Достаточно полистать многочисленные охотничьи издания за последние несколько лет. Издания самого разного направления, ориентирующиеся на разного читателя, но чаще негативно оценивающие деятельность госоргана управления охотничьим хозяйством.
Однако у любого явления, даже такого нелицеприятного, каковым с позиций национального интереса и здравого смысла является наш федеральный госорган, есть порождающие его причины. Каковы они? Почему главной своей задачей охотдепартамент, похоже, считает «охрану» российских же ресурсов от российского же охотника? Почему, к примеру, уже давно разработанные научно-методичные подходы к переходу на популяционное квотирование добычи того же лося или на видовой уровень учета добычи водоплавающих птиц не используются? Почему охотдепартамент начинает напоминать ЗАО с очень небольшим количеством акционеров и одновременно филиал WWF и отделение «Гринписа», а, мягко выражаясь, «странноватая» регламентация охоты, прежде всего по перу, не имеет под собой каких-либо репрезентативных мониторинговых данных?
Наука и малообразованные клерки
Нам неоднократно приходилось говорить и писать о том, что, собственно, необходимо сделать хотя бы на первом этапе для преодоления кризиса в охотничьем хозяйстве, если понимать под ним — отрасль. И почему многие специалисты с теплотой вспоминают времена Главохоты? Во-первых, Главохота опиралась на фундаментальную науку: зоологию, популяционную биологию, самые последние исследования в практическом охотоведении, на мнения ведущих в России и СССР ученых-зоологов и охотоведов. Это выдающиеся зоологи и охотоведы: А.А. Вершинин, М.П. Павлов, К.П. Филонов и братья С.П. и Н.П. Наумовы, С.С. Шварц и Л.С. Степанян, Ю.П. Язан и П.Б. Юргенсон, В.В. Дежкин и В.Ф. Гаврин, М.Д. Перовский и В.А. Кузякин, В.Е. Флинт и Р.Л. Бёме, В.Г. Кривенко и А.А. Кищинский, А.А. Данилкин и А.М. Чельцов-Бубутов и многие, многие другие.
Заседания Ученого совета Главохоты всегда отличал академизм, нацеленность на результат, подкрепленный удачными кадровыми решениями. С наукой считались. За ней, как правило, было последнее слово. Во-вторых, Главохота была не только главным управлением охотничьего хозяйства, но также и заповедников, и концептуально акценты в заповедном деле расставлялись иначе, нежели сейчас. Тогда было организовано огромное число местных зоологических и видовых заказников, которые играли реально неизмеримо большую роль в охране охотничьей фауны, нежели классические заповедники. И прежде всего на миграционных путях пернатой дичи и многих видов копытных.
Сейчас этого основного заповедного кластера нет. Он исчез. А заповедники? В настоящее время исследования в них в значительной мере осуществляются на деньги зарубежных грантодателей. И призваны они сохранять природу для будущих поколений, по всей видимости, англосаксонского происхождения. А что охотничья наука? Охотоведение, как наука, похоже, окончательно оказалась по другую сторону нынешнего федерального госуправления охотничьим хозяйством. О чем, обсуждая очередную «стратегическую инициативу», не постеснялось высказаться даже руководство ВНИИОЗа.
И наконец, в-третьих: отрасль, создав сеть госпромхозов, решила вопрос занятости и, по сути, тесной интеграции населения Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока в экономику и социальную сферу всей страны, выдвинув одновременно в эти регионы и охотнадзор.
Выводы очевидны: возрождение отрасли возможно лишь на основе мощной отраслевой науки, где место ученым, а не малообразованным клеркам; науки, национально ориентированной и не зависящей от неадекватности, замешанной на элементарной необразованности. Отрасли необходима своя широкая сеть природоохранных территорий, где разрешена хозяйственная деятельность, но которые, например, в периоды массовых миграций могли бы быть пристанищем для мигрирующих животных. Скорее всего, с геополитической точки зрения был бы целесообразен и возврат заповедников в отрасль. Отрасли необходимо срочное возрождение широкой сети госпромхозов, работающих на интеграцию, а не на «суверенизацию» регионов. «Интеграционный» эффект от воссоздания такой сети может быть даже большим нежели от создания нового космодрома на Дальнем Востоке, а затраты копеечные. Да и «мистера Стенсона», осваивающего за «стеклянные бусы» нашу пушнину, можно будет немного потеснить. Ведь остались проекты создания, схемы комплексного освоения природных ресурсов, включая дикоросы, рыбу и боровую дичь, кооперационных связей, даже люди, которые еще помнят, что и как работало.
А все это, включая воссоздание военизированного и вертикально интегрированного охотнадзора, невозможно без воссоздания вертикально интегрированной структуры — новой Главохоты.
Весеннее обострение, или Здравствуйте, я — ваша «стратегическая» тетя
Донна Роза Дальвадорес «разродилась». На сей раз очередная «стратегия» посвящена водно-болотным угодьям. А знаете, что общего у новой «стратегии» и предыдущих «нетленок»? Правильно, угадали! Надо непременно вступить в Афро-Евразийское соглашение (AEWA). А для убедительности для протаскивания запрета на весеннюю охоту подключили и Общественную палату. Отечественная наука (не «гринписовская»!) давно уже указывает на то, что сначала надо построить «корабль» совместного контролируемого использования «разделенных» ресурсов. Он должен поэтапно вместить целую систему квотирования, основанного на мониторинге ресурсов и мониторинге добычи на популяционном уровне, высокотехнологичном миграционном мониторинге, включая его медицинские аспекты.
Пренебрежение медицинскими аспектами миграционного мониторинга для нашей страны уже превратилось в полномасштабную катастрофу АЧС с колоссальными материальными потерями. Только после этого на «корабль» можно вешать «спасательные круги» «охранных» соглашений. Ну и, конечно, в основе этого корабля должен быть, как и на Международной космической станции, главный элемент — российский жилой модуль — российская Главохота. В прямом смысле этого слова мониторинговый «жилой модуль» для основного евразийского охотничьего ресурса — российских гусей, уток и вальдшнепа.
Главохота нужна и для того, чтобы выстроить «актуализированную систему безопасности», связанную с использованием ресурсов мигрирующих животных, а для этого необходимо отечественное массовое производство средств радиомечения GSM и спутникового классов. Или покупать их за рубежом и ждать очередных санкций?
Мы используем лишь небольшую часть этого «разделенного» ресурса. Как правило, это 10–20% от общих объемов использования его за пределами России. Более того, никакой европейской и афро-евразийской системы мониторинга миграций и использования этого ресурса на популяционном и даже видовом уровне нет. В этих условиях руководствоваться предписаниями «донны Розы» о запретах на те или иные виды охот, включая весенние охоты по меньшей мере контрпродуктивно.
Надо четко представлять себе главную «проблему» весенней охоты в Евразии. Она заключается «всего лишь» в соблюдении действительно необходимых территориальных запретов и квот добычи, квот популяционных, территориальных и даже на уровне пола, если речь идет о видах с ярко выраженным половым деморфизмом. Но соблюдение этих необходимых условий, и, кстати, не только весной, это не цивилизационная, не концептуальная «проблема». Это действительно проблема внедрения в охоту нового технологического уклада и реального охотнадзора — «всего лишь».
Появление же «новой» «стратегии» — очередная попытка пропиарить AEWA и отвлечь внимание от «перезревшей» проблемы воссоздания национального вертикально интегрированного штаба отрасли. Штаба, способного внедрить в отрасль новый технологический уклад, договариваться с партнерами-оппонентами и при острейшей необходимости создать вменяемую систему охотнадзора, где не будет места позору вроде «дела Давыденко» и легальному браконьерству, вытекающему из полного непонимания того, что творится с ресурсами охотничьих животных и неумения регламентировать «охотничий процесс».
Национальная идея и гнев Орка
Мы много раз писали о том, что «поиски» национальной идеи уже много веков приводят вновь и вновь к пониманию простых истин: нужно сохранить за собой территорию, доставшуюся нам от предков, и нужно сохранить ту самую национальную идентичность, дающую жизненные силы этому сохранению. Ту самую идентичность, вобравшую и сплавившую в себе славянскую, тюркскую, угро-финскую традиции и традиции многих других евразийских народов.
Народов, давно решивших, что Русью единой им жить сподручнее. Санкции против России в том или ином виде существовали всегда: со времен «аннексии» Хазарии — Святославом, Сибири — Ермаком и Крыма — Потемкиным. Возвращение Крыма в свой родной дом нам не простят. Будут карать, жестоко карать. Американский Орк вообще страшен в гневе. Если, как говорят в таких случаях, не «дать ему укорот». В этих условиях и в рамках общей национальной идеи нам нужна не только национальная банковская операционная система, но и национальная система регистрации того, что к нам «влетает» и что мы добываем: от популяции того или иного вида уток, до того штамма вируса, который эти утки переносят. В новой системе ценностей, национальных приоритетов, которые стремительно возрождаются в стране, не может быть, не должно быть места безразличию и непрофессиональному подходу к богатству страны, ее ресурсам. Существующий федеральный госорган с его кадровым наполнением явно не соответствует национальным приоритетам. Если мы не хотим окончательно потерять «Крым» отечественного охотничьего хозяйства, нужно возвращать его отраслевой статус и федеральное вертикально интегрированное управление этой отраслью.
У российского охотоведения лишь два основных поприща — это ресурсосберегающая правильная охота и охотник, знающий, что на охоте хорошо и что плохо, и который всегда был и будет главным субъектом этого ресурсосбережения. Главохота была одной из эффективнейших скреп страны. Новая же всероссийская «скрепа» должна быть не как во времена той Главохоты, чугунной и стальной. Она должна быть титановой и углепластиковой с микробиологической и электронной начинкой, а в отраслевой науке должны работать креативные профессионалы, а не «малообразованные клерки».
Кто против новой Главохоты, тот, по сути, против новой интеграции и индустриализации страны.