На верхней кромке склона большой долины с каскадом прудов стоял старый соломенный стог. В сотне метров от стога в густой траве была обнаружена темная лисья нора, о чем свидетельствовали свежие отпечатки лисьих следов на земле.
Охотничий опыт подсказал мне, что лиса после выхода из норы может посетить стог, и я решил использовать это.
Подойдя к стогу за пару часов до вечерних сумерек, я забрался на стог и подготовил удобное место для засидки. Стоял бесснежный теплый ноябрь, и я с удовольствием рассматривал раскинувшуюся передо мною панораму долины. В это время на расположенный невдалеке пруд села стая уток. Охотничья страсть потянула меня к пруду, и при подходе к нему мною был сбит крупный селезень. При возвращении к стогу я вспомнил, что утятина является любимым кушаньем лисы, и решил около стога обработать селезня. Я общипал его и разделал. Голову, ножки и внутренности от селезня я положил в 20 метрах от стога. Обмыв руки в луже, я забрался на стог и стал ждать подхода лисы. Но, вероятно, произведенный мною шум отпугнул лису, и она в этот вечер не появилась. На следующий день я снова был у стога и обнаружил, что Патрикеевна побывала у меня в гостях. От утки не осталось, как говорят, ни ножек, ни рожек. Я быстро забрался на стог, удобно уселся, наметил сектор обстрела и замер в ожидании подхода лисы.
Смеркалось, прозрачный осенний воздух был без движения. И когда костер надежды стал уже угасать, из высокой травы к стогу метнулась длинная тень. Подбежав к месту, где раньше было вкусное угощенье, лиса стала его обнюхивать и на мгновение замерла. Этого для меня было достаточно, чтобы уточнить положение стволов ружья, и я плавно нажал на спуск. Грянул выстрел – и тень застыла на месте. Радостно возбужденный от успеха, я подошел к месту, где лежал поверженный зверь. Крупный огненно-рыжий лисовин был мне наградой за смекалку и терпение.
А стог с той поры мы с товарищем по охоте стали называть утиным.