Медведей белорусские охотники видели только в охотничьих журналах да еще в телепередачах. Ведь в Беларуси герои народных сказок остались разве что в Беловежском да Березинском заповедниках.
И то единицы. А потому приглашение коллеги по увлечению оказалось очень своевременным.
Я с радостью согласился на этот, так сказать, культурный обмен.
Вы – нашего перепела, мы – вашего медведя.
Сборы были недолгими, тем более что Олег посоветовал ничего, кроме теплой одежды, с собой не брать. И вот я уже в татакающем на стыках рельс вагоне, благо между нашим горняцким городом и северной российской столицей налажено прямое сообщение. Шестого сентября в двенадцать сорок на Витебском вокзале меня встречает Олег. Не скрою, за время пути я нарисовал не одну картину поистине экзотической для нас, белорусов, охоты. Смежая веки, видел лабаз, полную луну, медведей, подобных тем, что изобразил в своем «Утре в сосновом бору» знаменитый Шишкин. Олег удивляется моему объемистому, хотя и не тяжелому баулу: я-то, действительно, приготовился к томительному всенощному ожиданию сокровенного трофея.
И вот уже машина стремительно легко набирает скорость по Мурманскому шоссе.
А вот и указатель на лесной дороге. Расположенный на возвышенности, на берегу речушки Капши, этот охотничий рай представляет собой три крепких, под старину, строения из надежных спелых бревен-кругляков. Рядом еще два недостроенных сруба. Это, как объясняет гостеприимный хозяин, – будущие «гостиницы» для охотников. Тут же – хозяйственные постройки, добротная банька, вольеры для собак, гараж с различной техникой, используемой для выполнения биотехнических мероприятий: «Газелька», гусеничный трактор, квадроцикл... Тут же и земляк наш – трудяга «Беларусь».
Облачаюсь в охотничий камуфляж с расцветкой под дубовые листья. Через минут 15–20 в песчаном карьере уже примериваюсь к немецкому 9-миллиметровому карабину, которым вооружил меня добродушный хозяин. Оптика не подводит, и, убедившись, что гость не промах, Олег посылает меня в сопровождении управляющего на кормовое овсяное поле. Сам уезжает на другое, километров за полста.
Оставив «Ниву» скучать на лесной поляне, стараясь не подшуметь, крадучись, подбираемся к мишкиной заимке. На краешке поля, в самом его узком месте – лабаз высотой метров в 4–5, на котором мы уютно располагаемся вдвоем. Поворочавшись, поудобней усаживаемся и замираем, следя за наступлением звериного времени.
Тихо. Где-то защелкал дрозд–рябинник, прямо под вышкой прошуршала мышь, швейной машинкой застрекотал кузнечик. Пока не наступили сумерки, замечаю, что лесная полянка площадью соток 35–40 смята, как после Мамаева побоища. Голыми стеблями торчат вчерашние метелки овса. Примерно так же выглядят и наши овсяные поля после многократного пиршества диких кабанов.
Тишина. Багровея, светило выглядывает уже из-за леса, словно на сцене из-за ширмы суфлер. Влажный ветерок дует в лицо с поля. И хотя солнце ушло на отдых, еще довольно светло. Не проходит и часа с момента, как сел на лабаз, замечаю шевеление густой высокой крапивы у кромки леса. И в тот же миг на овес бесшумным колобком выкатывается медвежонок. Следом – второй. Сижу, не только не шевелясь, но и не дыша. Также бесшумно, словно в немом кино, на поле появляется медведица. Бока ее, как мне кажется, лоснятся от нагулянного жира. Носом поводит из стороны в сторону, явно принюхивается. С минуту наблюдает за медвежатами. Не ощутив опасности, как-то ленно начинает обсасывать изреженные овсяные метелки. Загребает их лапой, словно пловец, одолевающий водоем на животе. Но я конечно же строго предупрежден о недопустимости выстрела по медведице. Да и нарушить такую идиллию было бы, говоря мягко, кощунством.
А троица между тем спокойно ужинала, дети изредка сопели, пробуя выяснять отношения. Но тут же унимались, видимо, понимая мамашу с полужеста. Пока они теребили редкие метелки, дал волю цифровику. За двадцать минут нащелкал мишек во всех позах и ракурсах, благо еще совсем не увял день. Олег что-то задерживался. Уже и до полуночи оставалось немного времени, и собаки в вольере затихли, а его все не было. И я, насмотревшись медведей, рисовал в воображении черт-те какие картинки.
Он, как и я, вернулся со сверкающими глазами, возбужденный, довольный. Добытый секач с желтыми саблями клыков тянул центнера под три без преувеличения. Поистине трофейный вепрь!
Даже разделанная туша, подвешенная на веранде, выглядела довольно внушительно. Первую половину моего второго охотничьего дня я знакомился с угодьями как в практическом, так и в теоретическом плане. Площадь их 43 тысячи гектаров. Немаловажную роль на охотничью фауну оказывает биотехния. Ведь любому ясно: зверь держится там, где есть кормовая база. Солонцы, подрубка осины, зерновая подкормка для кабанов, кормовые поля – являются основой биотехнических мероприятий в хозяйстве.
Основные охотничьи объекты: лось, медведь, реже – кабан. Добыча строго лимитирована. Охота осуществляется с соблюдением всех правил, сроков, техники безопасности при обязательном присутствии штатного работника, который, в сущности, является руководителем охоты. Весной отстреливается глухарь на токовищах. Осенью их тут добывают с лайкой. Встречаются тетерева, немало рябчиков, зимой окрестности испещрены маликами зайца-беляка.
На одно лишь сетует мой друг: водно-болотные угодья в этих местах редкость. А потому его любимые охоты с Радой ограничиваются поиском вальдшепов на высыпках.
В хмурый осенний денек, когда с озябших веток падает капель, чудесно следить за азартной работой гордона по таинственному лесному кулику...
В семь вечера, словно курица на насест, мостился я на лабаз.
– Ни пуха, дружище! – махнул с земли карабином приятель, и урчание двигателя машины растворилось в российской чаще.
Все то же волнение: выйдут, не выйдут, все та же томительная надежда, все та же, выработанная в каждом охотнике вера в удачу. Словно стадо овец, гуляли над верхушками елей облака, перемешиваясь, меняя цвет и очертания. Вечерело.
Ровно через час на противоположном закруглении поля, как из-под земли, внезапно и беззвучно вырос медведь, «мой» медведь! С волнением справиться было трудно, тем более что одинец вел себя беспокойно, явно чем-то встревоженный. Принимался было за трапезу, но вдруг вставал на задние лапы и долго прислушивался. В ежевичнике завозились дрозды; волнообразно пересекая поляну, зачикал малый пестрый дятел; далеко в лесу треснула ветка. И мишка стал прижиматься к кромке леса. Конечно же, мне было не до кинокамеры, охотничья страсть древнего добытчика взяла верх. Тем более, что «трофей» продвигался к лесу, осторожничая и прислушиваясь к обманчивой окружающей тишине. «Что делать?» – неуемно стучало сердце. До леса ему остается метров 15–20, от лабаза до медведя не меньше ста. Стараясь приостановить дыхание, тщательно выцеливаю зверя за лопатку через окуляр оптики. Все!
Нажимаю на курок. Сухой щелчок, запутавшееся в кустах эхо. В несколько прыжков зверь скрывается в лесу. И снова тишина. Раскрыв рот, вслушиваюсь в вечернее безмолвие, пытаясь уловить хоть малейшее направление сбежавшего моего «трофея». Тщетно!
Лихорадочно прокручиваю в памяти всю картинку: от появления медведя до выстрела. Вроде все сделал правильно. Но сомнения теребят душу: а так ли? Сгустились сумерки, рассекая темень лучом фонаря, появляется Олег. Он находился на соседнем кормовом поле и пришел на выстрел, чтобы по-братски порадоваться белорусу и его удаче. А тут... После моих бессвязных объяснений прощупываем фонариками предполагаемый путь мишкиного отступленья.
Боже, вот же он! Упитанный, с лоснящимися шарами окороков. По всему видать, к спячке Топтыгин подготовился основательно.
– С полем, дружище! – трясет Олег мою обмякшую от напряжения руку. А я стою, ошарашенный успехом, словно студент, сдавший экзамен, хотя заранее знал, что к испытанию он совсем не готов.
Олег достает из футляра цифровик. И яркая вспышка выхватывает из темноты сумрачные ели, бурую тушу добытого медведя, счастливого меня с карабином.
Вот так-то: из немецкого карабина финской пулей белорусский охотник взял российского медведя, – шутит Олег.
По заключению коллеги, Михаилу Потаповичу – четыре–пять лет. В нем пудов десять–двенадцать, и до машины нам его не дотащить. Едем за помощью. Вчетвером по склону довольно быстро преодолеваем с трофеем 300–метровое расстояние, без труда грузим тушу в багажник.
К нашему возвращению Лена похлопотала над сытным ужином, ведь спутница охотника знает, сколько рассказов будет после удачного поля.
...И вот я уже на обратном пути. Все также колотят по стыкам колеса, пролетают за окнами новые и новые пейзажи. К моему платьевому багажу прибавилась тяжелая туча медвежьей шкуры, к которой Олег предусмотрительно приобрел муляж мишкиного черепа, желчь и жир – превосходнейшие лекарства да килограммов пять экзотической свеженины.
Скажу откровенно, в первый же день моего возвращения из питерского тура друзья по достоинству оценили вкус медвежатины. Хоть и не гурманы. Сладкая, сочная, ничем не напоминающая ни мясо дика, ни говядины, она быстро растаяла под мои восхищенные рассказы, подкрепляемые для достоверности телеэкраном.
А над шкурой колдую и сегодня: обмездрил уже, обезжирил. Подыскиваю емкость для выделки. И все представляю, как будет лежать она возле дивана, до мелочей напоминая о тихой сентябрьской ночи...
Огромное тебе спасибо за то удовольствие, которое я получил от охоты.
Во, легок на помине, звонит.
– Рада, говоришь, затосковала?
– Приезжай.
– Есть ли куропатки?
– Найдем, а как же...
– Жду!