Накануне был в гостях у своего друга, тоже охотника. Отмечали его восьмидесятилетие. Проснувшись по звонку будильника в половине пятого утра (электричка отходила в шесть), пожалел, что не отказался вчера от последней рюмки: сегодня предстоял 15–18-километровый поход по пересеченной лесной местности, а ведь мне в марте тоже перевалило за семьдесят.
Сошел с электрички в девять утра. Последовательно отшагал по Грязной, Сенокосной, Матвеевской и Уклонной лесовозным дорогам (названия их мы придумали сами для удобства ориентации). Уклонная вывела меня к речке Баской. Отдохнул на ее берегу минут пятнадцать, размышляя, выражаясь слогом Александра Сергеевича, куда обратить свои стопы дальше. Слева от меня, если подняться наверх, расстилались Крестовые луга, а справа, тоже наверху, Мертвые луга. Те и другие представляли собой уже кое-где заросшие смешанным лесом пустоши, образовавшиеся полвека назад после обложного лесного пожара. В недавнем прошлом – богатые тетеревом угодья, а сейчас...
Сделал часовой заброд по Крестовым – пусто. А идти было тяжело: жесткая трава, местами по пояс и выше, под ней скрытые провалы в почве и обгорелые (потому, видимо, не истлевшие до конца) древесные стволы. Когда спустился вновь к Баской, не было уже ни сил, ни желания подниматься на Мертвые луга и делать заброд по ним. Пошел по пути наименьшего сопротивления – по Нижней дороге (читай, рыбацкой тропе), продолженной вдоль речки. Но этот путь тоже оказался не сахар: тропу на значительном протяжении залило водой, приходилось то и дело сворачивать на заросшую травой и кустарником обочину. Притащился к избушке в пятом часу. За весь день не видел никакой дичи.
Уловил слухом три-четыре взлета рябчиков, но не услышал ни одного их посвиста, хотя манил в пути постоянно.
Переведя дух, принес из речки воды, переоделся и начал готовить обед, который, по сути, оказался и ужином. Это и к лучшему – меньше хлопот. Обдумал план действий на завтра. Решил, не мудрствуя лукаво, посвятить весь день обходу так называемой корчевки – не менее обширным, чем пустоши, и столь же заросшим молодым лесом полям, образованным в брежневские времена в ходе выполнения (но так и не выполненной) государственной Продовольственной программы. Дело в том, что на этих площадях почва местами была соскоблена бульдозерами до материкового грунта и потому травостой на них до сих пор оставался не очень развитым, ходить по нему было сносно, да и птица отдавала таким местам предпочтение (недаром же говорят, что тетерев любит покосы).
Добирался до корчевки около часа. На полпути стрелял в далекого рябчика, заметил, где он снова присел, но вторично птица на выстрел не подпустила.
Корчевку решил обшаривать концентрическими кругами. Первый круг занял тоже около часа. Полежал на траве минут десять и пошел на второй круг. Метрах в тридцати поднялся боковой косач, в момент выстрела птицу заслонила купа молодых ветел, но с противоположной стороны купы тетерев не появился, значит... Я бросился опрометью к этому месту и не напрасно: косач оказался битым, правда, не чисто (подранка пришлось ловить).
Еще через час стронул сначала тетерку, затем косача, но взлетели они очень далеко, полагаю, что это были птицы не нынешней выводки и потому столь осторожные. На этом, собственно, дневная программа закончилась (имею в виду встречи с дичью).
А вечер у избушки выдался удивительно тихим и безмолвным. Листья не только берез, но и осин словно оцепенели. Лишь изредка доносилось едва различимое цыканье маленькой пичужки. Какой разительный контраст с майскими вечерами, когда, стоя на тяге, внимал не умолкающему птичьему разноголосью.
Уже в девятом часу ухо уловило отдаленный посвист рябчика. Я тотчас же ответил манком, подождал минуты полторы.
Может, повторить? Нет, повременю. Через минуту услышал взлет – значит, рябчик стронулся. Но где он находится сейчас? Известно, что рябчик поднимается почти всегда с характерным шумом, но вот садиться он может беззвучно. А что если птица уже где-то рядом, и повторная манка, если она не очень искусная, способна ее насторожить. Я опять решил подождать. Пауза оправдалась: рябчик возник как из небытия метрах в тридцати на голом суку. Выстрелил удачно, хотя мушки практически не видел.
Не знаю, как другие охотники, а для меня одна штука добытой дичи, если она, конечно, не крупная – это еще не охота, а вот две штуки (мелкие кулики не в счет) – это уже охота, хотя, понятно, не ахти какая. Спать ложился повеселевший.
При возвращении на станцию с обочины упомянутой Грязной лесовозки взлетел глухарь. Взлетел близко, но я его даже не увидел – так умело он заслонился придорожными елями. Должно быть, птица тоже была ученая. Но все-таки и в этот день мне сопутствовала удача. При выходе на большак, когда уже был виден поселок, взлетел и сел на виду рябчик. Упаковывая добычу в рюкзак, вспомнил известное присловье: «Бог троицу любит».
На следующей остановке в вагон ввалились с шумом двое охотников – молодой и пожилых лет. Они были заметно навеселе. После взаимных приветствий я с улыбкой поинтересовался, не на кровях ли выпили? Ответил старший: «Какой там на кровях, оба – пустые, – и как бы в порядке резюме добавил: «Косача почти нет, рябчика мало, глухарь случаен, а пролетный вальдшнеп еще не появился». Молодой не согласился с такой оценкой: «Пока ничего еще не ясно, было бы ясно, если бы охотились с собаками, а так будет ясно недели через полторы-две, когда птица станет выходить на открытые места». Я поддержал это мнение. Старший не возражал.
Через остановку в вагон заскочил еще один охотник. Судя по характеру обращения к нему моих попутчиков, он был с ними знаком. Они спросили у него, как дела. В ответ он сделал говорящий жест рукой, дескать, можно и не спрашивать. Потом новоприбывший присел на сиденье, да так за всю дорогу не произнес ни слова. Все трое сошли в Первоуральске.
Через день поздно вечером я позвонил знакомому инженеру-охотнику. Он охотился в тех же местах, но выезжал на охоту днем позже меня и, соответственно, возвратился (как я полагал) днем позже. Оказалось, что они вдвоем с приятелем взяли двух рябчиков и вальдшнепа (охотились с лайками-карелками). Выходит, что я со своей скромной добычей вышел в лидеры. Вот таким выдалось открытие охоты по боровой в Шалинском районе Свердловской области в сезоне 2008 г.