Сразу после школы я стал работать в одном из московских НИИ, находящемся недалеко от станции метро «Новокузнецкая». Проходя утром и вечером мимо маленького домика, стоявшего у самого метро, я всегда заглядывал в его окна, внутри было безумно интересно: все помещение завешано и заставлено чучелами птиц и зверей, на двери домика висела табличка: «ВВОО. Таксидермическая мастерская». Так я познакомился с таксидермией.
Через несколько лет я стал работать таксидермистом в Дарвиновском музее, там впервые и увидел Николая Константиновича Назьмова, ставшего моим наставником. Сам Назьмов тогда работал таксидермистом в Военно-охотничьем обществе, его мастерская была расположена не так далеко от музея, и мы часто ходили друг к другу в гости. Когда Николай Константинович посещал нашу мастерскую, он первым делом, иронично усмехаясь, всегда интересовался, что нового в таксидермии? Затем замечал какое-нибудь новое чучело и сразу начинал его критиковать.
Обычно ему не нравилось все: голова, шея, ноги, сама поза чучела. Тут же он переключался на лепку модели начатого нами экспоната, рассматривал и оценивал подготовленную для натяжки на манекен шкуру, пробовал консистенцию клея для папье-маше. В руках у него все горело. Помню, взяв в руки недавно изготовленное чучело тетеревятника (оно мне и самому не нравилось, несколько раз его переделывал, да все не так), он решительно вспорол ему ножницами шею и со словами «А это что? А это что?» стал вытаскивать из него вату. И чучело на глазах преобразилось: появилась настоящая ястребиная посадка и даже какой-то особый хищный взгляд. Уходя, Николай Константинович почти всегда говорил: «Бросайте, ребята, таксидермию, пока не поздно. Пустое это дело. Ни до чего хорошего она вас не доведет».
В его маленькой тесной мастерской было непонятно, как тут помещается не только все то, что он делает, но и сам Назьмов. Здесь его движения были замедленными и неторопливыми, но удивительно расчетливыми и рациональными. В то время таксидермисту приходилось не только абсолютно все делать самому, но самому все с трудом доставать, а также придумывать. Придумывать рецептуру клея, мастики, замазки, способ изготовления глаз.
Пробовать себя в изготовлении муляжей плодов, листьев, искусственного снега и другого антуража для оформления экспонатов. Самому искать стружку, паклю, коряги, сучки и даже отжигать проволоку. В маленькой назьмовской мастерской стояла весьма некомфортная атмосфера: тут же выделывались шкуры, пахло карболкой и еще какими-то химикатами, никакой вытяжки и в помине не было. Именно в таких условиях были изготовлены Николаем Константиновичем экспонаты, блиставшие на международных выставках, украсившие многие музейные экспозиции. О вознаграждении за свой труд Назьмов всегда говорил с горькой усмешкой.
Несколько раз я бывал на квартире Николая Констнтиновича, и там ступить было некуда – всюду были чучела, гипсовые и пластилиновые модели будущих и уже созданных экспонатов. С гордостью показывает Назьмов свою экспериментальную работу – гроздь калины – ягоды кажутся прозрачными, тронутыми морозцем. Николай Константинович снимает с полки чучело кулика-сороки, передает мне в руки: «А знаешь, что у этого чучела не было половины перьев? Пришлось все вклеивать по перышку». Перья так искусно подобраны, что даже вблизи не понять, что они вклеены. На стене гипсовая голова фокстерьера, одной из любимых собак Назьмова, тут же порядком выцветшая шкура барсука: «Ее первый трофей», – с гордостью поясняет Назьмов. У каждой вещи в этой квартире своя история. И эти истории Николай Константинович с удовольствием рассказывает. Уходил я от Назьмова всегда ближе к полуночи.
Общаясь с Николаем Константиновичем, я чувствовал, что он как бы наполовину заполнен новыми идеями и неукротимой жаждой деятельности, а наполовину – постоянной неудовлетворенностью и разочарованием. Идеи касались его творческих планов, его видения будущего таксидермии, ибо настоящего, как он был убежден, у таксидермии нет. Он считал необходимым организовать государственное обучение таксидермистов, официально утвердить профессию – таксидермист. Дать возможность таксидермистам вступать в творческие союзы. Мечтой было создание комбинатов по изготовлению таксидермических изделий. Неутихающей его болью были постоянные неудачи в осуществлении этих идей, переживания о сложившейся в отечественной таксидермии ситуации. При жизни Николая Константиновича большинству его задумок не суждено было сбыться. Его талант, пожалуй, самого выдающегося и прогрессивного таксидермиста-одиночки своего времени в общем-то остался востребованным далеко не полностью, а опыт, знания и умение не использовались с надлежащей отдачей. Не было у него практически и учеников.
К счастью, пессимистические прогнозы Николая Константиновича на будущее отечественной таксидермии не сбылись. Благодаря новым современным технологиям, без которых современная таксидермия не только развиваться, но и существовать не может, наши ведущие таксидермические студии в настоящее время успешно конкурируют с зарубежными по системе цена-качество. Свидетельство тому, что многие охотники, в том числе и зарубежные, доверяют изготовление своих трофеев (в том числе и добытых за границей) российским мастерам. Регулярно проводятся российские чемпионаты таксидермистов. Проводятся такие чемпионаты и на европейском, и на мировом уровнях. И хотя чемпионство на них, на мой взгляд, вещь весьма условная, награды наших таксидермистов свидетельствуют об их международном признании. Появилась новая волна мастеров. Настоящие таланты работают не только в столице, но и в регионах. Благодаря развившемуся и за последнее время многократно расширившемуся рынку товаров для таксидермии сейчас любой начинающий таксидермист может изготовить вполне приличное современное чучело. Качество таксидермических изделий значительно возросло. Относительно недавно мне на глаза попался номер журнала «Охота и охотничье хозяйство» 70-х или начала 80-х годов прошлого века. На обложке была фотография известного в то время таксидермиста в окружении ковров из шкур медведей. Головы медведей были изготовлены, по сегодняшним меркам, просто ужасно.
Государственного обучения профессии таксидермиста как не было, так и нет. Обучение начинающие таксидермисты проходят в многочисленных таксидермических студиях. Сами студии, в основном специализирующиеся на изготовлении, иногда даже можно сказать штамповке, охотничьих трофеев, стали базой современной отечественной таксидермии. Неизбежно при этом уходит определенный элемент творчества, хотя этого нельзя сказать об эксклюзивных работах, выгодно отличающихся от массовых изделий.
У биологических музеев, например, Дарвиновского, тоже есть все возможности для возрождения своей знаменитой школы таксидермии, заложенной великими таксидермистами Лоренцем, Федуловыми, Назьмовым.
Николай Константинович Назьмов – настоящий Мастер, человек незаурядный, как все таланты, сложный и противоречивый, целиком преданный и отдавшийся любимому и единственному делу всей своей жизни, постоянно пропускавший через себя все немалые проблемы непростой профессии, с непроходящей болью в сердце за судьбу отечественной таксидермии. Таким он останется для тех, кто его знал, для остальных он останется в своих великолепных работах.