Своего первого глухаря на току я добыл за тысячу километров от дома, в Мезенской тайге, куда привела меня страсть к охотничьим странствиям. До той памятной весны эти края, что находятся на востоке Архангельской области, я посещал дважды, оба раза в сентябре. Места там потрясающе красивы. Великое множество озер, совершенно не тронутая тайга.
В этих поездках меня поразило обилие глухариных выводков в окрестных борах вокруг озер. Я все время думал, какие же здесь могут быть глухариные тока? По словам местных охотников, до сотни поющих петухов на току в этих местах обычное дело. Такие рассказы будоражили воображение.
Сам я до той весны на глухариных токах не охотился. В тот год мы с моим другом и компаньоном по охоте Станиславом решились на поездку в Архангельск. Целью поездки были, естественно, глухариные тока.
Я позвонил своему приятелю Виктору в Архангельск, получил согласие, и вот мы со Станиславом уже в вагоне скорого поезда Москва – Архангельск. Виктор, который, кстати, так же как и мы не бывал на глухариных токах, с рюкзаком ждал нас на вокзале. Затем была поездка до аэропорта, двухчасовой перелет на АН-2 до поселка Мезень на берегу одноименной реки. На следующий день мы погрузились в моторную лодку и поплыли по реке. Ледоход на Мезени еще не зкончился, и мотористу приходилось лавировать между плывущими льдинами.
Проплыли километров пятнадцать и высадились на берегу. От этого места нам предстояло пройти десять километров по весенней тайге. Конечной целью была охотничья избушка на краю мохового болота.
Когда мы прошли половину маршрута, неожиданно с дерева снялся глухарь. Под деревьями на снегу было много глухариных следов. Решили на обратном пути проверить, не ток ли здесь? В избушке мы прожили три дня. Особых впечатлений не прибавилось, если не считать двух косачей, которых добыли мы с Виктором на известном ему току.
На четвертый день мы двинулись в обратный путь. К месту предполагаемого тока подошли ближе к вечеру. Разожгли костер, попили чаю. В мае на севере наступает удивительная пора белых ночей. Темноты в полном смысле уже не бывает, всего лишь сумерки. По лесу можно ходить ночью без фонаря. Наши предположения полностью оправдались. Часам к десяти вечера глухари начали слетаться на ток. Не обращая внимания на костер, глухари шумно рассаживались вокруг нас. Мы оказались прямо на территории тока.
Здесь обнаружилась одна особенность токования глухарей в северных широтах. Прилетев на ток, глухари в условиях белых ночей сразу же начинают токовать и токуют без перерыва всю ночь. Посадки следовали одна за другой, и вскоре мы были окружены довольно плотным кольцом токующих глухарей. На то, что ток очень большой, указывал тот факт, что глухариные точенья накладывались одно на другое и в воздухе стоял невообразимый, непрерывный шелест (звук от глухариного точенья шелестящий и мной воспринимается как шелест).
Хотя с той весны я охочусь на глухариных токах постоянно, на других малочисленных токах этого поразительного явления больше не наблюдалось. Станислав сгорал от нетерпения и сразу ушел. Мы с Виктором продолжали сидеть у костра. Что делать дальше, для меня вопрос был совершенно ясен. К охоте на глухарином току я был основательно подготовлен чтением классической охотничьей литературы. Многими авторами именно этот вид охоты был описан очень красочно. А любимый мной ныне писатель Глеб Горышин свою повесть «Весенняя охота на боровую дичь» полностью посвятил этой охоте. Так что подход к токующему глухарю я мысленно делал не раз.
Без задних мыслей я спросил у Виктора, сколько шагов он намерен делать во время точенья – два или три. И тут выясняется: как правильно подходить к глухарю Виктор не знает. Я объяснил ему, что сам знал из теории подхода. Практики у меня, естественно, не было.
Затем мы выбрали ближайшего глухаря и начали подход вдвоем. Когда я убедился, что Виктор все делает правильно, я вернулся к костру. Выбрал направление, чтобы никому не мешать, и практически от костра начал подход. Когда до глухаря оставалось тридцать метров, я его увидел на вершине сосны. Под песню взял немного в сторону и под прикрытием деревьев продолжил подход, памятуя о совете моего знакомого охотоведа: главное – не спешить. Подошел под самое дерево, на котором сидел глухарь, под песню прицелился и под следующую песню выстрелил. Глухарь, задевая сучья, полетел вниз.
Выстрелы со стороны Станислава и Виктора я слышал, но все же подходил к костру с некоторыми сомнениями. Станислав и Виктор уже сидели у костра и оба были с трофеями. Все трое поздравили друг друга с удачей. У всех троих это были первые глухари, добытые на току. С тех пор и по настоящее время охота весной на глухарином току стала моей любимой охотой. Я не хотел бы сказать, что мне разонравились другие охоты. Я их как любил, так и люблю.
В былые годы, когда у меня была лайка, я очень любил, например, охоту в предзимье с лайкой на глухаря. Но глухарь, добытый весной на току как трофей мне гораздо дороже взятого из-под собаки. И нет здесь никакого парадокса. Все зависит от настроя. В настоящее время нет у меня другой охоты, которая по эмоциональному воздействию могла бы сравниться с этой. Каждый раз, при очередном подходе, я испытываю сильнейшее волнение. На других охотах этого не бывает.
На тяге вальдшнепа стоишь как зачарованный. Закат, пение птиц. Спокойно ждешь прилета вальдшнепа. На охоте с подсадной на селезней только дикий азарт. Волнения никакого. Даже на лосиной охоте, стоя на номере, я не испытывал никакого волнения.
Правда, один раз мне пришлось сильно поволноваться, когда при охоте на медведя на овсах медведица с медвежонком подошла вплотную сзади к моему лабазу. Но это случай особый. Волнение было скорее от невозможности действовать в сложившейся ситуации. Кто хоть раз делал подход к токующему глухарю, со мной согласится. Подход действительно очень волнителен.
Что здесь больше завораживает, трудно сказать. Скорее всего, целый комплекс. Прежде всего, конечно, само токование глухаря. Ничего похожего и более таинственного в природе просто не существует. Во-вторых, по моему мнению, более желанного трофея для охотника быть не может. И, наконец, в подходе к токующему глухарю по лесу в сумерках, при почти нулевой видимости, когда все твои действия подчинены подходу к токующей птице, тоже много необычного. Один неверный шаг – и охота пропала.
Непосвященному человеку может показаться, что в охоте весной на глухаря нет ничего особенного. Просто нужно в сумерках тихо подойти к токующей птице. Но что при этом подходе творится в твоей душе, словами передать невозможно. Думал, с годами это пройдет. Ничего подобного. Каждый раз все повторяется с прежней силой. Меня не покидает уверенность, что тот уникальный ток существует до сих пор. В тех отдаленных от цивилизации местах если что и меняется, то очень медленно. Это касается и глухариных токов.
Хотелось бы еще раз побывать там и, разумеется, не ради трофеев, а чтобы снова ощутить себя в центре этого первозданного, таинственного действия, каким является глухариный ток, и снова услышать тот непрерывающийся шелест, издаваемый десятками одновременно токующих птиц.