Пятую осень я стою на вечерке в камышах Черной речки на Новгородчине. Пять весен и четыре осени, как мы познакомились с Толиком, пять весен и четыре осени – я не добыл ни одной утки ни вплавь, ни влет. Сегодня – последний вечер, завтра – держать путь на столицу.
Минут через десять-пятнадцать, мушка станет неразличима ни на воде, ни на небе. Я забываю обо всем и любуюсь солнцем, уже зашедшим за макушки прибрежных деревьев извилистой лесной речки, нареченной Черной за соответствующий окрас воды.
Нарастающей волной накатывал свист разрезаемого крыльями воздуха, выведший меня из пагубных на охоте сладострастных размышлений о нерукотворных красотах Новгородчины. Три утки тянули низко вдоль моего берега краем леса. Я вышел из камышей, поднял ружье и приготовился. Через мгновение они появились прямо над моей головой. Пропустив их, я прицелился и выстрелил в угон. Первый выстрел не достиг цели. Второй выстрел отбросил утку, летевшую последней, в сторону, и она упала по нисходящей траектории в лес.
– Поздравляю! – крикнул Марат.
– Бери фонарь из рюкзака и иди искать. По-моему, она упала под ту высокую сосну, – Толик указал на ориентир, выделявшийся на фоне смешанного леса, будешь подходить – прислушайся, может быть, выдаст себя шорохом крыльев.
Подойдя к сосне, я прислушался – тишина. Утки под ней не было. У всякой божьей твари в минуты опасности обостряется инстинкт самосохранения. Утка быстро проползла несколько метров в сторону от места падения, и, услышав мои шаги, затаилась. Я нашел ее, дробь повредила ей оперение. Местные, взяв подранка за крыло, бьют пернатую головой о дерево либо наступают на горло сапогом, положив его на камень. Бррррр! Такие методы всегда во мне вызывали тихое отвращение и я поступил по-своему – контрольный выстрел в голову. Моя привычка не находила одобрения старожил, они не понимали – зачем тратить патрон.
Говорят, в тот вечер я светился в лесу от счастья, как огромный светлячок.
Радость переполняла меня, я сидел на пассажирском сиденье ЛуАЗа и выставил в открытое окно заряженное ружье. За рулем – Толик. Марат – на скамеечке в кузове. Я рассказывал анекдоты, все смеялись. Атмосфера всеобщего задора переполняля замкнутое пространство автомобиля, выливалась через открытые окна и растекалась по окрестностям.
– Убирай ружье, подъезжаем к Остахново, – скомандовал Толик.
Я протянул ружье Марату через левое плечо. Раздался выстрел. Толян ударил по тормозам. Мы все переглянулись, осознавая произошедшее. В рамке лобового стекла зияло аккуратное круглое отверстие, по стеклу поползла «паутина». На коленях у Марата лежала двустволка.
– Никого не зацепило? – Толик первым вышел из оцепенения.
Мы по очереди кивнули.
Я вышел из машины, аккуратно взял с колен Марата ружье, молча разрядил его, разобрал и сложил в чехол. Толик завел луазик, и мы тронулись дальше. Воцарилась тишина.
– Не переживай, слава богу, обошлось, – подбодрил меня Толик, нарушив всеобщее молчание, – все живы и здоровы. Дробь была в контейнере, расстояние от дульного среза до кузова – не более полуметра, контейнер не раскрылся.
Я промолчал. Я не мог ответить сам себе на, казалось бы, элементарные вопросы.
Находясь в эйфории счастья, я высунул ружье в окно (спрашивается, для чего?) и снял с предохранителя (зачем?), а подавая Марату, не убедился в безопасности (как я мог?). Марат в потемках принял ружье за курки и... вместо легкого испуга, испорченного настроения и незаслуженно искареженной, всеми любимой машины, могла произойти настоящая трагедия.
Прошло время, Толик заварил рамку и вставил новое лобовое стекло. А я на всю оставшуюся жизнь усвоил два правила, которые всегда безукоризненно выполняю:
1 – снимать ружье с предохранителя только непосредственно перед выстрелом;
2 – сразу после объявления старшим об окончании охоты необходимо незамедлительно разрядить ружье, разобрать и сложить в чехол.
Неукоснительное соблюдением этих двух правил спасет нам всем жизнь!!!