Сквозь пыльную зелень то справа, то слева ослепительно сверкали зеркальной гладью большие и малые озера. Следуя дорожной легенде старого егеря из Поросозера, вскоре мы свернули налево, в сосновый лес.
Песчаная колея вывела нас на живописный полуостров, который округлым лесистым мысом вдавался в большое озеро Алинен («Верхнее»). А у горизонта, через узкую каменистую протоку, виднелось другое озеро – Илинен («Нижнее»). Здесь, в Карелии, озера, как нанизанные друг на друга бусины, образуют соединенную протоками обширную водную систему, созданную прошедшим доисторическим ледником.
Дорога обрывалась у старого кострища, где мы обустроили лагерь: поставили палатки, натянули тент над походным столом, притащили с берега и обложили валунами очаг, накачали резиновые лодки.
Голубое ясное небо, белые пушистые облака, теплая и безветренная погода располагали к прекрасному отдыху после столичной суеты и шума. Мобильная связь была недоступна. Девственная тишина окружала нас, нарушаемая лишь щебетом птиц и шелестом листвы в кронах деревьев.
Впереди нас, четверых друзей, ждала спиннинговая рыбалка и ружейная охота на разнообразную охотничью живность, что заряжало нас здоровым оптимизмом и, казалось, что две недели, отпущенные нам на отдых в Карелии, продлятся вечно.
От нашего лагеря до границы с Финляндией около десяти километров, а до ближайшего населенного пункта Поросозера, где можно пополнить запасы провианта и топлива, – с полсотни верст. Там же мы познакомились с местным егерем, который и направил нас на заброшенные финские хутора.
У заброшенных финских хуторов своя трагическая история. После финской войны (1939–40 гг.) эта территория отошла к СССР. Чухонцы бежали, а их зажиточные хутора были разорены. За придорожными кустами, через заросший травой и ольховником съезд, открывается проход на неприметную поляну – финский хутор. Сколько лет минуло с тех пор, а хуторские наделы округлой или вытянутой формы так и не заросли вековой тайгой. Кое-где по краям сложены разные по размеру и форме валуны. Финские крестьяне, когда благоустраивали под сенокосы угодья, после выкорчевки леса, расчищали от валунов каменистую землю. Эти поляны тянутся друг за другом вглубь карельской тайги. Как далеко? Не знаю. Мне за все время так и не удалось дойти до конца. Вроде бы прошел молчаливый хутор, другой, последний. Смотришь через густой кустарник смешанного леса, а там опять проглядывает другая поляна, за ней – следующая. То здесь, то там из травы выглядывают фундаменты фермерских домов и истлевшие остовы хозяйственных построек.
После первой, проведенной на берегу карельского озера ночи, мой товарищ вылез из под полога палатки хмурый и невыспавшийся:
– Ты ночью хорошо спал? – спросил он.
– Да, а что?
– Ничего ночью не слышал?
– Нет.
– И шаги не слышал? Ночью кто-то ходил по берегу, потом побрел к палаткам. Шаги такие неторопливые – «шарк-шарк». Аж мороз по коже! Думал мерещится или приснилось – ан нет. Почти до утра кто-то вокруг ходил.
– Может, тебе это все-таки приснилось?
Из соседней палатки показались головы наших товарищей-рыбаков. На наши расспросы они ничего толком сказать не могли, так хорошо и крепко спали.
А на следующее утро все повторилось. В эту ночь он взял с собой в палатку двустволку и патроны с картечью. Я опять ничего не слышал и спал до утра как убитый.
– Вы уже сопели, я сам стал подремывать. Тут слышу, по песчаной полосе берега, со стороны леса, медленные шаги. У лодок они на какое-то время замерли, а потом стали приближаться к нашему лагерю. Хотел тебя толкнуть, но меня как парализовало – ни ногой пошевелить, ни руку согнуть. Жуть!
– Может, это местные шастают вокруг? Присматриваются, что плохо лежит, чтобы затем стащить.
– Откуда здесь местные? 50 километров до ближайшего поселка. Кто пойдет? А машину или мотоцикл мы бы услышали.
– Может, пьяные финны балуются из-за границы? Она здесь недалеко, – пошутил я.
В последующую ночь я решил не спать и вместе с другом выяснить, кто там бродит по ночам. Долго мы лежали, шепотом рассказывая друг другу курьезные истории. Вскоре, не почувствовав как, я провалился в сон. Сразу после полуночи раздалась приглушенная и размеренная, как такты метронома, поступь. На этот раз, едва заслышав приближающиеся шаги, товарищ резко выскочил с ружьем из палатки навстречу полуночному незнакомцу.
Карельские ночи в конце августа не такие как в нашей полосе. Они светлые, несмотря на отсутствие луны, и даже глубокой ночью можно легко ориентироваться в лесу.
Возле палаток он никого не обнаружил, вышел к берегу озера – пусто. Прошел по песку к высоким соснам, которые вплотную подступали к темной воде. «Кто здесь? Выходи!» – негромко, в напряжении, сказал он в сторону леса. Но в ответ лишь плеснула в озере рыбина и негромко порхнула испуганная птаха.
Мой товарищ вернулся в палатку, закрыл противомоскитную сетку и лег, прижав к себе ружье. В сон он провалился мгновенно и проспал до позднего утра. За завтраком он нам рассказал о своей ночной вылазке, но заверил, что все закончилось и больше никто не выйдет из леса. Наши компаньоны не особо ему верили, списывая на страшные сны. Они попытались ночью тоже не спать, чтобы самим убедиться в реальности «гостя», но так ничего и не услышали – вскоре засопели во всю «носовертку».
А ночью... снова шаркающая поступь от леса. И опять никого рядом с лагерем. Далеко за полночь, когда товарищ забрался в палатку и уже засыпал, отчетливо услышал знакомое «шарк-шарк», неотвратимо приближающееся по прибрежному песку. Звук шагов раздавался все ближе и ближе и замер между палатками. Он почувствовал, как на голове у него зашевелились волосы и могильным холодом сжало сердце. Как пробка, он вылетел из палатки, сжимая влажными ладонями ружье. Нервы были напряжены до предела. Крик ужаса застрял в горле...
В призрачном свете карельской ночи он увидел лишь наши палатки, спящие темные туши автомашин, тлеющее кострище, обложенное валунами и ни одной живой души вокруг...
Утром нас разбудил звук моторов, собачий лай, человеческие голоса. На машине «Ока» и мотоцикле с коляской приехали две семьи из Поросозера половить рыбу и собрать бруснику, которой в тот год уродилось много. Между ног носилась молодая рыжая лайка. Мы, сонные, вылезли к ним навстречу, познакомились. После обычных в таких случаях взаимных расспросов, они удивились, что мы остановились лагерем в таком нехорошем месте.
– А почему это место считают нехорошим? Здесь красивая бухта. Сосны прикрывают от сильных ветров и вид на озеро открывается живописный.
– На этом месте раньше финское кладбище было. Здесь. Там, под деревьями. И на том острове.
– Что?!.. – изумились мы. – Ничего такого мы за эти дни здесь не видели. Ни крестов, ни могил. Да и кострище указывает на побывавших здесь туристов.
– Большое было кладбище... Богатое... Почти все надгробья и кресты из мрамора, бронзы или меди. Финны ничего не жалели для своих умерших. В смутные времена перестройки, некоторые, особо отчаянные из местных, не веря ни в бога, ни в черта, все смели, сдавая металлы в приемку и продавая мраморные плиты! И приезжают сюда разве только местные рыбаки и то на день, а к вечеру всегда покидают это место.
Мы были в шоке. Старый егерь ни словом не обмолвился об этом. Может быть, сам не знал? Мы поведали о ночных приключениях нашего товарища. Местные, таинственно переглянувшись, со словами «повезло, что еще живы остались», по единственной дороге уехали на другую сторону полуострова и разбили метрах в пятистах лагерь. Вскоре оттуда вкусно потянуло костровым дымком, раздались детский смех и громкие голоса взрослых – они обустраивались на все предстоящие выходные дни.
Поняв, что местные не шутят, мы подошли к стройным соснам, покрывающим мыс. И только тут мы переосмыслили происхождение неровностей и бугорков, скрывающихся в изумрудных мхах и плотных, обсыпанных красной ягодой, кустиках брусничника – это ж захоронения! Товарищ призывно замахал руками, подзывая к себе. У разросшегося под соснами куста бузины он поднял за верхний конец большой металлический крест, покрытый белой эмалью, который был почти полностью скрыт мхом. Нижним концом крест под своим весом погрузился в упругий ковер мха и скособоченно замер. Это действительно было заброшенное кладбище – местные нас не обманули.
К обеду мы переехали, разместившись рядом с поросозерцами. Место здесь менее живописное, продуваемое ветрами с озера, но другого выбора у нас не было.
На новом месте все спали как убитые. Среди ночи, выйдя из палатки «до ветра», я услышал молодецкий храп своих друзей, которым, посвистывая и похрюкивая, вторили из-за кустов поросозерцы. Наш товарищ на следующее утро выглядел свежим и бодрым. Больше никто не потревожил нас. А невидимый посетитель со своей леденящей душу поступью исчез... в никуда.