БОРЗЫЕ
Около двух тысячелетий тому назад Европа, кроме южных полуостровов, была покрыта почти сплошными лесами, в которых борзые, естественно, не могли существовать.
Родина борзых - южные безлесные степи. Только на их беспредельных просторах могла сотнями поколений выработаться та изящная и легкая собака, с которой не может спорить ни один из диких видов. Там же выработались породы быстрейших лошадей. Лошадь и борзая до сих пор непременные спутники кочевых народов.
Очевидно, именно отсюда борзые собаки попали в Европу. Здесь роль птичьей борзой можно рассматривать как бы в двух ипостасях: первая - это оказание, и как можно скорее, помощи ловчей птице, когда взятая добыча была достаточно сильна, чтобы оказать сопротивление, вторая - это преследование четвероногой дичи активным гоном совместно с травлей ее ловчей птицей.
Борзые для воздушной охоты
Действительно, крупные и сильные птицы, как журавль, цапля, гусь, лебедь, травлю которых осуществляли с помощью ловчей птицы, могли серьезно покалечить пернатого охотника, защищаясь клювом, лапами, крыльями. Кроме того, такие стайные птицы, как гуси, всегда приходят на помощь своему собрату и могут забить до смерти ловчую птицу, осмелившуюся напасть на их соплеменника. Г.П.Дементьев (1951) приводит пример из азиатской охоты, когда алтайский кречет - ловчий сокол - “был спущен на гусей, табуном пролетавших к озеру, на котором для дневного водопоя уже скопилось несколько их стай; схваченный соколом гусь протащил хищника к воде, где гусаки захватили сокола своими клювами, затрепали и утопили”.
Поначалу роль собаки, спеющей на помощь ловчей птице, выполняли, вероятно, полуборзые-полугончие собаки древних германцев, применяемые также совместно в травле ястребами журавлей, цапель, гусей. Впоследствии (видимо, после крестовых походов) эти задачи начинают выполнять борзые. Первые упоминания об использовании специальных борзых в соколиной охоте встречаются в трактате “De arte venandi cum dvibusn (“Об искусстве охотиться с птицами”) Фридриха II Гогенштрауфена (1194 - 1250) - императора Римской империи, где рекомендуется применять четвероного помощника при охоте на журавля с кречетом. Грузный и относительно малоповоротливый в воздухе журавль являл собой идеальный объект напуска для кречетов в те времена, однако на земле исход борьбы долгоносой птицы иногда был плачевен для последнего. Но именно охота с соколом на цаплю, являвшая собой верх соколиного искусства, вызвала к жизни потребность в борзых собаках, которые способны быстро оказаться рядом с ловчей птицей с добычей, могущей представлять для нее опасность, хотя и ограниченных в своих действиях. Таким образом появляются так называемые цаплевые борзые.
Дело в том, что при охоте на цаплю с ястребом, который слетает с руки, атака осуществляется на взлетающую птицу, поимка которой происходит, как правило, в первый момент ее подъема. На цаплю, находящуюся в воздухе, ястреб не идет, в отличие от сокола, который атакует птицу высоко в воздухе. Если ястреб закогтил цаплю, то удержать ее не представляет особых трудностей для него. Несмотря на то, что в воздухе цапля кажется большой, тело птицы, скрытое оперением, несильное. Опасность того, что цапля поранит охотничьего ястреба ударами своего клюва, невелика: эта ловчая птица имеет мощные, относительно длинные лапы с изогнутыми острыми когтями, которые цепко удерживают жертву, делая ее не способной к сопротивлению. При такой охоте собака либо не нужна, либо выполняет второстепенную роль.
Другое дело сокола, преимущество которых - небо. На земле же они нередко получают травмы, пытаясь удержать свою раненую добычу, которая активно защищается. Здесь собака, способная быстро прийти на помощь, является важным элементом таких напусков.
Однако, например, у арабов, в России и ряде других мест собаки в такой охоте не использовались вовсе. У немцев, несмотря на то, что существовало название Reiherwind - цаплевая борзая, тем не менее оно больше отражало узкоспециализированную задачу, выполняемую птичьими борзыми, используемыми в совместной охоте с ястребом и на другие виды дичи. Во Франции же, судя по всему, борзые использовались только в цаплевой охоте с соколами.
Схема охоты на цаплю в классическом виде представляется следующей.
Подозрив цаплю, ее взгоняют, то есть заставляют подняться вверх как можно выше, для чего ей вслед бросают так называемого передового сокола. При этом иногда производят несколько выстрелов из ружей. Передовой гонит цаплю вверх. Чем выше он ее взгоняет, тем лучше. Когда птицы едва различимы на фоне неба, расклобучивают двух-трех соколов, указывают им объект охоты и пускают для атаки цапли. Если это кречета, то они поднимаются вертикально вверх, как говорят, “на хвосте”; сапсаны забираются на высоту по спирали тем более растянутой, чем их полет напряженнее; балобаны идут в высоту сжатой спиралью, постепенно забираясь вверх. (В русской царской соколиной охоте на цаплю бросали всего одного кречета, которая и становилась его добычей.) Сокола для атаки цапли стараются “перелезть” ее, то есть подняться выше атакуемой птицы. Забрав у нее верх, то есть оказавшись над ней, начинают проводить “ставки”: поочередно бросаются вниз, пытаясь нанести удар по птице. Цапля же, защищаясь, опрокидывается на спину и направляет свой клюв в сторону приближающегося пернатого охотника. Таким образом сокола в конце концов, если не разобьют цаплю в воздухе, то заставят ее спуститься вниз.
Какова же роль борзых в этой охоте? К.Д’Аркуссиа, описывая охоту на цаплю, проводимую во времена правления Людовика XIII (1616 - 1643), говорит следующее: “Кто не видел на этой охоте борзых, назначаемых в помощь ловчим птицам, тот и не поверил бы, как они ожидают, когда упадет цапля; они рыщут, которая где, изо всех сил, всегда глядя вверх, чтобы не упустить из вида птиц и не опоздать к месту падения, где и их ждет участие в победе. Если же им на пути попадается какой-либо ров, то они вваливаются в него без опасения”. В одном описываемом им эпизоде цапля, очутившись на земле, едва заметив спеющих к ней борзых, вырвалась из когтей сокола и поднялась снова. Но кречет вновь взял ее и удержал без посторонней помощи. При напуске на цаплю в штате соколиной охоты Людовика XIII содержалось 12 ловчих птиц, 15 человек (сокольников и псарей) и четыре борзые собаки.
Следует сказать, что борзых для королевской охоты привозили из Константинополя. Эти собаки были обыкновенно длинношерстные. Их не только приучали помогать ловчим птицам “на добычах”, но и ходить в воду, чтобы подавать тех птиц, которые в нее падали, сбитые соколами. Д’Аркуссиа повествует об одной турецкой борзой, имевшейся у него и отлично приученной, которая с особым удовольствием и изысканной вежливостью собирала всех куропаток, убитых (или подбитых) соколами, и складывала их в одно место по очереди.
Зверовые борзые
Еще большую опасность таит в себе травля зайца, которая сама по себе уже трудна тем, что заяц, уходя от ловчей птицы, немало мастерит, усиживает, делает свечки, словом, совершает всяческие увертки, заставляя птицу промахиваться. Нередко в момент атаки переворачивается и работает задними лапами так, что были случаи, когда распарывал брюхо и выпускал кишки неудачливому ловцу. Схваченный же, в особенности не по месту, бывает, идет кувырком, калеча пернатого охотника, либо продергивает его через куст с тем же печальным результатом для атакующего, если успевает до него добраться.
При совместной же охоте ловчей птицы с борзой заяц меньше мастерит и обычно, наддав скорости, стремится быстрее достичь спасительных кустов. В этом случае зверек становится либо добычей охотничьей птицы, которой предоставляются наилучшие возможности для атаки, либо, уходя от ее нападений, отвлекается и попадает в зубы преследующих его собак. В другом случае собака становилась ловцом, схватывая зверя в то самое время, когда он в своем стремительном беге, увлекая за собой вкогтившуюся в него птицу, от которой ему, как более сильному, может быть, удалось бы увернуться без помощи верного четвероногого друга. Такие борзые в средние века имели название птичьи или ястребьи борзые (hapihuhunt или canes acceptoricius). На одной из гравюр Ёгана Елиаса Ридингера, относящейся к более позднему периоду XVIII века, можно видеть ястребьих борзых, спущенных со своры верховым сокольником и преследующих зайца, которого атакует ястреб.
Первым рукописным свидетельством на немецком языке, указывающим на специальную подготовку ястребиной борзой - Habichtwind является “Beizbuchlein” от 1480 года, где уже говорится о необходимости управления охотничьей собакой во время проведения охоты с ловчими птицами на крупную с точки зрения этой охоты дичь, такую, как заяц, журавль, гусь и утка.
Вообще, судя по всему, травля зверей ловчей птицей из-под борзой пришла в Европу либо с Востока, либо из Азии, где еще не так давно пускали ловчих птиц на зайцев и некрупных газелей, например джейранов.
Описание травли зайца из-под борзой, взятое из отчета об охоте в Астраханской губернии за 1878 год, в принципе являет собой общую схему такой охоты, за исключением, может быть, некоторых деталей местного характера.
“Собираются несколько охотников верхами, с борзыми собаками и балобанами, у которых на голове надеты кожаные колпаки, прикрывающие глаза. Охотники едут в ряд. Когда заяц выбегает с логовища, кочевники с гиком бросаются вперед за собаками и, снимая с балобанов колпаки, пускают их на зайца. Балобан взвивается над зайцем, затем спускается и, как бы скользя вдоль спины зайца, ударяет его, по всей вероятности, когтем заднего пальца. Испуганный заяц бросается в сторону, попадает прямо на борзых, заканчивающих дело, начатое балобаном. Если собаки, преследующие зайца, отстали, то балобан успевает нанести несколько ударов, и если пускают за одним зайцем двух или трех балобанов, то бедное животное, обезумев от страха и ежеминутно сыплющихся на него ударов острых когтей, бросается из стороны в сторону; собаки же тем временем настигают его. Случается иногда, что удар балобана бывает так силен, что заяц падает на полном бегу и переворачивается несколько раз. Как только собаки поймают зайца, бросаются на него и балобаны. Но охотники ловко освобождают добычу из когтей хищников, отгоняют собак и закалывают зайца, хотя бы он был даже мертвым, под переднюю лопатку. В поощрение же балобанам дают по кусочку мяса из ноги, а собакам лапы.
Такого рода охота очень добычлива, даже в одиночку, потому что балобан сбивает зайца, а собаки успевают догнать его. При нескольких же балобанах и собаках, по всей вероятности, не уходит ни один заяц.”
Подобная практика использования ястреба или беркута имеет лишь ту разницу, что в отличие от сокола эти ловчие птицы норовят схватить жертву. А для ястребов еще важно ловить не как попало, а брать по месту, то есть за голову.
В России тоже охотились подобным образом. Имеется, например, рисунок Г.Бролинга, где изображен известный в прошлом веке соколиный охотник К.П.Галлер, с ловчей птицей на руке скачущий на лошади в сопровождении своих борзых, преследующих зайца. Мнение о непригодности совместной охоты ловчей птицы с псовыми борзыми опровергается П.Бетлингом (1894), который пишет следующее: “Я пускал беркута за зайцами, особенно в гололед, вместе с борзыми, и первая угонка бывала его. Он летел к зайцу низом, чуть не касаясь крыльями земли, между собак, иногда вплоть к ним”.
Этот же автор описывает, как ведет себя заяц при нападении ястреба. “Конечно, бывает много исключений, где заяц прямо с логова бежит усиленно. От хищной птицы в поле заяц рассчитывает на увертки, вспрыгивает под ястреба, как бы грозя ударом убить его, и защищается передними лапами; иногда вскидывается на спину, чтобы сильнее отразить хищника, толкая задними ногами, но к лесу наддает бегу”. Здесь речь идет не о слабосильном зайце, обитателе пустынь, вроде талая (Lepus tolai); на которого охотятся, например, в Туркмении, или арабского зайца (Lepus capensis), объекта охоты кочевников Северной Африки, а о нашем русаке или, в лучшем случае, беляке.
Примерно тот же вид имеет и совместная охота с ловчими птицами и собаками на джейрана, проводившаяся раньше в Персии, Афганистане, Туркмении, Северной Африке и др. Интересные сведения об этой охоте можно найти у Дюусэ (1877), бывшего в свое время военным советником при персидском шахе Наср-эд-Дине, у Г.Кюнерха (1880) и других авторов. Причем имеются определенные различия в организации этих охот в Персии и, например, в афганском Туркестане. Если в Афганистане в большинстве случаев сокольник выезжает один в сопровождении лишь собак, ибо там считают, что балобан не может охотиться в компании с другим соколом своего вида, то выход на охоту шаха сравним разве что с таковыми выходами древних татарских ханов вроде Кублая, описанные Марко Поло, или же наших государей прежней поры. Здесь для охоты на газелей, так же как для охоты на зайца, наличие лошади и борзых собак является необходимым.
Как только в степи замечают джейранов по характерным прыжкам, охотник, наметив для себя одно животное, пытается отбить его от остальных, чтобы, устремившись затем в погоню, бросить на него балобана. Тот прямолинейно, как стрела, устремляется в погоню, увлекая своим маневром и собак, привыкших к совместной охоте. Сокол, преследующий джейрана, вскоре достает его и, поравнявшись, атакует газель, хватая ее за голову, при этом заходя спереди. Поместившись в голову, развернув крылья и хвост, сокол балансирует, удерживаясь на ней, препятствуя джейрану возможности видеть, и тем самым останавливает газель. Та в свою очередь пытается круговыми резкими движениями сбросить ловчую птицу. Тем временем доспевают тази (Афганистан) или другие борзые (с какими приходится охотиться - в разных местах свои) и посредством хваток вяжут газель, оказывая тем самым поддержку соколу, удерживая до тех пор, пока подскакавший вскоре охотник не прирежет ее.
В Персии в такой охоте чаще вместо балобанов использовали ястребов. При этом как только пернатый хищник поместится в морду джейрана, животное нередко тут же падает.
Хотя схема такой охоты и роль собак в ней в принципе ясны, тем не менее не могу отказаться от того, чтобы не предложить читателям очень красочное описание Е.П.Смирновым (1884) совместной охоты беркута с борзыми собаками на сайгака (Saiga tatarica).
“Ближе и ближе полукруг всадников, яснее пыльное облачко посередине... Шибко все это двигается на притаившихся охотников, едва доносится гиканье и дикий визг загонщиков.
Не дойдя двухсот шагов до охотников, передовой козел умерил несколько свой бег, удивленно глянул на пеструю линию охотников и круто повернул в сторону; за ним бросилось и все стадо... Но в то же мгновенье задрожал воздух от дружного гиканья и визга, застонала степь от топота поднятых с места в полный карьер лошадей, с громким клекотом взвились кверху ловко брошенные опытною рукою беркута, вынеслись вперед борзые... наддал вдруг передовой козел, сильнее покосил в сторону, понесся стрелою, но в то же время резнул воздух металлический свист, черная птица сложила крылья и пошла в угон по крутой нисходящей линии... Еще наддал козел, мотнул головой с острыми, рубчатыми рожками, вытянулся в желтую, невероятно быстро мелькающую линию, но вдруг забороздил носом землю... Огромная птица вцепилась ему когтями в шею и спину, хлестнула крыльями по глазам и со свирепым шипеньем начала быстро клевать в голову, шею, бока... Привстал было козел, вырвал из беркута клок перьев ловким ударом рог, но сбоку налетели рыжие тазы султана и растянули...”
И еще один аспект совместного применения ловчих птиц и борзых следовало бы затронуть. Это использование ловчих птиц в качестве своего рода указателей при проведении непосредственно псовой охоты.
Раньше в период повсеместного распространения псовых охот в некоторых из наших не густо населенных средних (особенно заволжских) губерний запущенные “в залежь” полосы пашенных полей нередко порастали высоким сплошным бурьяном, в котором русаки находили себе убежище от преследующих собак и охотников. В таких местах во время проведения псовых охот хорошо обученный ястреб бывал очень полезен, даже, можно сказать, необходим. Ничто не может скрыться от острых глаз хищника. Приученный к такой охоте тетеревятник летел над зайцем, куда бы он ни повернул, а если заяц западал, он останавливался и покрикивал над ним в воздухе. Привычные собаки бросались к этому месту и таким образом выгоняли русака на чистое поле, где его и начинали травить. Н.П.Данилов (1890) говорил, что в подобных охотах ястреба и собаки так свыкались и действовали настолько дружно, что никакие бурьяны не спасали от них русаков. Точно так же ястреба использовались для преследования по бурьянам и лисиц. Бывало и так, что, когда резвый русак отбивался от угонок борзых, ястреб налетал на него, иногда даже хватал сзади, от чего тот обыкновенно горбился, приготовившись к обороне от наседающего крылатого хищника, и либо совсем останавливался, либо настолько умерял свой бег, что собаки вскорости поспевали. Такую роль нередко исполнял и балобан.
А.Чайковский (1879), описывая подобную охоту с использованием ловчих птиц у турок и крымсих татар, отмечал: “Если лисица или заяц с поля скроется в чащу, то сокол останавливается над тем местом, где укрылась дичь, и таким образом дает охотникам возможность вновь поднять ее”.