Tа зима была необычной. Такой не было очень давно. Как злая и сварливая баба, она сразу решила показать свой характер. В начале ноября ударили морозы под двадцать, но прошла неделя, и надо же, она резко меняет свой облик. Она проливает слезные дожди, топая ногами, втаптывает в грязь свои новые, белоснежные одежды. Поднимается ветер – и под стать своей хозяйке, рвет и мечет все, что плохо лежит. Как попрешь против этой барыни-сударыни? «Дура ты, дура», – скажете вы, облитые грязью с ног до головы, втягивая голову в плечи от сырости и холода, и пойдете своей дорогой.
Семь утра. Мой сосед, десятиклассник Артем, уже ждал меня на крыльце.
– Артем, посмотри, сколько градусов? – Два. – Чего? – Конечно, холода. – А не врешь, с крыши ведь каплет. – Не верите – смотрите сами. – Да где мне без очков? Ладно, и так верю.
Лайки – Кама и Умка, — видя наши приготовления, жалобно скулили.
– Сегодня сидите дома. Идем ставить капканы, бегать за белками и норками будет некогда. Так что сидите. Артем, развяжи свой рюкзак, давай мою кормушку переложим к тебе. У меня тухлятина на прикорм, как бы обед не
провонял.
Надеваем рюкзаки, берем ружье — и на автовокзал. Отправление ровно в восемь. Ехали недолго. У указанного места автобус тормозит, и мы выходим.
Всё. Приехали. Собираю МЦ 21 – и можно трогать. Нет ни лыж, ни халатов. Одежда – утепленные куртки, покрытые брезентом. Штаны – тоже легкий брезент. На ногах – резиновые сапоги. На шее у Артема висит мой восьмикратный бинокль. В этот год работаю на государство – на руках договор: надо сдать немного куниц и четыре лисы. Куниц я добуду, а вот с лисами – проблема. Нет их на моем участке. Выручит только случай. И сейчас мне вовсе не до лис. Столько идти пешком, нести несколько кг железа и прикорм! Но душа старого лисятника не согласна с логикой разума, и я резко поворачиваю на юг. Глаза мои горят от нетерпения встречи с рыжим пятнышком на белой скатерти. Я готов вырвать бинокль у Артема
– Посмотри! Вон что-то чернеет. На лису похоже?
Белые поля, белый лес. Мокрым снегом покрыты ветки и стволы. Даже телеграфные столбы, что бегут в город, с ветреной стороны заляпаны снегом.
Осмотр занял минут десять-пятнадцать, а мне кажется, очень долго. И я спешу. Ближние капканы уже поставил, надо проверить, заменить прикорм, а съеден он точно – оттепель. Мясо распарено, его легко клюет птица: синицы, сойки, дятлы. Хорошо чуют парной сладковатый запах тухлого мяса звери: норки, колонки, куницы... Однажды заскочила полярная сова. Думал, заяц. Полярка у нас в Предуралье редкость. Есть чему дивиться. Сидит, бедняга, таращит свои огромные стеклянные глаза. Нога раздроблена, держится на одной коже. Если бы она была замерзшей, то оторвал бы ей «руки-ноги». Пух раскидал вместо накрохи, а тут – живая! Пожалел, достал нож, полоснул по коже. А нога у нее замерзла, боли не чувствует. Сидит. Толкнул под хвост – лети, да не лезь больше в капканы.
Лес хвойный, густой. Снег падал глыбами, пришлось надеть капюшоны. Это стоит здесь два года и впустую. Пока до меня не дошло. Бестолочь! Поставил в густой еловый подросток, а смола глушит запахи. Но не всегда. Снегом замело все приметы. Где он?
– Нашел! Артем! Иди сюда!
Капкан весь в снегу. Убираю снег. Дуги зажаты, в них две обглоданных ноги сойки.
– Ну что на это скажешь, молодой человек?
– Была куница, съела птичку и ушла... Так, хорошо. Пусть кушает, мех набирает. Может, придет снова, если не угодит в капкан конкурента.
Взвожу капкан, тарелочка уходит от центра и ложится на дугу.
– Что делать? А, Артем?
– Надо закрепить сторожок, вставить в отверстие палочку.
Так и делаем. Сейчас «пятак» не бегает, стоит мертво.
– А как ее поймать быстрей?.. Надо рядом поставить второй. Но нет второго. Как быть? Эх ты, биолог! Вон там в логу стоит третий. В него года три назад поймал куницу на конфетку. Она сластена, смени мясо на соты — и она твоя.
Проверяя капканы, мы уходили все дальше и дальше. «Клевали» две куницы. С радостью я делал любимое дело, зная, что хоть одна из них попадется. Не завтра – так в скором будущем. Осмотрев последний, мы вышли из леса и пошли его кромкой.
Слева было небольшое поле, лог и опушки окружали его. Поломанной расческой стоял по склонам смешанный лес. Особенно выделялись старые, высоченные ели. Хвои на них почти не было видно — так замаскировал их сырой снег. Над горами, над лесом нависли черные тучи, казалось, вот-вот хлынет дождь. Но ветер отогнал тучи, и наше небольшое поле осветило солнце. Пшеничная, заледенелая, заиграла стерня колокольцами света.
– Как красиво! – прошептал Артем, – как хо... – и осекся, увидав мою свирепую рожу. На поле, как на сцене, грациозно выделывала свои па лисица. Ну как балерина, только музыки не хватает. Мы захлопнули свои рты и спрятались в лес. Отдышавшись, выглянули вновь. Лиса была на месте. «Эх, «Барса» нет», – вслух подумали мы. И вот сидим на корточках, передавая бинокль друг другу, любуемся балериной, при этом строим план захвата. «Может, подманим?» И Артем дует в манок на рябчика. Ей хоть бы хны! Блин! Нет моего манка, карабина! Укрытие хорошее, до нее метров 200, положил ствол в развилку веток, поманил зайцем... мда... раскатал губу. А сейчас к ней ползти да ползти! Что делать?
На поле недалеко от лисы растет лохматая елка. Ясно. Только к ней, согнувшись в три погибели. Даем большой крюк, но не напрасно: елка нас прикрыла. Тихонько выглядываю. Как так, нет лисы? Куда делась? Поле ровное. Но оказалось, не совсем. Длиннющая неглубокая лощина делила его надвое. По ней и убежала лиса. Разочарованно смотрим на голое поле. Обидно! Ушла! Делать нечего, полезли дальше. Что за местность?! Одно наказание!
Сплошные подъемы – снежные, скользкие, жаркие. Одолели подъемы, поставили капканы, но вымокли, как ондатры. От меня несло тухлятиной: такова работа – любимая работа. Что поделаешь... Да и ветер усиливается, обиженно гудит лес, поливая нас обильным холодным душем. Найдя мало-мальское укрытие, стали разводить костер.
– Ты, Артем, огонь делай, а я займусь обедом. Сварим суп, чай у нас в термосах.
Я вырубил рогульки для котелка, тщательно вымыв снегом руки, дышал на них, чтоб согреть. Артемка лазил вокруг будущего костра.
– Ты чего так долго? Замерзнем, как мухи!
– Они сырые, не горят.
Он так жалобно посмотрел на меня, что я взял нож и пошел за берестой. Подложив ее под сырые ветки, стал зажигать спичку, но пальцы ее не держали. Вот черт! Замерзли при плюсовой!
– Дайте я! – и Артем разжег костер.
Горел костер, над ним висел котелок. Наши «клешни» сами лезли в огонь. От одежды шел пар, а сверху капало не переставая.
– Давай хоть чаю пока попьем.
Мы пили горячий чай, а наши зубы барабанили о стаканчики термосов. Морзянка замерзающих. Долго не могли согреться. Сварили суп, обжигаясь, ели его, на прутиках жарили кусочки колбасы, пили чай. Наконец наступила та блаженная минута, как говорят – полный кайф. Сидел бы так вечно, смотрел на огонь, принимая его тепло, отдыхал душой и телом.
– Ну как, согрелся?
– Ага.
– Не передумал учиться на охотоведа?
Артемка поднимает голову, его глаза, как и мои, слезятся от дыма.
– Почему, поеду.
– Да брось ты это грязное дело, ты ведь читаешь литературу и не врубился. Полный развал: ни денег, ни хрена!. Учись на юриста, как мать говорит. И отец тоже.
– Он передумал. Пошлют в тайгу, дом срубим.
– Ну-ну. Зачем я тебя втянул в это дело? Кстати, долго ты со мной ходишь?
– Пять лет уже.
– Да? Как быстро время летит. А ты счастливый, меня никто не натаскивал, – я почему-то тяжело вздыхаю, может, молодость прошла? Сушись, да пойдем. До дома, как до Пекина, и все под дождем! Проклятая погода! Что
за вредина! Варежки суши. Забыл,
что ли?
Собак с нами не было. Шкурки колбаски и остатки густого жирного супа я унес на капкан.
– Ну, здесь ей не пройти! Да, Артемий? Какие запахи, какой душок! Вот только к земле капкан – беда – низко. Ну ладно, скоро приду подниму.
Около двух часов дня мы покинули наш бивак и пошли в сторону дома.
Шли полем, но и на поле, как и в лесу, было сумрачно, накрапывал дождь. Ветер то утихал, то поднимался вновь. Казалось, что против нас творилась какая-то гадость. Хоть бы дождь не разошелся, говорили мы. Тогда нам крышка. Поверив в свое туманное счастье, я, дурак старый, повернул в другой лес, на другой путик. Может, оттого, что есть одно правило – хоть камни с неба, а путик проверь, особенно когда тепло. Зверь не замерзает, бьется, иногда перегрызает ногу и уходит. Вы теряете время и добычу, к тому же портите свои нервы.
И снова подъемы, спуски, холод, сырость. А в капканах... пусто!! Зато в наших сапогах было полно воды. Лазая от капкана к капкану, вымокли вконец. Спасти мог только огонь. С ветками больше не мучались — ошкурили березу, загорелось!
Бросали сырую хвою, задыхались едким, густым дымом. Маленько согревшись, ломали сухие елки и пихты. Но пламя горело вполсилы. Дождь не кончался. Черти правили бал. «Бог мой! – подумал я. – Вдруг пацан простынет? Ведь не мой!»
– Артем! Пей чай! Суши штаны и трико тоже.
Притащили полусухой соломы (хоть не на снегу стоять). Прыгали на ней, как на острове необитаемом. «SOS» кричать впору. Стали выливать из сапог воду, и я глянул на ноги Артема — одни простые носки!!! Ты меня угробишь! Стуча зубами, полез в мешок, достал запасные – на, надевай! От костра было мало толку, а дождь лил и лил. Брезент стоял колом, непросушенное белье не согревало. Нас согреет бег, только бег. Уже смеркалось, когда мы сорвались с очередного привала. Мы бежали. Ватные куртки, крытые брезентом, пропускали воду. Уже не только ноги, но и все тело было мокрым. Под ногами и в наших сапогах все чавкало и булькало. Было почти темно, когда мы пересекали деревню Куба. Потом вышли в открытое поле. Промокшие до костей и грязные до омерзения, продолжали мы адский путь.
Может, правда, что миром правит Бог, но тогда...
Мы дошли и, стоя на дороге между нашими домами, произнесли свой прощальный диалог:
– Ну что? Как греться будем? Водки нет, да и нельзя тебе. Баню поздно
топить.
– Надо в тазик налить го-о-ря-чей в-во-ды, – заикаясь сказал Артем.
Мы так и сделали, и ни-ка-кого насморка! Но тот изнурительный марафон нам не забыть!
P.S. Действие рассказа относится к тем временам, когда можно было использовать ногозахватывающие капканы.