В первом номере «РОГ» за 2016 год я прочитал передовицу профессора Козлова В.М. «Как бороться с браконьерством», где указывалось, что это — массовое явление, наносящее существенный ущерб охотничьему хозяйству, и что на борьбу с ним брошены основные силы органов управления охотничьим хозяйством. Проблема серьезная, однако «меня терзают смутные сомнения», поскольку эту проблему и ущерб от нее нередко раздувают до невероятных размеров. Так ли это?
Никаких фундаментальных научных работ по этой теме никогда не проводилось, а если и проводилось, то весьма односторонне, поверхностно, чаще в промысловых районах. Эта тема по-прежнему — абсолютно белое пятно в охотоведческой науке. Вот яркий пример из жизни. Почти четверть века назад в России было законодательно запрещено бороться с браконьерством егерям, охотоведам, руководителям охотхозяйств обществ охотников, а также были распущены все общественные инспекторы — огромная сила. Штатным егерям и охотоведам запрещалось носить с собой в межсезонье личное оружие под страхом административного наказания. Вред от этого абсурда в росте браконьерства колоссален. Вот на что надо было бросать основные силы госохоторганов, но, к удивлению, данная ситуация вполне их устраивала, поскольку значительно поднимала их статус в обществе, и нередко они ревностно контролировали эти правила. Очень верно говорят, что в России одни сознательно создают трудности, а другие в лице всего народа «героически их преодолевают». Не веселая, но реалистично подмеченная схема. Многие созданные субъективные причины, серьезно мешающие нормальной работе, и есть те кандалы и цепи, которыми сейчас крепко опутано охотничье хозяйство России.
Очень верно отметил в статье уважаемый профессор, что борьба с браконьерством больше направлена не на ее причины, а на следствия, а поэтому — бесперспективна. Давно нужно было сформировать серьезную концепцию по вопросу, какие факторы влияют на нанесение ущерба охотничьему хозяйству и повышают уровень браконьерства.
Борьба с браконьерством — дело сложное, многостороннее, неоднозначное и тонкое. Тут нет прямой зависимости: чем больше охраняешь, тем лучше охрана. Ставка на силовое и репрессивное решение вопроса имеет не очень большой потолок возможностей, т.к. имеется много других влияющих факторов, в т.ч. и вторичных.
Должна присутствовать определенная открытость деятельности охотхозяйства, чтобы не питать слухи и пропагандировать проводимую социальную политику.
Уровень ведения охотхозяйства напрямую влияет на охрану угодий. С одной стороны, работники охотхозяйства, которые достигли годами кропотливой работы больших успехов в разведении ценных животных, гораздо больше переживают и действуют за сохранение достигнутого тяжкими трудами. Их не надо подгонять и контролировать — они сами все делают (и эффективно) да вдобавок активно подключают к этому делу всех, кого только можно.
С другой стороны, при высокой численности копытных гораздо легче выделять большое количество лицензий активистам, местным охотколлективам, да и всем партнерам, включая локальную местную охотничью общественность. Бедное охотхозяйство лишено этой возможности. У него нет стимулов, и оно не может ни поощрять, ни наказывать. Активистам нет смысла помогать бедному охотхозяйству — что с него возьмешь?!
В свете вышеизложенного имеется немало примеров, когда директора и егеря иных охотхозяйств особо «не надрываются» на работе, а хозяйство развивается и богатеет. И наоборот, когда работники носятся по лесам и днем и ночью, «высунув язык», а численность зверя не растет… Все дело в разумности политики и ее общественном признании.
Природные и социально-экономи-ческие условия России в разных регионах очень сильно различаются, поэтому, чтобы не путать читателей, я буду в основном говорить лишь о проблемах спортивно-любительской охоты в обжитых районах страны (а это не более 15–20% РФ).
На мой взгляд, три четверти первопричин ущерба охотничьему хозяйству и наличию браконьерства заключены «всего» в двух факторах:
1. Соответствие материального благосостояния населения реальным условиям жизни. Богатый человек может купить любую охоту и услуги, но основная часть населения пока явно не тянет даже обоснованных рыночных цен по минимуму охот и услуг. Это надо учитывать, а поэтому распределение охотугодий по категориям и назначение охотпользователей должно соответствовать количеству его потенциальных потребителей по способностям оплачивать их услуги. По этому вопросу во многих субъектах РФ положение явно ненормальное: угодья распределяются по сотням богатых неохотничьих охотпользователей без учета интересов десятков тысяч проживающих охотников, многие из которых становятся изгоями. Нигде в мире нет больше земли, чем в России, но и нигде нет таких перекосов. Раньше в Московской области угодий хватало всем, а сейчас даже магаданские охотники жалуются, что охотиться практически негде.
2. Нормативно-правовая база по охоте не соответствует интересам большинства охотников и охотпользователей (а в последнее время еще и здравому смыслу). Вот бы куда бросить «основные силы» госохоторганов, поскольку дел здесь невпроворот, и в трясине сознательно создаваемых трудностей охотничье хозяйство вязнет все глубже.
3. Многие, наверное, добавили бы сюда и третий фактор — неэффективное управление отраслью, но состояние большинства ключевых вопросов, наглядно показывающих общегосударственный подход к отрасли, находится вне компетенции госохоторганов. Я думаю, что в условиях нарастающего экономического кризиса «3-й фактор» в ближайшее время будет еще сильнее подмят и еще больше потеряет отраслевую самостоятельность. А кроме того, давно пора понять, что политику любого органа управления можно легко корректировать за счет подбора кадров, и поэтому никакая «Главохота» ничего не решит.
Наука главную причину существования и роста браконьерства видит «в нарушении равного права пользования охотничьими ресурсами в соответствии с принципами современной демократической России, провозгласившей равенство своих граждан перед законом». К сожалению, обычно никогда не расшифровывается механизм реализации такого права, зачастую понимая его абсолютно. Ведь одно дело равенство перед законом, а другое — равенство в приобретении конкретных услуг. Одни отдыхают в отпуске дома, а другие в Куршавеле; одни живут в коммуналке, а другие в элитном коттедже; одни питаются в забегаловке, а другие в дорогом ресторане; одни ездят на трамвае, другие на «Мерседесе»; одни охотятся у дома, другие летают на «Большую африканскую пятерку».
Нет, не было и никогда не будет никакого равенства, но нет тут и ничего незаконного. Все строго в рамках демократической законности.
Правильно говорится, что если убрать все ограничения, то и нарушений (браконьерства) не будет. Такая позиция вполне оправданна для подавляющего большинства малолюдных, отдаленных угодий России, где охотничье хозяйство — это просто освоение малой и в основном ценной части ресурсов охотфауны. Там проблема браконьерства не стоит так остро, как в густонаселенных регионах. В интенсивно эксплуатируемых угодьях и охотхозяйствах, испытывающих очень высокий пресс, крайне необходимы различные виды ограничений, регламентация, нормирование, правила распределения дефицитных ресурсов, очередность, льготность и приоритетность. Права человека — это хорошо, но наука да и подавляющее большинство чиновников, формирующих правовое поле, обычно начисто забывают о таком важнейшем факторе, как обязанности. При наличии многих претендентов на пользование ограниченными ресурсами права личности должны уравновешиваться и ограничиваться обязанностями, а также правами других граждан. Следует напомнить, что во всей цивилизованной Европе само право охоты чрезвычайно малодоступно, а все счастливчики, получившие вожделенный охотбилет, обременены весьма существенными финансовыми, трудовыми, организационными и правовыми обязанностями, при неисполнении которых охотник легко и навсегда исключается из охотничьего сообщества. Это служит надежной основой профилактики браконьерства. И это абсолютно правильно. У нас же стать «охотником» легче и дешевле, чем свидетельство о рождении получить, а числиться им можно вечно, не вспоминая ни о каких обязанностях. Потом толпы таких новоявленных «охотников» появляются в охотхозяйствах и требуют равного права на пользование охотничьими ресурсами (чаще дефицитными и ценными), да еще и по доступным ценам.
Некоторые сознательные готовы заплатить и по рыночной стоимости, однако не только они, но и подавляющее большинство маститых специалистов не ведают, что в высокоорганизованном хозяйстве рыночная стоимость оленя или кабана во много раз меньше, чем их реальная себестоимость. А поэтому, с учетом двуединства прав и обязанностей, обычно спрашивают претендента: «А что ты сделал для охотничьего хозяйства, чем заслужил дефицитный ресурс и в чем твое преимущество перед другими охотниками?» Обижаются… А между тем, содержание даже среднего охотхозяйства обходится достаточно дорого и весьма значительная часть всех видов затрат компенсируется за счет коллективного трудового участия охотников, помощников и спонсоров. Без помощников и актива любому охотхозяйству работать очень сложно, а то и вовсе невозможно. Но наше охотничье законодательство начисто игнорирует этот важный аспект в деятельности охотхозяйств. Происходит это потому, что подавляющее большинство руководящих и научных «светил» даже не догадываются о существовании этой стороны жизни (обязанностей), а категорию ответственности рассматривают исключительно в ключе нарушения правил охоты со стороны граждан, а не за их бездеятельность или действия чиновников в выполнении своих обязанностей.