Весенняя погода непредсказуема. Вот уже совсем вроде бы пришла настоящая весна с горячим солнцем, тающим снегом и почти сухим асфальтом на дорогах. Вороны, обычно скрипучие и базарно-ворчливые, несут какую-то любовную и сладкую чепуху, похожую по звучанию на «кр-тлинь-кру…» Или вообще что-то очень мурлыкающее и нежное выходит у них – птиц серых и прагматичных в повседневной зимней скучной жизни. Синицы «тенькают» громко и настойчиво, создавая весеннее настроение. Яркое высокое небо, солнце, весна…
Но с утра уже все по-другому. Метет с крыш совсем по-зимнему. Тротуары и твердые дорожки-тропинки занесены невесть откуда пришедшим снегопадом. Снова белое безмолвие и запахи зимы. Вороны угрюмо нахохлились на деревьях. Синицы замолчали.
Нам откладывать рыбалку не приходится. Запланировали и подгадали все именно к этому утру. Не первый раз в непогоду выходить к воде и на лед. Идем к заливчику на Малой Кокшаге. Снасти у нас и зимние есть, и «телескопы» припасены с тончайшей леской и крючками-«заглотышами». Река местами не замерзает всю зиму, по всему руслу, а местами имеет твердые и крепкие припаи вдоль берегов, с которых можно ловить обычной поплавочной удочкой.
Лещ
Рыбалку решили начать со льда. Садимся у лунок и начинается веселая ловля самой разнокалиберной мелочи. Но чаще по мормышке стучит окунек-горбунок. Пашке по душе лихие поклевки азартных «матросов» и он увлеченно тягает их, торопливых и бодрых. Ну а мне хочется найти сонную сорогу хоть с ладошку, а что помельче – для живца пойдет.
Я ухожу от берега ближе к струе и пробуриваю лунку. Э-э, да тут хватает только двух-трех оборотов шнека. Пячусь обратно. Рановато купальный сезон открывать. В пробуренной лунке мормышку тянет течением. Она то опускается на дно, то уходит вверх. И тут на очередном отрыве от дна следует поклевка!.. Кажется, что-то покрупнее… А из лунки показывается взъерошенный и ощетинившийся ерш!.. Видимо, растопырив свои колючки на струе, показался он тяжелой рыбой. Потом взял еще один ерш, и еще… Ухожу к берегу, но здесь снова начинают одолевать юркие «матросики».
– Ну что, Паша, может, лето вспомним? – показываю на «телескопы».
– Ты иди-иди, я тут посижу, – мычит увлеченный товарищ, а вокруг него россыпями лежат окуньки.
– Ладно, я за поворотом буду.
– Давай-давай…
«Ершатник, туды его в качель!» – раздражаюсь про себя, забыв, как сам по перволедью, голодный на зимнюю рыбалку, нещадно истреблял таких же окунишек…
Пока шел по тропинке к повороту, солнце вдруг брызнуло из-за мелколесья, а там и небо открылось синее, словно вымытое. Опять весенние метаморфозы. Собираю удочку рядом с заливчиком, где вода ходит кругом, а рядом струится течение в притоке, который впадает в водохранилище. Подбрасываю прикормку, состоящую из пшенной каши, панировочных сухарей и фирменного корма.
Клев начался сразу, но в проводку на течении брала только уклейка. Хотя попадались и вполне приличные рыбки, но ловля уклейки вскоре наскучила. Вернувшись к закормленному месту, опускаю крючок с мотылем и опарышем на дно, примерно там, где накидана прикормка. Поплавок-гусиное перо, притапливаясь и кланяясь от обратного течения, время от времени погружается по самый кончик. Поддергиваю для проверки. Сорожка!.. Некрупная, но уже увесисто приятная в руке. Вскоре попались еще две такие же плотвички-сорожки, и поплавок замер, кажется, навсегда.
Попив чайку из термоса и понежившись на весеннем солнце, решаю возвращаться на лед. Взглянув рассеянно туда, где должен быть поплавок, там его сразу не обнаруживаю. Но будто бы какая-то палочка лежала на воде, медленно кружась. Вдруг палочка приподнялась, сразу став поплавком… Потом поплавок медленно двинулся по каким-то своим делам, и я опомнился. Подсечка! Энергичная потяжка удилищем остановилась от упругой тяжести. Тонкая леска чудом не лопнула, благодаря только гибкому удилищу. Но «тяжесть» уже оторвалась от дна и медленно пошла за леской, толчками пригибая кончик «телескопа». Вот уже рядом с припаем-закраиной плеснуло, показался и блеснул на солнце широкий бок. А я рывком, наудачу, выкидываю рыбину прямо на лед припая. Близко к краю все равно не подойти, чтобы взять рукой. Но рыба по инерции прокатилась к моим ногам, забилась, сахарясь инистой крошкой. И только здесь леска лопнула…
Когда я вернулся к товарищу, его жженая на солнце, лукавая и битая судьбой физиономия растягивалась в торжествующую улыбку. Он был весь обложен самыми разнокалиберными окунями, впрочем, горбачей не было видно.
– Вот, а ты гуляешь где-то, – начал было он, но тут же осекся, увидев моего леща.
Потом мы еще долго «выгуливали» рыбину в протаявшей луже с молодой травкой, любовались лещом и мечтали о теплых днях рыбалки по открытой воде.
На Ветлуге
Рекой Ветлугу в этих местах теперь не назовешь. Никакой нет разницы между зоной затопления Чебоксарской ГЭС на Волге и такой же зоной на Ветлуге. Волжская вода поднялась вверх по своему притоку, объединив обе реки в бескрайнее пространство воды, утыканное рощами мертвых деревьев и отдельных сухостоин, наклонно торчащих из воды. В скоплениях бурелома эти наклонные стволы кажутся мачтами разбитых кораблей, севших на мель.
Эти места – раздолье для хищника. В коряжниках густо стоит окунь и рыщет между пнями молодая щука. Здесь чаще попадаются экземпляры до полутора килограммов. Тяжелые и яркоглазые «крокодилы» стоят на бровках ям и по затопленным руслам рек и ручейков. Есть и сом, но по льду его хватки редки.
В который уже раз убеждаемся, что хваленый весенний клев, скорее, легенда. По крайней мере, если и случается он, то бывает короток. Видимо, только готовясь к нересту, на проходе к берегам и устьям речушек хватает торопливо рыба насадку и живца на тройнике. Между тем, в пресловутое февральское глухозимье щучий жор бывает отменный, особенно в долгие оттепели.
Сегодня у нас с Сергеем не ловится. Уехать за сто пятьдесят километров, чтобы дергать мелких окуньков… Такие же ловятся в пяти минутах ходьбы от троллейбуса, к тому же клюют чаще. И жерлицы стоят неподвижно, только флажки помахивают на ветерке.
– Ну что, сидеть скучно. Может, место поменяем? – предлагаю лениво.
– Так жерлицы снимать, а потом опять ставить, – столь же лениво отвечает приятель.
Тем не менее, все же сбросив вялую дремоту, собираем жерлицы и месим сырой снег, идем-бредем куда глаза глядят… Вскоре выбрели на странную просеку среди сухих стволов. Видимо, проходило здесь до затопления русло небольшой речки.
– Давай проверим, – предлагаю.
А Сергей уже лунку сверлит по краю просеки, не слушая меня и торопясь. Ухо его ушанки задралось, как у легавой на стойке. Рыбу чует, бродяга…
А я промеряю глубины на просеке. Да, подо льдом, видимо, русло. По краям просеки глубина не более трех метров, а ближе к середине понижается до шести. Здесь и выставляю жерлицы – на перепаде четырех метров к шести.
Сергей тем временем как-то суетливо оживился. Видно, то и дело размахивает руками. Рыба, правда, не крупнее той, что попадалась на прежнем месте. Но что это?.. Присел товарищ у лунки, колдует и вдруг выбрасывает на лед вполне приличного горбача… Затем – другого. У меня же душа разрывается: и жерлицы надо выставить, а тут рыбу люди ловят, да на блесенку, что спортивно и азартно. Но мне не пришлось долго выбирать. Не успеваю выставить и пяток жерлиц, как за спиной что-то стукнуло едва слышно. Оглядываюсь, а рядом флажок алеет гордо, и катушка крутится не переставая. Подбегаю и после короткой борьбы выбрасываю на лед щучку под два килограмма.
Так и заночевали мы с товарищем на берегу Боровской, чтобы утро встретить на той самой просеке, где таится подо льдом красноперый окунь-горбач и хватает с налета живца азартно-яростная весенняя щука.
Подарок от Озера
Здесь мы не были давно. Когда-то я построил на этом озере землянку. В ней мы ночевали осенью, когда на Лужъере и соседнем Бакшеньере брала на блесну золотистая щука. В мартовские оттепели приезжали ловить щуку на зимние жерлицы. Озеро капризно, и нужно было точно попасть на короткий период щучьего преднерестового жора. Один раз удалось попасть мне с моими сыновьями, еще школьниками, на такой жор. И самой первой крупной рыбиной моего старшего сына стала озерная щука на 7,300 кг. Тогда щука брала отчаянно, словно отдаривался лесной Хозяин, дарил мне и моим сыновьям красивую рыбу на чистом одиноком озере, может быть, за то, что не брал лишнего от озера и жил рядом с лукавым лесным дядей-полисуном неделями в своей землянке. Ночью, выходя из жарко натопленного жилья на лунную поляну, я чувствовал пристальный взгляд моего соседа-лешака и, как мне казалось, видел его длинную тень среди берез, мерцающих словно свечи.
Время шло. На озере побывали, видимо, электроудочники, выбившие щуку и крупного окуня. Землянка провалилась, а рядом с ней пролегла громадная полоса ломаных и вырванных с корнем деревьев. Рядом же стояли совершенно нетронутые сосны. И я понял, что лесной озерный Хозяин осерчал, расшвыривая и ломая все вокруг, а потом ушел прочь с Озера навсегда…
В пожары 2010 года, когда мне пришлось тушить лес у озера Карась, мое озеро детства тоже горело, но я не мог ему помочь.
В вот сегодня мы с товарищем снова здесь. Лес вокруг местами стал черным горельником и Озеро окрест изменилось неузнаваемо. Но мы пришли подышать смолистым воздухом, взглянуть на ностальгически близкие места, а если повезет, половить на мормышку пусть и мелких черных окунишек-конголезцев, живущих под торфяным берегом. Взял я с собой и жерлицы, но так, по привычке…
Окуньки заклевали бойко, хоть и не каждая поклевка была верной. К девяти часам у меня уже стояли жерлицы. Снасти были выставлены в заливе у речки, как всегда. Здесь, перед островком камыша, щука брала и летом, и весной по льду. Но сейчас надежды на щучий выход было мало. В одно лето мне попался на озере окунь, состоящий, кажется, из одной головы и глаз. Тело было плоским и высохшим. Этот мутант был, видимо, результатом удара током. Какая теперь здесь щука? И окуней на два с половиной килограмма, которые брали только на своего собрата-окунишку, тоже не стало, очевидно. А раньше в июле-августе выходили они, килограммовые и тяжелее, к жерлицам-рогулькам и, распуская леску, садились на двойнички, а из пасти у них торчали хвосты окунишек поменьше.
Мои тягостные раздумья прервал щелчок пружины. У камыша алел и развевался на ветру флажок треноги. С жерлицы я снял небольшую щучку. А потом взяла еще одна, покрупнее. Жив еще, курилка!.. Значит, не совсем еще погибло Озеро и восстанавливает свои силы, подпитываясь энергией сосняков и жизненной влагой боровых клюквенных болот. И вернется, может быть, когда-нибудь сюда озерный Хозяин-полисун. Тогда и встретимся…