Вокруг нашей избы на старых покосах и полянах снег уже растаял, но в глубине леса, особенно в низинах, его еще очень много.
С трудом добрался по глубокому размякшему снегу до небольшой еловой гривы. Здесь снег уже сошел. С удовольствием выбрался на твердую землю, заваленную прелым листом и упавшими деревьями. Снял рюкзак, бинокль – устроился рисовать. Тихо, лишь стайки клестов перекликались в вершинах елей, да иногда растрепанная птицами шишка, шурша и цепляясь за ветки, падала на засыпанный весенним мусором мокрый снег. Солнце пригревало и туман, нависший над снегом, поднимался вверх.
Я увлекся работой и забыл про время. Прошло часа три. Наверняка Леня уже вернулся с рыбалки, растопил печь, сварил уху и, поджидая меня на солнышке, крутит сейчас настройку своего старенького карманного приемника. Пора собираться!
Складываю вещи в рюкзак. И вдруг слышу за спиной тяжелые, размеренные шаги – кто-то большой и тяжелый идет ко мне по глубокому снегу. Не дождался меня Леня, решил сходить за мной поторопить к столу, пока уха горячая, благо наша изба рядом – всего-то километр. Я обернулся. Сквозь кусты и деревья вижу, кто-то идет по снегу, но не со стороны озера, а, наоборот, из глубины леса. Поднимаю бинокль – медведь! Идет сюда. Сейчас выйдет на сухое и пойдет ко мне.
Ведь еловая грива ведет вниз к озеру, где уже все обсохло и где есть чем подкормиться. Слева и справа от меня тяжелый пропитанный ледяной водой снег, значит, встреча наша неизбежна. И вот шум шагов смолк. Это значит – медведь вышел на сухое и сейчас он будет здесь! Вскакиваю, лихорадочно оглядываюсь – на какое же дерево лезть? Вспоминаю про фальшфаер. Он где-то в карманах рюкзака. Если дернуть за кольцо, вспыхнет сигнальный огонь, яркое пламя будет гореть несколько минут. Эта штука может быть полезна тем, кто заблудился или терпит бедствие на воде, чтобы спасатели могли заметить с воздуха. Правда, срок годности патрона уже истек десять лет назад. Отвинчиваю крышку, хватаюсь за кольцо. И вот кусты зашуршали прямо передо мной. Медведь уже рядом. Самый главный зверь, хозяин тайги. Увидеть его близко, непуганого, в его родной стихии – такое бывает раз в жизни! Но его плохо видно сквозь перекрученные кусты можжевельника и заросли ольхи, а так хочется разглядеть это чудище. Сердце бешено колотится. А он идет ко мне, большой темный, косматый. Все! Ближе нельзя – может атаковать, от неожиданности, от страха. «Стой, Миша! Куда ты прешь, не видишь что ли?» – негромко говорю ему.
Зверь замирает, подняв голову. А я что-то еще говорю, судорожно вцепившись в кольцо фальшфаера. Страшное напряжение! Куда он бросится – на меня или в лес? Я продолжаю говорить, а он по-прежнему стоит передо мной и шевелит своим большим мокрым кожаным носом. И тут я понимаю, что он слышит меня, но не видит в полумраке, и не может поймать запах, так как в лесу полное безветрие. Тогда я выхожу из-за дерева и, продолжая разговаривать, медленно поднимаю руки вверх и вниз, не выпуская фальшфаера. И тут, наконец, он все понял. Коротко рявкнув, медведь круто развернулся и бросился назад, разбрасывая комья мокрого снега!
Между деревьями мелькает его широкая спина. Я прислонился к дереву – сердце бухает в груди, как молот. Наконец, успокоившись, иду посмотреть следы. До медведя – 15 шагов и 25 – до снега, на котором вместе с глубокими ямами медвежьих следов вижу отпечатки маленьких лапок медвежонка. Его не было видно – он был за матерью, когда медведица шла ко мне, и бежал впереди, когда она галопом уходила в глубину леса. Какая удача, что детеныш не оказался между нами.