтись.
Петрович не без удовольствия соглашается. С видом полководца, осматривающего поле будущего сражения, он меряет берег метровыми шагами и вглядывается в старицу.
Одним своим концом она соединяется с рекой. Другой конец, широкий и круглый, на четверть зарос кугой, осокой и рогозом. Старица молодая, она еще не полностью отделилась от реки, и в ней заметно легкое течение воды. По песку бегают белохвостые кулички фифи.
- Откуда тут быть уткам!? - то ли спрашивает, то ли утверждает Семен Семеныч.
- Здесь, деваться им некуда! Семенычу надо зайти от зарослей и выгнать выводок на чистое место. Юрий пойдет слева, где песчаное дно. Я возьму правое крыло. Как только выводок выйдет на чистое место, я загну крыло влево, Юра свое - вправо, Семыч нажмёт спереди, и утята попадут в сеть. Тогда не зевай!
Мы раздеваемся.
Я смотрю на две фигуры и невольно улыбаюсь: широкая, почти круглая, в малиновых трусах и длинных желто-зеленых резиновых сапогах, руки сложены на груди - Семен Семеныч; длинная, жилистая, в синих трусах ниже колен, руки в боки - Петрович. Он уточняет с Семен Семенычем последние детали.
- Ты нажимай, но не пугай сильно, и не кричи громко. А то эти хлопунцы ещё, чего доброго, взлетят раньше, чем по природе положено. И осторожней - в старице есть наверняка и ямы и коряги...
Ждём, пока Семен Семеныч пройдет на другую сторону, и лезем в воду. Остывшая за ночь вода холодна, как лёд. Семен Семеныч шумно бухается в залитую водой осоку. Из осоки с криком поднимается кряковая утка и, переваливаясь с боку на бок, пролетает над головой Петровича, едва не задев его крыльями.
- Притворяется. Отвести от выводка хочет. Не тронем мы твоих желтопузиков. Ишь раскричалась! Пошли, Юрий.
Мы расходимся и по грудь в воде тянем сеть. Семен Семеныч похлопывает в ладоши и ласково покрикивает. «Лапчатые, перепончатые!» Попискивая, девять утят выплывают на чистую воду. - Ещё немного... Загибай!
Утята в панике: они лезут друг на друга, истошно кричат. Над нашими головами пролетает мама-утка. Она кричит как-то по особенному. Весь выводок ныряет.
- Прижимай шест ко дну! Шагаем на песок!
До отмели остаётся совсем немного, когда мы слышим восклицание Семена Семеныча: «Ну и лапчатые»! Позади нас выныривает утёнок, за ним другой.
- Два, четыре, семь, девять! Нокаут! - Семен Семеныч смеётся.
Петрович обескуражен.
- Ты, наверное, шест поднял?
- Да нет, не поднимал.
- Чего придираешься. Не виноват он, - защищает меня Семен Семеныч.
- Вот хитрая! Попробуй к этой утке подойти после открытия охоты, а сейчас, видишь, материнская любовь! - говорит Петрович, почёсывая будто присохший к позвоночнику живот.
- Это инстинкт, Королевский егерь! Вам хорошо на солнышке, а у меня комары.
Поёживаясь, опять лезем в воду. Повторяется всё, что было при первом заходе - ни один утёнок не попадает в сеть.
- При такой производительности твоя орнитология вылетит в трубу, а мы потеряем возможность прославить нашу Кривулю, - издевается Семен Семеныч.
- Вдруг один из окольцованных утят долетит, например, до Индии или Африки, а там его... пиф-паф...! И кольцо пришлют в Москву. А здесь шум на всю округу: «Кто кольцевал, кто за какую лапу держал». Статья в журнале, портрет Петровича с сачком в руках.
Я знаю Петровича - после таких шуток наш егерь не выйдет из воды, пока не посинеет и не переловит всех утят.
- У кого кишка тонка или ещё что, может уходить, - говорит он.
Никто из нас не собирается уходить. В третий раз мы тащим сеть, а Семен Семеныч загоняет утят. Они послушно плывут в середину образованного сетью полукольца и ныряют. Утята прекрасно усвоили правила игры. Между Петровичем и Семен Семенычем завязывается разговор.
- Ты сеть просматривал? Нет ли в ней дырок?
- Что ты говоришь! Сеть целая!
- Ты раньше ловил утят?
- Ловить не ловил, а читал, как ловят.
- А-а-а! Инструкцию читал...
- Не инструкцию, а вообще...Что ты ко мне привязался?
Некоторое время, к удовольствию Семен Семеныча, наш егерь ещё ворчит, но холодная вода и жаркое июньское солнце подгоняют нас.
- А что, если мы воду...? - Семен Семеныч делает круговые движения рукой.
- Замутим... Дело говоришь!
Шесты воткнуты в илистое дно. Коричневая муть растекается по воде. В четвёртый раз волочим сеть. Ноги уже не чувствуют холода.
- Скорей, скорей! Кажется, в сети что-то есть!
Позади нас раздаётся сильный всплеск.
- Чёртова яма! Ребята, тону!
- Угораздило его... Утят возьми! - кричит мне Петрович и бросается на помощь Семен Семенычу.
- Руку давай!
- Сапог...
- Чёрт с ним...
- Не могу!
- Брось, тебе говорят...
- Застрял он...
- Утонешь!
Петрович стоит в метре от Семен Семеныча по грудь в воде.
- Сапог! - бубнит своё Семен Семеныч.
- Да ты что, в конце концов!
Петрович хватает вырывающуюся руку. Сильный рывок. Петрович весь уходит под воду. Мелькают малиновые трусы и голая нога Семен Семеныча. Горестный крик оглашает берега старицы.
- Сапог!!!
- Не ори! - отплёвываясь, говорит Петрович, - утонуть из-за какого-то паршивого сапога. Возьми длинную палку с сучком и пошуруй в яме.
Я держу в руках двух утят. Их маленькие сердечки стучат у меня в ладонях. Семен Семеныч «шурует» палкой в яме. Он повторяет одно и то же: «Как же так! Черт возьми!»
Наконец мы все собираемся на берегу. Петрович уже вынул из рюкзака алюминиевые полоски. Неповторимого зелёного сапога нет на левой ноге Семен Семеныча. С сапогом на одной ноге выглядит он комично. Семен Семеныч глубоко вздыхает и охает.
- Вы что же без меня...Человек, можно сказать, пострадал за науку...
Утят кольцуем все вместе. Семен Семеныч держит утёнка, Петрович закрепляет кольцо, я помогаю советами, принимаю окольцованных утят и сажаю в корзину.
- Осторожно, медведь, лапу оторвёшь!
- Крутится, чертёнок...
- Что ты жмёшь, кишки вылезут!
Отогревшись на берегу, быстро ловим и кольцуем остальных утят - как ни как, а уже накоплен некоторый опыт. Зелёный сапог сиротливо лежит на берегу. Семен Семеныч старается не смотреть на него.
С чувством исполненного долга полдничаем, забрасываем в реку удочки и ложимся отдохнуть в тени черёмухового куста. Жаркое марево разлито над землёй. Мысли в голове еле ворочаются. Петрович тихонько посапывает. Семен Семеныч никак не уляжется - он подкладывает под голову уцелевший сапог, но не может успокоиться. Я засыпаю на несколько минут...
Семен Семеныч поднимается, делает несколько гимнастических упражнений и берёт уцелевший резиновый сапог. С минуту он держит его в руках.
- Зачем он мне? Как неприятное воспоминание?
Не обращая внимания на наши протестующие возгласы, Семен Семеныч размахивается и бросает сапог в реку.
- Давай, давай! Может, ещё чего кинешь? Может, голову свою лысую?
Со стороны Александрова поднимается грозовая туча. Тихо и душно. Складываем просохшую сеть. Семен Семеныч босиком идёт к берегу снимать удочки. После того, как он выбросил сапог в реку, настроение его явно улучшилось. Он что-то напевает себе под нос. Неожиданно голос его прерывается и раздаётся такой вопль, заглушивший даже близкий удар грома.
- Сорвалась крупная рыба, - делаю я предположение.
Петрович спокойно слушает. Вопли переходят в ругательства, исполненные в стихотворной форме, воспроизводить которые я не буду. Из кустов выходит Семен Семеныч. Руки и лицо его перемазаны илом и глиной. В одной руке у него удилище, в другой левый сапог, потерянный в яме. От охватившего нас смеха мы с Петровичем едва стоим на ногах.
- Посмотрите на круглого и вполне законченного идиота!
Он делает театральный жест рукой с сапогом.
- Я сохраню его, как воспоминание о нашей утиной экспедиции. Внукам и правнукам...
Яркая молния и удар грома не дают Семен Семенычу рассказать нам всё, что он чувствует. Налетел порыв ветра. Редкие, крупные капли дождя уже доставали нас. Продолжая смеяться, мы быстро собрали снасти, умыли приятеля Петровича и направились к машине. Семен Семеныч так и залез в машину с голыми ногами. Гроза настигла нас на песчаной речной террасе. Дождь застучал по крыше машины. Семен Семеныч обернулся к нам.
- Петрович, когда понадобится кольцевать крокодилов, если они заведутся у нас в Яхроме, не забудь позвать меня.