Мне с юных лет нравилась охота в вечернее и ночное время, она позволяла снять дневное напряжение, связанное с работой за операционным столом, с непрерывными ночными вызовами. К концу года появлялась не только общая усталость, но и раздражительность. Расслабиться и забыться я мог только один на один с природой.
Поэтому отпуск брал осенью, в разгар охотничьего сезона, чтобы не дергаться, не суетиться, спокойно отдыхать. Поездки на курорты с их режимом, с пьянкой и гулянкой я не любил. Будучи непьющим и некурящим, чувствовал себя неуютно в шумных компаниях. Еще с детства больше нравились прогулки по горам с ружьем и собакой при луне, когда окружающие кустарники и скалы приобретают неземную, фантастическую форму и серебристый цвет. Нравилось сидеть у норы барсука или дикобраза, смотреть на усыпанное звездами небо, размышлять о других мирах, о жизни на других планетах, наконец, о своем житье-бытье. Будучи школьником, самостоятельно осваивал в горах Чаткала азы ночной охоты на дикобразов. Капканов тогда у меня не было. Только старенькая берданка тридцать второго калибра с затвором, да неуемная страсть и желание добыть на зависть всем диковинного зверя. И я его добывал.
К окончанию школы страсть переросла в научный интерес. Я перерыл всю имеющуюся литературу, впору было писать диссертацию. Исследовал прилегающие к поселку ущелья, взяв на примету имеющиеся в них норы. Визуально и по нюху мог точно определить, жилая нора или нет, определить след. К тому времени мне удалось добыть трех дикобразов – больших, тяжелых. Не разделывая, тащил их на себе через перевал до дому. Восхищались родители, падали от зависти соседские пацаны и одноклассники. Ведь трофеи действительно были солидные.
Став взрослее, я убедился, что и бывалые охотники редко встречали, а тем более добывали этого диковинного зверя, хотя слышали о нем многие. Все считали, что при нападении он стреляет иголками. В действительности же он только колется ими, иногда оставляя их в теле жертвы. Его уколы очень болезненны и опасны из-за большого количества микробов. Стрельба иголками была обычной литературной «уткой».
В этот раз я выкапывал ямку для капкана у выхода из норы. Она была старая, обжитая. Вокруг валялись черно-белые иголки, чуть в стороне располагалось отхожее место дикобраза со свежим пометом.
Мысли текли своим чередом, то переносясь во времена далекой юности, то возвращаясь к сегодняшнему дню в предвкушении предстоящей охоты. Торопиться было некуда: впереди теплая лунная ночь и целый месяц отпуска.
Установив и закрепив капкан, замаскировав его землей и мелкими листьями, тихим шагом направился к следующей норе. Она была на менее пологом склоне, более открыта обозрению, что позволяло устроиться возле нее и ждать выхода дикобраза на ночную кормежку.
Но, перевалив за склон, я вдруг увидел двух косуль, пасущихся на зеленой лужайке, в лощине у ручья, недалеко от норы, где собирался устроить засаду. Они не замечали опасности, хоть и было до них чуть больше двухсот метров. Открытое пространство не позволяло приблизиться на верный выстрел. Сделав крюк в полкилометра, потихоньку подкрался к крайнему склону. Зарядив верную тозовку-вертикалку «тремя нулями», осторожно выглянул из-за куста. Косуль не было видно. Видимо, почуяв опасность, одна из них приподняла голову и обнаружила себя. До нее было метров шестьдесят.
Прицелившись под основание уха, я плавно спустил курок. Хлесткий выстрел вспорол вечернюю тишину. Голова косули, дернувшись, опустилась вниз. Тут же из-под склона прямо на меня выскочила вторая. Остановившись метрах в сорока, она настороженно завертела головой, пытаясь разобраться, откуда грозит опасность. Выстрел в шею уложил ее наповал. На всякий случай перезарядив ружье и попросив прощения у ее души, привычным движением ножа спустил кровь, затем подошел к первой косуле. Та уже не билась, только под ухом чернела дырочка со спекшейся кровью – след от дробины.
Такой удачи у меня еще не было. Случалось, добывал косуль, или, как их называли местные киргизы-охотники, эликов, но все больше по одной, и то после длительных поисков и преследования, а тут запросто сразу две.
Не разделывая, волоком спустил их вниз до дороги и спрятал в колючих кустах барбариса, предварительно положив на них стреляные гильзы, чтобы отпугнуть других хищников. К мотоциклу, который был тоже спрятан, добрался уже в
темноте.
Мотоцикл «Восход» – самый оптимальный транспорт для охоты в горах. Небольшой, очень маневренный. Но для седока и двух косуль он оказался мал, ведь он не имел ни коляски, ни багажника. Пришлось ехать домой за машиной.
Поужинав, я пересел на «Москвича» и с двенадцатилетним сыном, уже заядлым охотником, выехал обратно в горы. Дорога по мере подъема в ущелье становилась все уже. Крутые виражи следовали один за другим. Мы уже почти подъехали к месту, где был выставлен капкан, как вдруг на подъеме из-за куста, что стоял на обочине, на дорогу в свете фар выбежал дикобраз. Ослепленный, он остановился в пятнадцати метрах перед машиной, распустив для самообороны колючие иголки веером, сразу превратившись в большой серебристый шар.
– Папа, папа, дикобраз! – воскликнул сынишка.
– Вижу, – спокойно ответил я, сам еще не до конца веря в такую удачу.
– Ну и денек сегодня, – то ли радостно, то ли удивленно произнес я, останавливая машину.
Оставив фары включенными, заглушил двигатель, поставив машину на скорость. У нашего «Москвича», как и у всех машин этой марки, ручной тормоз был крайне ненадежен.
Выскочив из машины, не отрывая взгляда от дикобраза, в спешке начал собирать и заряжать ружье. В азарте не мог сразу отыскать в патронташе нужный патрон. Кое-как зарядив его и вскинув к плечу, услышал крик сына:
– Папа, машина!
Повернул голову. О, ужас! Машина, не удержавшись на скорости, покатилась к обрыву. Перед глазами мгновенно пронеслась вся картина будущей трагедии – машина падает в пропасть, а в ней в истошном крике бьется сынишка, моя кровинушка. Все, конец!
Но не зря говорится, что охота закаляет характер и волю человека, приучает его к действиям в экстремальных ситуациях, способствует выработке мгновенной реакции и особого мышления.
Видя, что открыть дверцу, заскочить в машину и нажать на тормоз не успеваю, крикнул сыну:
– Жми рукой на ножной тормоз!
Сын тут же, перегнувшись, надавил на тормоз обеими руками. Машина, дернувшись, остановилась. Правое заднее колесо было уже на кромке обрыва.
– Держи крепче, пока я не влезу! – Дав команду, положил ружье на землю и подбежал к машине. Открыв дверцу, стоя снаружи на одной ноге, другой, когда сын убрал ладони, стал давить на тормоз. Затем, усевшись поудобней, дал команду:
– А теперь осторожно выйди и положи камень под заднее левое колесо и, если можно, под правое.
Сын осторожно подложил камни под колеса. Я отпустил тормоз, машина не трогалась. Стоило чуть расслабиться, как меня стала бить нервная дрожь. Под обрывом шумел ручей. В свете фар дикобраз спокойно стоял на дороге и смотрел на нас, потом развернулся и медленно пошел в гору, а меня продолжала бить нервная лихорадка.
– Папа, что с тобой? – спросил сынишка, заглядывая в машину.
– Так, ничего, – ответил я, а сам подумал: хорошо, что я, не в пример царю Петру Первому, с малых лет держал сына рядом с собой, учил его всему, что умел сам, в том числе и вождению машины. Как результат – он не растерялся, спас себя. В истории охоты есть множество случаев, когда охотники в пылу азарта губили не только себя, но и близких. Это мог быть очередной случай Но, слава Богу, пронесло!
Я поднял ружье. Дикобраз находился еще в пределах выстрела, но мне было уже не до него. Хотя дрожь в теле уже проходила, руки еще тряслись.
Дальнейшая поездка за косулями и возвращение домой прошли без происшествий. Несмотря на богатый трофей, радости я не испытывал. В душе была пустота, в ушах еще долгое время стоял испуганный крик сынишки: «Папа, папа, машина»!
От редакции
Мы с большим сочувствием отнеслись к пережитому автором случаю, но не можем равнодушно пройти мимо факта браконьерства, чуть-чуть не совершенного им (охота из-под фар автомобиля). Вот уж, воистину, не было бы счастья, да несчастье помогло.