Тайга, раскрашенная во все цвета радуги, готовая уронить свой лист. Воздух, наполненный ароматами осенних запахов, прозрачный и осязаемый по утрам от выдыхаемого пара.
Гулкая, звенящая тишина. Как ни старайся передать чувства от этой красоты, все можно уложить в два волшебных слова, понятных каждому таежнику: рев изюбря.
Мы с другом детства Сашкой Максутовым, а проще Максом, и двумя проводниками-удэгейцами были в среднем течении реки Бикин и задались целью в этот раз осуществить давнюю мечту – добыть настоящего приморского лося. (В Приморье и Приамурье живет уссурийский лось – подвид широко распространенного в умеренном поясе Азии, Европы и Америки и хорошо всем известного животного. Уссурийский лось значительно мельче обыкновенного. Масса даже старых быков редко превышает 300 килограммов, а самки лишь немного тяжелее двух центнеров. Длина тела у быков 250–275, высота в холке – 170–195 сантиметров. Рога уссурийского лося оленевидные и небольшие. Отростки, а их чаще всего восемь, не уплощенные, а круглые, характерных «лопат» не образуют.) (Все ссылки и далее – С.П. Кучеренко «Звери у себя дома», Хабаровское книжное издательство, 1973, Очень рекомендую.)
Попасть на лосиный стон (а это середина–конец августа) у нас не было никакой возможности, но со слов удэгейцев лоси охотно выходят после гона на речные заливы, в тихие протоки откармливаться водной растительностью. Вот я и решил караулить лося в заливе. Первый вариант: подобраться к зверю, сделав засидку, я отклонил из-за протяженности доставшегося мне залива со следами его выхода на кормежку, а больше – из-за явной простоты и неспортивности.
Второй: охота с подхода, вернее с подплыва на оморочке (маленькая, чуть больше двух метров, выдолбленная из цельного дерева лодочка, похожая по обводам на индейское каноэ. Садишься в нее, вытянув ноги вперед на подставочку, кладешь оружие и где гребешь веслом, а где для соблюдения полной конспирации палочками. Так и подбираешься к зверю. Этот способ охоты потомков Дерсу сильно настораживал меня из-за непредсказуемости поведения этого плавсредства.
Пришлось два дня отдать на упорные тренировки. Вдоволь накупавшись в заливчике возле зимовья, с благодарностью приняв советы по управлению оморочкой и покорно выслушав мнение таежных профи о физическом состоянии городских охотников, я был заброшен в район залива. Большая, надежная лодка друзей, ревя «Вихрем», скрылась за поворотом. Я остался на галечной косе напротив залива с оморочкой, рюкзаком и карабином «Лось». Мой новый «Лось», я приобрел его за месяц до охоты. Пробегав по тайге сначала с отцовским гладким, затем с приобретенным на студенческую стипендию и подработку ИЖ-56, перепробовав и надежный МЦ 21-12 и ТОЗ-87, а затем уж дав волю СКС, Сайга, зная о достижениях капиталистов в области охотничьего оружия только от знакомых, я решил поднять планку своей самоуверенности от полуавтомата до болтовика. Пусть теперь на загонной охоте я практически купил себе билет вечно идущего в загон, но ты один на один со зверем, выстрел – и до пика нервного возбуждения ожидание следующего выстрела. И вот у меня «Лось», пристрелянный в тире на сто метров. Вот оно, ощущение не избалованного нарезным городского. Раз нарезное, то должно попадать и убивать с первого выстрела, и баста.
Я в оморочке, между мной и заливом гудит река. Чем великолепно движение вперед – ты уже все знаешь позади, а твоя новая и неизведанная судьба впереди! Перекрестившись, я оттолкнулся с косы повыше, с тем расчетом, чтобы попасть в струю течения, которое должно было вынести меня в водоворот устья залива. И надо сказать, пока я копался, мостя в оморочку рюкзак, карабин с фонарем, а затем еще долго двигал задней частью туловища, ища точку равновесия, быстро стемнело. Влетев на всей скорости в залив, обливаясь холодным потом и понимая, что явно не мое мастерство владения веслом не дало закончить эту охоту где-нибудь в корчах ниже по течению, я, не сбавляя скорости, в темноте двинулся внутрь залива, подальше от гудящей реки. Золотые слова были сказаны проводниками: «Только зайдешь в залив, затихни, поосмотрись, зверь может выйти до заката». Вот он и вышел. В полнейшей темноте, в полуметре от моей оморочки, выросла стена светлой даже ночью, стекающей с боков зверя воды. Брызги, волны, чуть не перевернувшие мое судно, треск валежника и даже запоздалое «г-а-а-ав» перепуганного изюбря, не могли вывести меня из ступора. И только два громких плюха, брызги в лицо, задорное «кря-кря» привели меня в чувства. Ты все-таки вышел до заката! Он еще долго и возмущенно гавкал, удаляясь. Совершенно успокоившись, я обнаружил что фара, так и не закрепленная на карабине, смыта за борт. Решив, что скитаться по заливу, подсвечивая себе бытовым фонариком, это уже чересчур, вылез на берег и, следуя народной мудрости «утро вечера мудренее», завалился спать.
Утро было теплым и тихим, над водой стоял туман, берега залива как бы размазаны дымкой, искривляя расстояние, все вокруг напоминало набросок еще не высохшей акварели. Водрузившись в оморочку, я двинулся по заливу, отталкиваясь палочками. «Удэгейцы, нанайцы и орочи издавна промышляют изюбря на кормовых заливах, где они лакомятся сочной и нежной растительностью. Такой способ охоты требует особого искусства. Прежде всего, надо уметь совершенно бесшумно плыть. Затем нужно не только видеть и слышать, но и учуять присутствие изюбря раньше, чем он почувствует ваше присутствие. Терпение, терпение и еще раз терпение». На том же самом месте, где я вчера врезался в изюбря, стоял лось. Совершенно спокойно стоял и кормился, глядя на реку, совершенно не видя меня, коварного, сзади. Чувствуя, что от избытка адреналина я дальше не смогу изображать крадущегося в оморочке невозмутимого удэгейца, а раскачивающаяся в такт азартной дрожи во всем теле лодчонка того и гляди нагло сделает оверкиль, я решил стрелять с этой дистанции метров 120–150. Приткнувшись в берег, понимая, что бесшумно вытащить тело из этого долбленного пенала не удастся, я опустил одну ногу за борт, уперся в родную землю, взял лося на мушку.
Вдох, вы-до-ох, выстрел. Лось вытащил башку из воды, удивленно заозирался, дожевал свою водную растительность и снова опустил голову за новой порцией. Где-то, в какой-то части моего сознания, запульсировала мысль: это все шутки тира, низко взял, надо выше. Грохот выстрела. Лось в непонятках. Шум есть, движения и запаха нет. И опять: дожевал, и за травой. Еще и еще выше – не мысль, а писк, доведенной до отчаяния нервной ситстемы. Бам! Лось рухнул в воду! Как он поднимался! Сколько мощи, сколько силы, а уж скорости! Шасть, и я даже не успел карабин от плеча оторвать, как он скрылся в островке тростника на мысу, разделяющем реку и залив в противоположной стороне от его входа. Я рванул ему наперерез, перелетев через залив, отрезая ему путь в лес. А вокруг тишина, никуда он бежать и не собирался, значит, стоит на мысу. Мои планы перевести дыхание и двинуться в сторону прервал шум мотора выскочившей из-за поворота лодки с двумя живущими с нами местными рыбаками. Увидев меня на берегу, причалили, оба без оружия. Выслушали мой рассказ о раненом и по непонятной мне причине никуда не убегающем лосе. «Лось не любит шутить ни со своими собратьями, ни с другими животными, также и с человеком. Лося боится волк, хорошо зная, что удар его передних копыт смертелен. Случается, замертво падают от этих ударов даже медведи. Раненый лось опасен и для человека.
Известны достоверные факты нападения лосей на охотников, которым приходилось спешно ретироваться и залезать на дерево». Стоит только представить себе легкораненного, сидящего в засаде, затаившего злобу на обидчика 300-килограммового лося! Мы двинулись втроем. Рыбак постарше, я с карабином и помладше – сзади. Я чуть задержался на старте, оказался чуть сзади старшего, за что и был наказан. Буквально через 50–60 метров закончился бугор и весь мыс оказался как на ладони. Лось стоял, низко опустив голову. Старший, резко развернувшись ко мне лицом, выхватил у меня из рук карабин. С криком «Предохранитель где? Где предохранитель?» дал мне возможность несколько секунд наблюдать лося в движении. «Лось бежит рысью, легко и грациозно, высоко вскидывая ноги, на галоп переходят обычно раненые лоси, но скачут они неумело, нескладно и тише, чем на рысях». Вот и все. Там, где стоял лось, все было в крови. Армейская пуля 7,62 мм пробила грудную клетку и легкие необратимо, при каждом вздохе и выдохе выкачивая кровь из могучего зверя и разбрызгивая ее в обе стороны от следа. Дальше ошибок быть уже не могло. Через четыре часа, перегорев от адреналина, я нашел его в километре от залива, на самом краю огромной мари. «На рану лось слаб, но сгоряча может уйти далеко. Поэтому раненого зверя нужно преследовать лишь через 2–3 часа. К лежащему лосю подходить надо осторожно. Если у него уши прижаты – можно ждать нападения, вяло опущенные уши говорят о том, что зверь при последнем издыхании».