Палитра впечатлений от позднеосенних охот была бы далеко не полной без охоты на пролетную утку. Один мой приятель вообще считает недостойным настоящего утятника, охоту до 20 сентября.
Касательно меня, то утки мною бито много. Эдак тысяч несколько. А летних впечатлений в памяти почти нет. Разве первый селезень-крякаш, так это весной, да битые на первой августовской охоте в седьмом классе пять чирков.
И не то чтобы ранних охот не люблю. Просто ценю их меньше. В каждой охоте своя прелесть. Но чтобы понять моего приятеля, нужно осознать, что кое-кому не достает состояния, именуемого драйвом.
Не знаю, уместно ли применение мной этого нерусского слова. Толкование его многогранно, но применительно к охоте слишком примитивно соотнести с русским «кураж», как это делают некоторые знатоки.
Так в чем же в нашем случае этот пресловутый драйв заключается? Наиболее, на мой взгляд, убедителен пример земляка моего, А. Азарова, с его гусино-болотными историями.
Приз в десяток-полтора гусей – конечно, солидно. Это с одной стороны. С другой – цена вопроса. При здравом размышлении она запредельно высока. Стоит лишь вспомнить о лошадиных нагрузках, постоянной сырости и холоде, риске для здоровья и прочем экстриме, будь то даже простая готовка пищи. Что движет немолодым и, надеюсь, здравым мужиком, заставляя снова и снова возвращаться к этим невзгодам и добровольно? Вот и попробуем вникнуть в побудительные мотивы. Не претендуя на полноту исследования, смею предположить, что все они в области психологии. Даже гусь, из-за которого весь сыр– бор, как продукт питания все же вторичен. А что первично?
Несомненно, романтика, как бы ты от нее не открещивался, чуточку авантюризма, далее азарт и уверенность в себе. Но не только. Могу с уверенностью утверждать, что, возможно неосознанно, влечет и то, как изменяется восприятие самых обыденных вещей. Чтобы так радоваться уюту временного жилья, сухой одежде, глотку чая и миске каши на птичьем жиру, нужно пару-тройку дней поохотиться в «собачью» погоду.
Остается за кадром и таится внутри удовлетворение самим собой. Выглядит это примерно так. Ты сам сделал охоту. Ты все предусмотрел, все умеешь, тебе подражают. Ты настоящий...
Венец твоих стараний – охотничья удача и ввергает в состояние драйва, т.к полученное удовольствие и адреналин есть следствие динамики, а не расслабухи.
Это о сомнительных, с точки зрения многих, прелестях охоты на пролете. Вплотную ею я занимаюсь не очень давно. А сейчас она – самый яркий источник положительных эмоций от сезона до сезона. Если места охоты хорошо знакомы, то возможны различные варианты охоты на пролетную утку. Это и классическая охота на чучела, но возможна она и с подхода, и с подъезда (не путать со все более распространяющейся пальбой с моторных лодок). А на скопившуюся пролетную крякву на полях охотился с применением гусиных профилей. Для всех этих охот, кроме последней, важнейшая составляющая успеха – наличие ветра. Причем приличного.
Попробую создать сценарий самой обычной своей охоты во второй половине октября, когда по утверждению А. Азарова семь погод: «Сеет, веет, крутит, мутит, сверху льет и снизу метет».
Хмурый и холодный вечер. Сверху не льет, но снежные заряды бывают. По всем признакам утка должна быть. Но охота на пролете – почти всегда лотерея. Или вчера, или завтра. Очень желательно последнее. Опять не нашлось партнера и на охоте я один. За столько лет и не поумнел! Ладно, не впервой. Бог не выдаст – гусь не съест. Но, наверное, в последний раз. Буду охотничать по теплу, так и скажу бабушке. Не поверит... Прежде всего соберу лодку. Творение Новосибирского авиационного завода для поздних охот как раз то, что надо. Складная килевая восьмиклинка, шест разборный титановый. Не нравится он мне. Куда лучше еловый на 4,5 метра. Но для перевозки необходим верхний багажник, а по нынешним временам, когда постоянно контролируешь стрелку эконометра, багажник тот непозволительная роскошь. Теперь весла. Что еще? Пожалуй, рюкзак с чучелами, остальное снесу утром.
Надо готовиться к ночи. Лягу в машине. Хитра голь на выдумку. Заднее сиденье выброшено в гараже, передние сиденья с опущенной спинкой максимально сдвинуты назад и справа под ноги впрессованы две секции надувного матраца. Есть и другие ноу-хау. Для комфорта по максимуму и кладется на ложе старая овчинная шуба, сверху спальник и суконное одеяло. Теперь уж точно не замерзну.
Далее ужин. Можно, конечно, перебиться на чае из термоса и сухомятке, но это не по мне. Налаживаю очаг. Лежат в машине экраны из тонкого кровельного железа с ножками из 6мм проволоки. Не задувает «Шмель» и деловито гудит он, разогревая на сковороде банку рисовой каши, сдобренную банкой тушенки из цыпленка и парой головок лука. Не забыла ли бабушка положить согревающего? Если опять забыла – разведусь. Но отменяется развод. Остается залить термос кипятком, чай в лодке нужен. Кричат порой всю ночь лебеди, но не это для тебя главное. Бывает, что придет ночью гусь, вот тогда и нужно плыть рано, глядишь напорется на тебя потемну одиночка или стая.
Гуся не слышно. Утром машина, лодка, камыши припорошены снегом. Может, полежать и не плыть вовсе? Но борьба с малодушием коротка. Разогрел кашу и чайник. Пора. Хрустит прибрежный ледок. Весла на воду.
Главное в нашем деле выставить чучела. Больше – лучше. Но порой на мои двадцать утка идет чаще, чем на пятьдесят соседа. Пара гусиных подальше, для привлечения внимания. Туда, где потише, – чучела гоголя и хохлача. Отдельными стайками. Различает утка своих. Под камыш – пару селезней кряковых и чирковое чучело.
Обязательная пара ружей. В горизонталке пять-шесть, в вертикалке – три-пять. Для маскировки предпочитаю куртку из шинельного сукна и армейскую шапку.
О возможных трофеях. Прежде всего хохлач и гоголь. До самого ледостава могут подсесть широконоска и чирок. Вполне возможен луток и крохаль. Еще кряква. Но эту лишь влет и дальним выстрелом. Единственный раз в жизни подплыл к моим чучелам огромный едва ли не в сотню табун пролетной крякухи. Выплыл сбоку, в момент, когда я поднялся. Оторопел я от невозможного, нагнулся за ружьем, загремело оно о лодку и отсалютовал я мгновенно поднявшейся стае пустым торопливым дуплетом. Свинцово-темная вода, ветер, пролетающие снежинки, того и гляди кикимора вынырнет. Но самая погода для охоты. Порой не заметишь откуда и появилась утка. Сидит в чучелах хохлатая чернеть, вертит головкой, иной раз плывет стайка со стороны. Поредел камыш, сидишь ты подальше, встаешь и выбираешь промежуток, да гнет камыши ветер и порой состригнет стебли пучок дроби, а утке хоть бы что. Бывает, одна бита, а другая лишь чуть отплыла в сторону. Попроще с гоголем, слышно его по свистящему полету.
По разному складывается и охота. Иной раз утки много. Радостно оттого и весело. Но быстро она заканчивается. Не бью я много. Начинаешь подсчитывать, вроде и взял свое. Не удержавшись от искушения сшибешь еще пару. Вытолкнешься, собираешь чучела, а шалый хохлач садится почти рядом...
И еще один момент. Часто в прошлом, в совсем глухое время, выплывали к чучелам поздние лебедята без родителей. Такая гора, а глупый. Не боится и плавает кругом. Вроде скучно ему без живого существа. Не прервать ли его мучения, да и вкусен очень молодой лебедь. Вложишь «единичку», поднимешь ружье и опустишь. Дал когда-то зарок: по лебедям не стрелять. До сих пор нет ответа, по совести ли поступал?
Но порой ценой неимоверного терпения в лучшем случае возьмешь до вечера десяток. Выплывешь, едва не превратившись в эскимоса, потемну. Хватишь первым делом клюквенной настойки. Сгоношишь горячего. Отойдут задубевшие руки, станет тепло ногам. Пьешь обжигающий чай с клюквой, протертой с сахаром. И наступает момент истины. А не ради ли этого мига счастья ехал? Слабоваты трофеи? Так мне что, есть нечего?
Отойдет время семи погод. Забудутся благие намерения охотиться лишь комфортно. Что поделаешь, если очарован охотой на пролете.