Ведь мы имеем дело с так называемым «разделенным» ресурсом. И в основе решений, предопределяющих, как и когда нам охотиться и сколько можно добыть, несомненно, должны находиться данные мониторинга. А от качества этого мониторинга, качества национального, «домашнего» мониторинга, как раз и зависит то, что нам достанется в распределении этого ресурса.
Между прочим, как заметил бы создатель первого в мировой истории социалистического государства В.И. Ленин — «нашенского» ресурса.
КВОТИРОВАНИЕ И МИГРАЦИИ
Авиационные и наземные учеты уток и гусей в северных регионах России, позволяющие прояснить ситуацию с успешностью размножения, дают возможность определиться и с возможными квотами на добычу. Это как раз и является превентивным квотированием. Это «азы» охотоведения и охотничьей орнитологии. Однако каким образом будут освоены эти квоты, зависит от характера пролета и регламентации охоты, которая должна включать оперативный учет добычи и, таким образом, не допускать перепромысла.
«Зоны изъятия», как показывает практика, относительно стабильны. До 90% добычи водоплавающих птиц происходит вокруг мегаполисов страны (Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга, Новосибирска и ряда других крупных городов) и, как правило, в нерабочие дни. И хотя масштабы любительской охоты, по сравнению с временами советской власти, уменьшились, это все равно так. Однако пролет, как известно, в целом сопряженный с сезонностью климата Евразии (предсказуемый фактор), внутри таких явлений, как осенние и весенние миграции, по ряду параметров, важных для регламентации охоты, «индивидуален», как погода или отпечатки пальцев (непредсказуемый фактор).
Речь, конечно же, идет о видовом и популяционном составе, количественных показателях и сроках пролета, как правило, внутри периодов миграций различных экологических групп мигрантов. На практике мигранты весьма часто «облетают» «зоны изъятия». Или, наоборот, та или иная фенофаза пролета совпадает с «выходными днями» и популяции в целом или отдельные половозрастные группы, становится объектом интенсивного опромышления. В связи с чем концепция квотирования добычи предполагает и оперативный миграционный мониторинг, и оперативный учет добычи. Саму схему этого мониторинга на основе специальной корреспондентской сети мы уже неоднократно описывали в наших публикациях. Без создания этого информационного потока, предполагающего, в свою очередь, вертикально-интегрированную схему его организации и хотя бы «реперное» спутниковое мечение модельных видов квотирование, возможно лишь весьма и весьма условно.
Вряд ли стоит обсуждать и то, что информационные потоки, обеспечивающие контроль за использованием евразийских мигрирующих охотничьих птиц, должны быть преимущественно российскими, очерченные «специальным кругом» от влияния «антиохотников», впрочем, как и место «принятия решений» об открытии или закрытии охоты.
АНКЕТИРОВАНИЕ ИЛИ ОПЕРАТИВНЫЙ МОНИТОРИНГ?
Так какие же информационные потоки должны обеспечивать российский контроль за использованием евразийских мигрирующих охотничьих птиц, например уток и гусей? Какими они должны быть, «прямыми» или «косвенными»? Миграционный мониторинг, мониторинг добычи или, как у нас принято говорить (и писать) учет добычи, должны быть оперативными, или достаточно обойтись анкетированием, что равносильно отказу от госуправления этим видом ресурса, причем, как известно, основного?
В России и в Евразии в целом регулирование охоты на мигрирующих водоплавающих и околоводных птиц сложилось как система научно-исследовательских, научно-методических и организационных мероприятий только к 80-м годам прошлого столетия. В первую очередь это было связано с тем, что евразийская схема миграционных перераспределений, в отличие от «простой» североамериканской, является так называемой «сложной». Эта «сложность» обусловлена наличием не одной, как на североамериканском континенте, а двух групп зимовочных арен — преимущественно на юге Европы, на Ближнем Востоке и Северной Африке, с одной стороны, и на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии — с другой. Это, в свою очередь, связано с существенной широтной составляющей при сезонных миграционных перераспределениях. В них присутствует смена зимовок и, соответственно, близких к ним миграционных трасс, вовлечение молодых особей из одних популяций в миграционные потоки других, формирование в июле гигантских и территориально переменчивых линников, куда «стекаются» утки, размножающиеся за тысячи километров от них, и т.п. Одновременно основным местом стабильно постоянного воспроизводства ресурсов водоплавающих птиц в Евразии остается российская Арктика. В этой связи очевидно, что информационные потоки должны быть, во-первых, российскими, а во-вторых, их российский уровень должен быть оперативным, а значит, федеральным. Иными словами, миграционный мониторинг и мониторинг добычи и соответствующие ему информационные потоки должны быть динамичны и оперативны, как и сами миграции. Иначе в попытках анализа влияния охоты на те или иные популяционные структуры мы постоянно будем иметь дело с «прошлогодним снегом». Ибо нет ни одного «пролета» птиц, похожего один на другой, впрочем, как и весенней (осенней) погоды, хотя весна и осень в наших широтах повторяются в последние несколько тысячелетий с завидным постоянством.
Безусловно, опыт анкетирования охотников, насчитывающий не одно десятилетие, крайне полезен. Именно на основе этих данных в известных работах наших выдающихся ученых охотоведов В.Ф. Гаврина, С.Г. Приклонского и И.М. Сапетиной были даны общие оценки российской добычи водоплавающих птиц. Вместе с тем видовые оценки добычи или, если хотите, видовая дифференциация общей учтенной добычи всегда осуществлялась на основе непосредственного осмотра добычи профессиональными орнитологами или тесно контактирующими с ними охотоведами, егерями и охотниками.
Таким образом, если мы хотим реально контролировать этот наиважнейший ресурс, анкетирование может быть лишь факультативным методом контроля, уступив первое место оперативному миграционному мониторингу и учету добычи вертикально интегрированными корреспондентскими сетями.
МОДЕЛИ МИГРАЦИОННОГО ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЯ И СПУТНИКОВОЕ СЛЕЖЕНИЕ
Сама идея моделирования миграций была выдвинута нами еще в 1980 году. Модель представляла собой среднемноголетнюю статичную схему осеннего миграционного перераспределения «групп видов» (речные утки, нырковые утки, гуси) в пределах природных зон: тундры, тайга, лесостепь, степь и полупустыни. Количественные показатели дифференцировались по нескольким параметрам: «входящие», «местные», «изъятие» и «выходящие». Концептуально, на уровне макропараметров и среднемноголетних показателей численности мигрантов, модель указывала на уровне групп видов, «кто» и «когда» будет в той или иной природной зоне. А после «изъятия» (опромышления), «сколько» и «кого» «выходит». Заложенные в ней перспективные возможности развития в настоящее время дают возможность ее оптимизации за счет использования широкого диапазона данных с метеоспутников и компьютерного моделирования. Однако наиболее актуальны, с нашей точки зрения, видовые или даже популяционные модели. В этой связи весьма перспективным направлением оптимизации моделей с методологической точки зрения может быть использование радиослежения за заранее идентифицированными группами «реперными» особями.
ПОПУЛЯЦИОННЫЙ УРОВЕНЬ УЧЕТА ДОБЫЧИ И ДНК-ТЕСТИРОВАНИЕ
Проведенные в последнее десятилетие нашими известными учеными-охотоведами Ю.И. Рожковым, А.В. Проняевым работы по изучению популяционной принадлежности евразийского лося (Alces alces) с использованием мт-ДНК тестирования и отработка методов спутникового слежения за миграциями позволяют уже сейчас оптимизировать регламентацию охоты на этот вид. Уже сейчас можно приступать к работам по организации учета добычи на популяционном уровне и популяционного квотирования этого вида, а не на уровне субъектов Федерации.
Одним из крайне важных элементов этой организационной работы должно стать создание специализированной лаборатории, оснащенной современными многополосными секвенаторами, способными обрабатывать достаточный объем проб хотя бы на декадном уровне. Однако гораздо более важным основанием для этого направления работы является необходимость организации популяционного контроля основного охотничьего ресурса — водоплавающих птиц. И «по совместительству» ресурса существенная часть представителей которого, прежде всего, нырковые утки рода Aythya, участвуют в переносе вирусных и арбовирусных возбудителей ряда опасных заболеваний, вызывающих эпидемии. Популяционный состав мигрантов, впрочем, как и половозрастной, не обязательно совпадает с таковым в добыче охотников. Таким образом, не вызывает сомнений и необходимость популяционного контроля добычи всех массовых видов водоплавающих птиц. И коль скоро как весенний, так и осенний пролеты представлены, как правило, несколькими фенофазами пролета (хотя бывают и исключения), ДНК-тестирование добычи должно быть тем инструментом, который позволит оперативно перераспределять квоты или прекращать добычу «по цепочке» на протяжении всей миграционной трассы.
А пока этой «цепочки» нет, наши ресурсы успешно «воруют» наши европейские партнеры, подсовывая вместо нее всякого рода соглашения вроде AEWA. Точно так же, как наши украинские братья воруют газ из трубы, уверяя, что так, мол, и должно быть…