Вообще-то мы подзадержались в дороге, а причиной тому послужили два препятствия, возникшие на нашем пути. Первое — разлившаяся речушка, которую нам пришлось преодолевать. Второе — затопленная на приличную глубину низина, результат бобровой запруды на ручье.
Углубившись немного в болото, вспугнули с сосны молчуна. А вот подвернулась, и кстати, подходящая валежина. Снимаем ружья, садимся на нее и начинаем внимательно слушать. Несмотря на приближающиеся сумерки, в лесу довольно шумно от птичьего гомона. Особенно усердствуют в этом дрозды. Их трескотня доносится со всех сторон. Вскоре за нашими спинами слышится волнующее бархатистое «хорканье». Дружно поворачиваем головы и видим проплывающего краем болота длинноклювого красавца-вальдшнепа.
«Что-то не слышно подлетов», — тихо обращаюсь к егерю. «Не исключено, что часть мошников уже находится на току», — шепотом отвечает Василич. И как бы в подтверждение его слов мой слух выделяет из птичьего многоголосья звуки, похожие на глухариное «точение». Кручу головой, напрягаю слух, открыв рот от усердия, и уже отчетливо слышу такое знакомое и будоражащее «кичивря, кичивря, кичивря», доносящееся из центра болота. От этих звуков легкая дрожь пробегает по телу, учащеннее бьется сердце. По прошествии времени мы слышим еще двух поющих петухов. «Порядок, певцы на месте, можно возвращаться на стан», — шепчет напарник, весело подмигивая мне. Прощаемся с местом подслуха до утра и в приподнятом настроении направляемся к нашему биваку.
И вот уже костер взметнул вверх россыпь искр, в котелке забулькала вода. После сытного ужина удобно располагаемся возле костра на разостланном еловом лапнике. Глядя на пляшущий по-шамански огонь, неторопливо потягиваем из кружек горячий чай. Красота! Задумывались ли Вы, уважаемый читатель, над тем, что создает уют на привале в ночи? Конечно же костер. Тысячу раз прав был охотничий писатель Ю.М. Смельницкий, напоминавший нам о роли охотничьего костра. «С появлением огня охотник чувствует себя не одиноким, а вдвоем, как бы с надежным товарищем и другом, — писал он. — Огонь в лесной охотничьей жизни то же, что глаза в портрете и вода в пейзаже». Ну, разве можно не согласиться с этим, особенно нашему брату-охотнику!
… На фоне звездного неба выделяются темные шапки сосен. В лесу еще царит тишина, а мы уже в полной готовности к выходу на ток. Где-то в стороне «прохоркал» невидимый вальдшнеп. «Ну, с Богом!» — говорит Василич и первым встает с валежины. Я поднимаюсь следом за ним, и мы направляемся в сторону тока. Подойдя к месту вечернего подслуха, делаем остановку. Стоим, внимательно слушаем лес, но глухари ничем не выдают своего присутствия. Посовещавшись, неторопливо углубляемся в сторону центра токовища метров на сто и снова делаем остановку.
Звезд на небе все меньше и меньше, зарождающийся рассвет уже хозяйничает в лесу. Самые нетерпеливые пичуги пробуют свои голоса. А что же глухари? Они по-прежнему продолжают молчать.
Вскоре становится светло. Лес наполняется веселым птичьим многоголосьем. Скоро взойдет солнце. «Что же случилось с глухарями? Почему не поют?» — спрашиваю шепотом егеря. «Да, всяко может быть, — отвечает он. — Филин, к примеру, мог потревожить ночью, или же медведь. Опять же лось мог пройти через ток. Но, по-моему, погода будет меняться — спина еще с вечера ныла, а это, скажу тебе, получше всякого барометра будет».
Вдруг Василич замирает. Прислушиваясь к чему-то и вытянув руку в сторону, он неуверенно произносит: «Почудилось, поет вроде». Я тоже напрягаю слух и, к великой своей радости, улавливаю глухариное «точение». «Поет!» — обращаюсь к егерю, рассеивая его сомнения. «Ну, давай!» — шепчет он, подталкивая легонько меня в плечо.
Прикрываясь стволами сосен, подхожу к поющему мошнику метров на шестьдесят. Но вот беда — впереди совершенно открытая полоса. Ее мне и надо преодолеть на виду у глухаря, чтобы оказаться на верном выстреле от него. Отчетливо вижу токующего красавца, важно перемещающегося по ветке. Стою, раздумываю, как разрешить эту головоломку, но очень скоро она разрешается сама по себе. Глухарь, начав только «тэкать», перелетает с ветки на ветку, а вскоре, сорвавшись с дерева, мелькает между сосновых крон.
Был еще один подход к глухарю, но он также оказался безрезультатным. Птица, похоже, заметив приближающегося охотника, улетела восвояси.
Бесшумно ко мне подходит Василич. Понимая мое состояние, в качестве утешения говорит: «Светло уже в лесу, разве к нему подойдешь сейчас». Вдалеке что-то грохочет, но мы не придаем этому никакого значения. Стоим молча, слушаем: вдруг еще запоет? Наверное, мое желание услышать песню глухаря настолько велико, что глухарь не выдерживает и начинает петь. Ну, прямо как в сказке!
И снова я начинаю подход, делая под глухую песню мошника пару быстрых шагов. А вот снова что-то грохочет в стороне, и немного погодя еще. «Гроза! —мелькает в голове. — Ее мне только не хватает для полного счастья!» Вскоре я вижу глухаря. Раскрыв веером хвост и опустив крылья, он важно расхаживает по сосновой ветке. Его бородатая голова запрокинута кверху. «Далековато для выстрела, — рассуждаю про себя. — Вот если бы до той сосны приблизиться, то тогда…»
Сзади снова раздается гром, да такой, что глухарь замолкает. Осторожно выглядываю из-за сосны и вижу настороженного петуха, крутящего по сторонам головой. Его хвост уже сложен в нормальное положение. «А что, если грозу попробовать привлечь в помощники?» — проносится у меня в голове. И в этот момент прямо надо мной раздается очередной раскатистый гром. Прикрываясь стоящей впереди сосной, делаю четыре быстрых огромных шага и замираю с наклоненной головой. Только бы не взлетел! Но лопота крыльев не слышно. Еще один такой подскок — и я буду у той сосны, откуда можно стрелять. Сзади слышится нарастающий шум. «Дождь!» — мелькает догадка. Ослепительный зигзаг молнии раскалывает небо, и, не заставив долго ждать, очередной удар грома катится над лесом. Делаю под него очередной каскад быстрых шагов и упираюсь лбом в желанную сосну.
Сдерживая дыхание, осторожно выглядываю из-за нее и вижу крутящего головой глухаря, готового в любой момент покинуть дерево. Не медля ни секунды, поднимаю ружье, мушка ложится на изгиб крыла, и я, задержав дыхание, плавно нажимаю на спуск. Громоподобный ружейный удар прокатывается по лесу, и тяжелый мошник, сорвавшись с сосновой ветки, падает вниз...
С неба хлынул дождь, но я не обращаю на него никакого внимания. Мокрый, но счастливый, с глухарем в руке, стою я возле сосны, на которой всего несколько минут назад восседал этот лесной исполин. Навстречу мне ускоренным шагом идет Василич. Улыбаясь и размахивая руками, он что-то говорит на ходу. В небе стоит грохот, который сейчас походит на грозовое поздравление «с полем». Все же правду говорят: «Не было бы счастья, да несчастье помогло!»