На заборе мало ли что
бывает написано.
А бабка подошла,
потрогала – сучок!
А.И.Лебедь. «Афоризмы».
В совсем еще недалекие времена по городам и весям трудно было встретить забор или мало-мальски гладкую стену, свободные от многочисленных надписей известного содержания. Слава Богу, технический прогресс с годами позволил нам хоть отчасти избавиться от этого бича коммунальных служб, и теперь, благодаря появлению «Всемирной паутины», порядочная часть приверженцев «заборного» творчества перекочевала на бесплатные и легкодоступные страницы разного рода «народов», «проков» и «яндексов», реализуя уже на них свою необузданную страсть к самовыражению.
Не так давно на одном из приуральских заборов (извиняюсь, Интернет-ресурсов) я встретил прелюбопытнейшее «произведение», озаглавленное «Голубой песец на ветке». Подписанное знакомым многим из читателей охотничьих периодических изданий Петром Михайловичем Семченковым, оно должно было по замыслу своего создателя стать откликом на одну из моих недавних книг «Русская псовая борзая с древнейших времен до наших дней» (М.: Вече, 2003. – 352 с.).
Вообще-то, не в моих правилах обращать внимание на творения расшалившихся подростков-граффити, но для Петра Михайловича я решил сделать исключение, поскольку его отзыв на эту книгу (хотя и в несколько странной форме) стал первым, прозвучавшим из уст борзятника.
Содержание «Голубого песца» незамысловато. Обвинив вашего покорного слугу в недобросовестном использовании источников, «ошибках, откровенных натяжках и ничем не прикрытых домыслах», а также в «отсутствии личного опыта и каких-либо навыков» в псовой охоте, с целью дискредитировать гипотезу «выдающихся русских кинологов Н.П.Кишенского и Л.П.Сабанеева» о татаро-монгольском происхождении русской псовой борзой и русской гончей, Семченков старается убедить читателей в незыблемости позиций этого «учения».
Не скрою своего приятного удивления, когда я увидел свое имя и способ действий, поставленными в один ряд с именами В.И.Казанского, А.В.Камерницкого и Р.И.Шияна, в чьих работах ничуть не меньше «ошибочных заблуждений», «не очень убедительных трактовок», «ошибочных представлений» и «совершенно абсурдных выводов».
Какими же аргументами руководствуется автор «Голубого песца», выдвигая свои обвинения? Их немного.
Приняв априори суждения Кишенского и Сабанеева, Семченков рассказывает читателям о широчайшей распространенности псовой охоты у воинов-кочевников Центральной и Средней Азии, способной «обеспечить свежим мясом не одно воинское подразделение».
Упрекнув меня в незнании истории набегов татаро-монгол, Петр Михайлович делает смелую догадку о том, что ордынцы предпринимали свои походы на Русь «не зимой, а в более подходящее для этого время».
Засим, констатировав стремление героев повести Е.Э.Дриянского «Записки мелкотравчатого» всеми правдами и неправдами попасть в пределы современной Воронежской области, Семченков делает вывод, что после прочтения повести для читателя становится как Божий день ясно, «что комплектная псовая охота на бескрайних просторах Центральной Азии 7–6 веков назад» имела право не только на существование, но и на широчайшее распространение.
И напоследок автор «Голубого песца» приберег еще пару столь же убедительных, по его мнению, доводов.
Во-первых, он полагает, что западные гончие участников Крестовых походов на Ближний Восток (современные – Израиль, Ливан и Сирия) никак не могли оставить равнодушными... «суровых кочевников Великой Степи, воинов и охотников по призванию».
А во-вторых, он настаивает на неверном прочтении мной новгородской грамоты XIII в. Со словами: «А псовъ держишь много и отнял еси у нас поле заячьи ловцы», поскольку «А.Оболенскому следовало бы знать, что зайцев с борзыми никогда не ловили, а всегда испокон веков их борзыми травили».
Что здесь скажешь?
Начну с того, что Семченкову для начала не мешало бы дочитать хотя бы одно из упомянутых в его опусе произведений если не до конца, то, по крайней мере, до половины. Неловко ведь как-то навязывать читателю свои выводы о работе объемом в 352 страницы, ограничившись цитированием ее содержания на неполных 51-й, напрочь опустив оставшиеся главы и даже части.
Разумеется, говоря о приведенной В.И.Казанским статистике полевых качеств борзых МООиР (собственно, и послужившей Семченкову поводом к созданию «Голубого песца»), я пользовался не материалами его полемики с Василием Ивановичем 20-летней давности, завершившейся публичными извинениями нашего автора, а теми же самыми цифрами, упомянутыми на стр. 93 книги Н.Власова, А.Камерницкого, И.Медведевой «Охотничье собаководство» (М., 1992).
Дальнейшие же упреки Петру Михайловичу следует адресовать либо собственной нерадивости, либо преподавателям отечественной истории из средней общеобразовательной школы, не сумевшим донести до Пети Семченкова прописных истин о том, что «кочевники Великой Степи» охотились (и – много охотились!) исключительно с помощью конных облав и загонов без всяких ловчих птиц и собак, полагая такую охоту лучшим способом подготовки воинов к предстоящим походам. Забыл он и их рассказы о том, что основные набеги ордынцев на Русь начинались по осени (когда их лошади бывали наиболее сытыми и отдохнувшими), а заканчивались с приходом весны.
Немного хронологии. Первое Батыево нашествие (1237–1238). После занятия Рязани, Коломны и Москвы Батый взял 3 февраля 1238 г. Владимир. 4 марта состоялась битва владимиро-суздальских дружин с татарами на р. Сить. 5 марта того же года пал Торжок. От Торжка орда устремилась к Новгороду, но, не доходя до него 100 верст, повернула от местечка Игнач-Крест вспять, опасаясь начавшегося половодья и распутицы. Два года спустя, в период второго Батыева нашествия, ордынцы захватили Киев 6 декабря. Тогда же пали Чернигов и ряд других городов юго-западной Руси.
Кстати, русских воинов того времени удивлял не только внешний облик коней татаро-монгол, но и их способность добывать траву из-под снега, разрывая его копытами. Вот уж, действительно, летнее наблюдение!
Выводы о наличии у татаро-монгол в Центральной Азии псовой охоты в связи с присутствием гончих у рыцарей-крестоносцев и со стремлением спутников Алеева и Атукаева поохотиться в 500 км к югу от Москвы я позволю себе оставить на совести их автора, как явную и полнейшую бессмыслицу.
Да и саму повесть Дриянского Семченков прочитать также не удосужился. В противном случае он бы знал, что описанная Егором Эдуардовичем псовая охота направлялась вовсе не в «сухие ковыльные степи» Средней Азии, а в «степь затамбовскую», где «... направо ветла, налево ветла, опять ветла за ветлой, а за ними все-таки ветлы да ветлы... Тут черная гряда, глубокая пахоть, тут полосами озими, опять грядки взбуравленной земли да порыжевшая степца с болотными круговинами да вымочками (вымочка – место, которое вымокло)... Бледно, желто, бугристо, и грязь, и груда...» (Е.Э.Дриянский. Записки мелкотравчатого. – Ростов-на-Дону: ГинГо, 2000. – с. 127).
Что же касается смысла псовой охоты и того, что все-таки делают борзые с зайцем – «ловят» его или только «травят», то здесь позволю себе сослаться на без сомнения, уважаемых автором «Голубого песца» П.М.Губина и П.М.Мачеварианова, поскольку мой собственный охотничий опыт (конечно же, куда более скудный, чем у корифеев позапрошлого века) никак не может быть принят им во внимание.
Итак.
«ЛОВЕЦ – который ЛОВИТ в одиночку...» (П.М.Мачеварианов. Записки псового охотника Симбирской губернии /Послесл. П.Семченкова. – Минск, 1991. – С. 49.); «Сильная – не та, которая мощна грызться в свалке, но та, которая ЛОВИТ русаков одними ногами...» (Там же); «Резвые собаки не переводятся у истинных охотников, имеющих породистых собак и достаточные средства. ЛОВЦЫ есть везде» (Там же).
«Одиночная к русаку – такая борзая, которая может в одиночку ЛОВИТЬ каждого мерного русака...» (П.М.Губин. Полное руководство ко псовой охоте. – М., 1891. – Ч.1. – С.71); «ЛОВЕЦ – такая борзая, которая ЛОВИТ почти каждого зайца без угонок... Ловцом может быть только очень резвая борзая» (Там же).
По-моему, достаточно?
Жаль, что г-н Семченков, подвизавшийся при псовой охоте четверть столетия назад, так и не имел возможности воочию убедиться в том, что борзыми не только травят зверя, но они его еще частенько и ловят. Лично мне, при всей скудости охотничьего опыта, для постижения сей истины хватило неполных двух осеней.
Впрочем, дело здесь даже не во мне и моем опыте, а все в той же привычке Семченкова говорить о чужих произведениях, никогда не дочитывая их до конца. Напомню ему его же собственные слова из послесловия к процитированным выше «Запискам» П.М.Мачеварианова: «Это (произведения Е.Э.Дриянского, П.М.Мачеварианова, Л.П.Сабанеева и П.М.Губина – А.О.) – «четыре кита», без знания которых любой специалист по борзым и гончим будет оставаться невеждой, какие бы высокие звания он не носил». В собственных знаниях Петром Михайловичем трех из четырех упомянутых «китов» мы только что убедились. «Поздравляю вас, гражданин, соврамши!»
Осиль Петр Михайлович хотя бы еще пару глав моей «Псовой борзой», может статься, на свет и не явился бы его «Голубой песец». А перешагни пятидесятистраничный барьер в произведениях Губина и Мачеварианова, он бы твердо знал (пускай и понаслышке), что травить зайцев челядинцы новгородского князя могли лишь борзыми резвыми, одним словом – ловцами.
Дописав эти строки, я с облегчением выдохнул, вспомнив о том, что упомянутая выше привычка Семченкова сослужила и мне добрую службу. Ведь, случись ему дочитать мою книжку до конца, он не преминул бы обратить внимание на некие квадратики – полиграфический брак, вместо символов № в библиографии. А уж в этих-то квадратиках его проницательный глаз обязательно усмотрел бы что-нибудь куда более страшное, чем «Голубой песец на ветке». Ужас, да и только!
В заключение мне хочется от всей души поблагодарить П.М.Семченкова за пристальное внимание, оказанное моей скромной персоне, и пожелать ему в последующие двадцать лет восполнить пробелы, если уж не в истории и терминологии русской псовой охоты, то хотя бы в географии и истории по программе средней школы. Времени, думается, должно хватить.