Когда-то в давние времена Иван Грозный назвал деревеньку на крутом берегу реки Мологи по имени своей матери — Глинским. Много воды утекло с тех пор, ушла Молога под воды Рыбинского моря, нет заливных лугов, богатых сенокосов и полей, но по-прежнему здесь шумят сосновые боры, радует осенью красная россыпь клюквы по мху болот, есть где посидеть с удочкой, послушать по весне бормотание тетеревов… В километре от деревни Глинское, к пристани которой в прежние времена приставал рейсовый пароходик из Весьегонска, расположена центральная база охотничьего хозяйства. Сегодня об этой пристани напоминают лишь сгнившие бревна свай, огрызками торчащие из песка, когда к осени уровень воды падает на несколько метров, образуя широченные песчаные пляжи. А когда-то было все по-другому, в том числе и с осенней охотой.
Вспоминается, как по осени подходил гусь. Со стрельбой в те годы было строго. За четыре дня недели можешь взять утку, гуся, но строго по норме, в оставшиеся же три дня дичь не беспокоили, и, если неожиданных погодных катаклизмов не происходило, пролетные водоплавающие покидать угодья не спешили.
Бывало, гуси отдыхали прямо на песчаной косе, буквально под окнами охотничьего дома, дразня своей доступностью нетерпеливых охотников, считавших часы до окончания трехдневного периода покоя. Вечерки сохранились в памяти не только благодаря добычливым выстрелам, но и многочисленным стаям уток, летящим «транзитом» вне ружейного выстрела, спешащим к местам зимовок с характерным свистом.
Как сегодня с пролетом северной утки? Если охарактеризовать парой слов то, что происходит поздней осенью в последние годы, то из привычного охотничьего выражения «валовый пролет», первое слово следует исключить. И этот сезон не стал исключением. Хотя если сравнивать с отчетами охотников из других мест, то определенно, в октябре в угодьях Уломы можно было хорошо поохотиться и, при везении и упорстве, не остаться без добычи.
Гусь этой осенью «обозначился» достаточно рано, хотя погода еще стояла теплая не только на Моложском плесе, но и значительно севернее. Но, подразнив несколькими табунками, по-настоящему он так и не появился (во всяком случае до конца октября). «Неплановое» появление больших стай лысух было бы приятной неожиданностью, если бы эта «второсортная» дичь, подразнив охотников своей многочисленностью от силы 5–7 дней, не исчезла столь же стремительно, как и объявилась.
Как всегда, стабильно и в сроки, подошла чернеть, смешавшись, со скромными в этом году стайками местного гоголя. Хотя относительное обилие нырковой утки в октябре здесь дело обычное и передвигается чернеть по водоему достаточно активно, но все же без подготовки, с налету «черноту» не возьмешь. Здесь у охотника две проблемы. Одна — решаемая: наличие достаточного числа чучел. А вторая — полное отсутствие естественных укрытий, к которым можно было бы пристроить засидку. Вода ушла, вдоль берега широкая чистая полоса песка, и любое сооружение здесь выглядит столь неестественно, что только большое количество обманок может заставить утку оказаться на выстреле. Вот тут и начинают посещать мысли о «лежачих» скрадках и, конечно же, об их стоимости.
Кряква была днем, отдыхала на узких песчаных косах. Вечером, если и жировала, то в основном вне мест обычных вечерок. Взять октябрьского крякаша к концу месяца стало везением. Бекаса, как обычно, было много, из-за обилия травы допускал он близко, активно вел себя в предвечерних сумерках. Классической работы легавой в местных условиях добиться сложно, но пострелять по красной дичи «от души» можно.
Октябрьские стайки длинноносиков, которых местные орнитологи определили турухтанами, а местные «обзывают» без затей просто куликами, неожиданно с конца сентября потеряли свою многочисленность, и к середине октября табунки больше 4–6 голов встречались редко.
Напугало несколько раннее появление лебедей, обычно означающее окончание пролета. К счастью, появившиеся в начале месяца белоснежные птицы «ошиблись». Северная кряква (правда, скромным числом) подходила весь октябрь, отличаясь от местной несколько более темным пером, а нырковая не делала попыток продолжать путь на юг, тем более что малочисленные охотники дичь практически не беспокоили.
Что можно сказать о пролете на Моложском плесе? Гусь, возможно, изменил пути миграции, утки просто стало значительно меньше. Видимо, пресс охоты на зимовках, местах гнездований значительно возрос. Здесь отрицательную роль, на мой взгляд, сыграли частные охотничьи хозяйства, бережно относящиеся к «доходной» дичи (кабан, лось, олень) и выжимающие «все соки» из «попутной» охоты (гусь, утка). Плюс к этому безграмотность многих охотников и их безразличие к правилам и традициям весенней охоты (в первую очередь). Они не считают особым грехом отстрел весной утицы, или просто не знают, что это — преступление. Да и департаменты охоты своими действиями (а порой бездействием) улучшению положения с охотой по перу явно не способствуют...
Одним словом, с пролетом в этом году мы «в пролете».