Конечно, весьма скромные весенние трофеи можно объяснить непогодой или какими-нибудь другими «катаклизмами, но факт остается фактом: весной гусь стал редкой добычей. Даже с подсадной часто остаешься без выстрела. Гарантированными объектами весенней охоты остались только тетерев и глухарь, т.е. боровая дичь. Это наталкивает на мысль, что охотничьему хозяйству средней полосы и северных районов пора делать упор на местную дичь и поднимать на новый уровень охоту на тетеревиных, делая массовой и доступной не только весеннюю охоту на токах, но и летне-осеннюю по выводкам, выводя ее из разряда лицензионной. К этому есть все предпосылки. Взять хотя бы разработки по глухарю Дарвинского заповедника, с границами которого граничат охотничьи угодья, где мы были этой весной. Но обо всем по порядку.
Вода стояла очень высоко. В тех местах, где в прошлые годы довольно успешно стреляли гусей на болотных луговинах, все ушло под воду, и редкие гусиные табунки шли на высоте, не обращая внимания на манки и плавающие чучела и даже не предпринимая попыток снизиться. После закрытия колхозов и совхозов поля заросли лесом, став непривлекательными как для охотника, так и для гусиного поголовья.
Количество пролетной и местной утки казалось небольшим. Так ли это было на самом деле, или утиное поголовье «расползлось» по многочисленным, нежданно образовавшимся водоемчикам, сказать сложно. Но весеннее половодье превратило каждую низину, каждую придорожную канаву в пристанище для зеленоголовых селезней и их скромных подруг. И редко можно было увидеть пролет одинокого селезня, так что подсадным чаще приходилось давать осадку пролетающим воронам и чайкам, чем коричневогрудым «кавалерам». Одним словом, и утиная охота не задалась.
Остался один вальдшнеп. Угодья, где преобладает хвойный лес, для вальдшнепа не очень интересны. Но к счастью, и сам лесной кулик особого интереса у местных, да и у приезжих охотников не вызывает. Для первых он дичь несерьезная, а вторые едут за гусем, селезнем, глухарем или тетеревом, и им просто некогда выбраться на тягу. Тем более искать мелколесье, поляны и старые вырубки. Это дело трудоемкое и для ног тяжелое, что состоятельному городскому охотнику чаще всего обременительно. Так что, если отмерить несколько километров по раскисшей дороге или мокрому мху, можно найти места, где вальдшнеп тянет весьма недурно, и пострелять по московским меркам довольно основательно. Да и напарника я нашел себе замечательного — Анатолия, племянника знаменитого в тех местах егеря Семена Михайловича.
Как только я зашел к нему в гости и увидел чучело летящего вальдшнепа, подвешенное под потолком, сразу понял: уговаривать Толю составить мне компанию на вечернюю тягу не придется. Не буду обременять читателя рассказами об удачных выстрелах и конфузных промахах, без которых не обходится ни одна охота. Расскажу лишь об «эксперименте», который приобрел реальные формы лишь после того, как я увидел под потолком творение рук деревенского таксидермиста.
То, что вальдшнеп реагирует на подброшенную шапку, дело известное. Также приходилось слышать и читать, что лесного кулика можно подманить цыканьем и что самцы готовы подраться за обладание подругой. Эту информацию нам удалось проверить на практике, когда у меня появился «подсадной кулик» и запись вальдшнепиных «переговоров», записанная на плеер. Сама по себе «музыка» плеера у вальдшнепа особой реакции не вызвала. Но когда мы с Толей вдобавок к ней применили сооруженное с помощью двух лесок приспособление, имитирующее вспархивание «самочки», поведение куликов изменилось. Вальдшнеп буквально «сваливался» к «ожившему» чучелу, когда работал «манок» — плеер, и это практически было стопроцентно. К молчаливому подсадному интереса почти не было: видимо помимо зрения, тянущему вальдшнепу помогает и хороший слух.
Хотя таких эпизодов, когда в зоне действия «подсадного» оказывались два и более вальдшнепа, было всего три, можно сделать вывод, что присутствие «самки» провоцировало агрессию в поведении птиц. Вальдшнепы сближались над местом «объекта раздора» и затевали «игры», о которых больше приходилось слышать и читать, чем видеть.
Не удивительно, что весенняя тяга в России за последние годы становится все беднее и беднее (это не мешает, однако, западным охотникам, отстреливающим вальдшнепа на зимовках тысячами, обвинять нас в варварской весенней охоте). Но обидно, что чинуши от охоты готовы поступиться вековыми традициями русской охоты и, действуя запретительными, а не созидательными мерами, пытаются изменить национальную охоту по западным образцам, видимо более близким им по духу. Быть может, они так делают потому, что Россия стала для них вахтовым местом работы, а берега Туманного Альбиона, пригороды Парижа и Вены — домом?