Присел я как-то раз после длительного лесного похода отдохнуть на старую поваленную ветром сушину. За плечами было более полудня ходьбы на лыжах по глубокому рыхлому снегу. Скинув с валенок лыжи, поставил их в снег и сбросил с плеч поднадоевший рюкзак. Самое время за обед приняться.
Лес снегом завален – давненько оттепели не было. Все в снежной кухте. Хлипенькие деревца снегом к земле пригнуло. Нет-нет да и сорвется с мохнатых еловых лап под своей тяжестью снежный ком и, рассыпая снежную пыль рухнет вниз. Тишина. Лишь маленькие птички-корольки попискивают в еловом подросте.
Развязал рюкзак и уже было потянулся за термосом с горячим чаем, как мое внимание привлек огромный муравейник, что был выстроен у самого комля огромной ели. На маковке – снеговая шапка, один бок добротно снегом запорошен. Заснул под зиму муравьиный дом.
Вдруг замечаю, что с обратной стороны муравейника кто-то невидимый иглишником сорит, словно подкоп под муравейник делает. От меня до муравейника чуть меньше десятка шагов. Отпрянул я от своего «съедобного» рюкзака и без лыж, одолевая снежную целину, стал к муравейнику подбираться. Иду, осторожничаю, а сам недоумеваю: и кто же там такой притаился? Шаг сделаю – стою. Нет, никого не видно! А иглишник все из-под муравейника пуще прежнего летит. По снегу из него уже плотная дорожка тянется. Подхожу ближе к муравейнику и осторожно заглядываю в тыл. Ага! Вот в чем дело – из аккуратной норки, проделанной в самом центре муравейника, торчит куцый хвост зеленого дятла, из-под которого нет-нет да и выстрелит очередная порция иглишника-муравьятника.
Дятел совсем бдительность потерял – вон как заработался в поисках муравьиных яиц. А иглишник сыплется прямо мне под ноги.
Решил я этого лесного старателя немного в себя привести и слегка потянул птицу за хвост. Как только дятел начал пятиться назад, я крепко схватил его обеими руками и вытащил из норки, им вырытой. К моему удивлению, мой пленник даже и звука не издал – наверное, был попросту потрясен случившимся. Смотрит на меня своими карими глазами, только свой мощный клюв, перепачканный в муравьином иглишнике, приоткрыл от изумления. Красивый – оперение нежно-зеленое с необычным салатовым отливом, а на голове красная шапочка одета. Смотрит дятел на меня пристально и, наверное, про себя думает: «Вот влип так влип! Уже почти до самого лакомства – муравьиных яиц добрался, и такая досада случилась!» Дятлу было невдомек, что на него тоже «охотятся». Хорошо я! Ну а если бы лиса или куница? То тогда уж давно ветерок по снегу перышки бы гонял. Поминай, как звали!
А мой пленник немного в себя стал приходить, оживел, забился в руках – отпускай на волю! Делать нечего, разжал я руки, и выпорхнул мой пленник с громким криком на свободу. Прицепился на ствол одинокой березы и уже оттуда устроил перебранку на своем птичьем языке – знать, меня ругал, а может быть, наоборот, благодарил за нужный урок.
Ну а я в ответ лишь развел руками, как бы прося прощения у лесного жителя за возникшее недоразумение. Ну а дятел, словно приняв мои извинения, прошелся немного по стволу цепким шагом и улетел прочь, оставив меня одного в заснеженном лесу.
Вернулся я к своему походному рюкзаку допивать чай, только было присел на сушину и принялся за обед, как вдруг меня самого неожиданно осенила мысль: а вдруг и за мной кто-нибудь так же охотится, как я только что за тем самым зеленым дятлом? Я невольно обернулся назад и покрутил головой в стороны: никого – и перевел дух.
Осмотрительность и осторожность в лесу на первом месте стоят. А уж за обедом и вовсе не зевай!