Валера не любит шум и гам загонных охот. Ему и прозвище в поселке дали – «Тихушник». Скрытно, не шевелясь, вести наблюдения с лабаза – вот это его стиль.
Один единственный выстрел наповал – его конек. Не любят Тихушника односельчане. Убьет зверя, вырежет мякоть, остальное закопает, и никто не знает где. Сколько он супа из потрошков и холодца похоронил, сколько шкур в землю зарыл – никто не ведает. Много. В общем, охотник-одиночка. К тому же молчун, никогда ничего не рассказывает и ни с кем впечатлениями не делится, видно, хочет унести с собой в могилу охотничьи секреты. Пытались за ним следить, но он быстро распознавал слежку и растворялся в лесу, словно становился невидимым. Отказались от этого занятия – бесполезно. Махнули на него рукой, бог с ним.
Однажды вечером в дом постучали.
– Войдите! – Я не ждал гостей и был искренне удивлен, увидев на пороге
Тихушника.
– Можно?
– Заходи!
Тихушник перешагнул порог и положил передо мной шкуру медведя.
– Сможешь продать?
Я удивился еще больше: Тихушник никогда не приносил с охоты шкур добытых зверей, брал только мясную вырезку.
Это был особенный случай. Тихушник угадал ход моих мыслей и первым прервал затянувшуюся паузу, впервые за много-много лет сам поведал охотничью историю.
В тот вечер он задержался дома и не успел засветло оседлать лабаз на овсяном поле, но жгучее желание узнать, вышел медведь на овсы или нет, взяло верх над чувствами осторожности и опасности. Тихушник шел по звериной тропе через лес в сторону овсов, шел крадучись, и не видно его было и не слышно. До поля оставалось менее ста метров, как послышался характерный шум бегущего напролом без опаски зверя. Тихушник вскинул карабин. По тропе, прямо на него, бежал медведь-громила. Что-то испугало косолапого на овсах, и он мчался по тропе в глубь леса. В карабине пять патронов. Он прицелился и выстрелил в голову. Зверь продолжал бежать, издав душераздирающий рев. Тихушник выстрелил еще три раза, целясь в голову. Зверь хрипел, но продолжал бежать, настойчиво сокращая дистанцию.
Тихушник ждал. Когда до зверя осталось менее трех метров, и медведь попытался встать на задние лапы для атаки, раздался последний выстрел – в упор, в сердце. Зверь вздрогнул и повалился на бок. Тишина. Уши оттопырены – мертвый. Сколько простоял в оцепенении Тихушник, никто не знает. Пот шел градом. Но что характерно – ни один мускул не дрогнул на его лице в момент встречи с диким зверем один на один.
Шкура именно этого медведя-гиганта лежала сейчас у моих ног.
– Так продать поможешь? – подытожил тихушник.
– Продадим.