Подавляющее большинство населения страны про кабаргу если и знает, то только то, что это редкий зверь, которого беспощадно истребляют браконьеры.
Большинство современных охотников с кабаргой тоже знакомы — заочно, так как никогда ее не видели.
Исключение — промысловики, то есть те, кого тайга кормит.
Это и коренные жители Сибири, пытающиеся сохранить традиционную национальную культуру жизнеобеспечения, и русские промысловики, не уехавшие за лучшей долей из родных таежных поселков. Они кабаргу знают и добывают, причем давно и сколько могут.
Первый прогноз скорого и окончательного истребления кабарги дал ученый, путешественник и ботаник А.Ф. Миддендорф еще в XIX веке.
Промысловиков тогда на два порядка больше было, чем сейчас, тайга плотно осваивалась, не было ни заповедников, ни правил охоты, а продукция промысла, получаемая от кабарги, стоила дорого.
Тем не менее прогноз истребления кабарги не сбылся. Даже заметного сокращения ареала вида не произошло. Почему — никто не задумался. В тот же исторический период в Сибири пострадали другие ценные виды фауны.
Так, практически полностью истребили речного бобра, на большей части ареала уничтожили и продолжили добивать соболя,.Ситуация с маралом, изюбрем, а на Дальнем Востоке с горалом и пятнистым оленем оказалась аналогичной. Но кабарга уцелела.
В эпоху плановой экономики государство потратило огромные средства на восстановление ресурсов соболя. До сих пор неизвестно, почему этот замысел удался: то ли благодаря принятым мерам охраны и расселения вида, то ли из-за последствий смены социального строя.
Восстановление ареалов и запасов крупных копытных в Сибири произошло из-за ограничений охоты на них. Сыграл свою роль и перевод кочевых народов на оседлость в сочетании с ликвидацией массы «неперспективных» сел и поселков.
А вот кабарга никаких мер по своей охране не потребовала, сама снова расплодилась, но до какой степени — никого не интересовало. В ту эпоху, когда все работали по планам, низкие цены на продукцию промысла кабарги вывели этого зверя из списка желательных для промысловиков объектов охоты.
С возвращением рыночных отношений цена на кабарожью струю взлетела и стимулировала охоту на вид. Кабаргу к тому времени можно было только по лицензиям добывать, но их, естественно, не хватало.
Уже давно действовали правила охоты, значительная часть былых охотугодий стала землями заповедников и заказников, а основная часть населения и, соответственно, охотников проживала в крупных населенных пунктах.
Тем не менее государство, как и в позапрошлом веке, не могло влиять на ситуацию в тайге и как-то контролировать деятельность промысловиков. А они стали добывать кабаргу в таких количествах, что будь ее реальная численность близка к официальной, вид был бы выбит полностью очень быстро. Но этого не произошло.
Ситуация с кабаргой уже три десятилетия стабильна. Охотники продолжают ее ловить, поскольку есть спрос и высокая цена на кабарожий мускус, а антиохотники бьют тревогу, постоянно предрекая этому виду скорую и окончательную гибель.
Но все их прогнозы стабильно не сбываются. Учет кабарги так и не провели, и, хотя сведения о снижении обилия вида зачастую достоверны, сокращения его ареала не происходит и не ожидается.
Зато «официальная» численность кабарги растет, а легальный годовой оборот струи с 50 кг поднялся до 350. Это не предел, возможен дальнейший рост заготовок мускуса, но уже не такой бурный.
Ситуация далеко не идеальна. Часть добываемой струи все еще в незаконном обороте, туда она поступает в основном из регионов, где кабаргу включили в региональные красные книги и запретили саму возможность легальной охоты.
Считаю, что при высоком обилии вида включать его в Красную книгу просто преступно, это дискредитирует идею охраны природы. Но у нас главнее не дело, а его видимость.
Например, в Хакасии, где не менее четверти таежной территории — это ООПТ, а обычные плотности населения кабарги в заказниках, по данным достоверных учетов, до 30 особей на 1000 га, кабарге уничтожение вообще не грозит. Но ее в Красную книгу этого региона включили.
Помню, в первом издании даже американская норка присутствовала, то есть чужой для местных экосистем хищник, отрицательно влияющий на биоразнообразие. Это к слову о квалификации составителей региональных красных книг… Снижается и средний размер закупаемой у охотников струи, мускусной железы самцов.
Это уже следствие избыточного пресса охоты. Ареал кабарги освоен промыслом далеко не полностью, но охотятся в одних и тех же местах уже десятилетия. Освоение новых угодий проблематично, это же большой труд, включающий постройку зимовий и прокладку сети новых троп.
Сейчас призывы к срочному мораторию на добычу кабарги продолжаются, причем авторы их «научно» обосновывают.
Оказывается, кабарга уже почти уничтожена, питомники ее не спасут, ООПТ тоже, уже началось осветление меха животного, то есть налицо вырождение вида, а в питомнике одна из самок за свою жизнь вообще потомства не дала. Все, вид обречен и вымирает, даже полный запрет охоты только отодвинет его конец.
Как говорится, наука умеет много гитик, одни и те же факты можно трактовать по-разному. Попробуем по пунктам. В питомниках кабарга успешно размножается, причем темпами, превышающими потребности этих питомников.
Но поскольку в природе в нашей стране кабарга отнюдь не вымирает, спроса на эти излишки нет вообще. То есть «спасать» вид питомниками, слава таежному богу, в современной ситуации не надо. Недавно из одного питомника пытались живых кабарожек в одну из наших ООПТ продать, так с трудом отбились, ведь нарушать генетическое разнообразие, причем за деньги, незаконно.
А вот что мех у кабарги только сейчас начал светлеть (а это сигнал о вымирании), чистой воды фантазия. Всегда в каждой популяции большинства видов млекопитающих были, есть и будут животные, окрашенные с разной интенсивностью. Классический пример — соболь и бурый медведь.
У белки тоже в каждой популяции свое соотношение чернохвосток, бурохвосток и краснохвосток, причем оно непостоянно во времени, изменение этого соотношения свидетельствует о смене фазы динамики численности этой популяции. Все виды копытных тоже не в один тон окрашены, и кабарга не исключение.
Но вопрос об изменчивости окраски кабарги как в пространстве, так и во времени еще не изучен, и светлые и даже совсем белые кабарожки были всегда. Светлых сам добывал в Северном Забайкалье в прошлом веке, альбиносов видел, и достоверные сведения об их добыче в прошлом и позапрошлом веках тоже имеются…
Даже то, что одна из самок в питомнике потомства не дала, ни о чем не говорит. Наличие неразмножающихся самок — норма для популяций млекопитающих, в том числе даже у такого явно процветающего вида, к которому мы относимся. Не дающие потомства особи женского пола редки, но обычны за весь известный исторический период, но это совсем не значит, что человечество вымирает.
Почему на кабаргу законы природы должны иначе действовать, чем на все другие виды, непонятно. Конечно, когда хочется свою точку зрения отстоять, а аргументов веских нет, приходится их придумывать. Но есть такие вещи, как научная достоверность и реальные факты.
О жизнестойкости кабарги как вида в первую очередь свидетельствует устойчивость ее популяций в условиях выросшей промысловой нагрузки. Легальные заготовки кабарожьего мускуса, выросшие в семь раз на фоне искусственно поднятой волны тревоги за судьбу вида и так и не вызвавшие даже сокращения его ареала, игнорировать нельзя.
А ведь есть еще и незаконный оборот этого мускуса. Государство на ситуацию в тайге влиять не может, поэтому местные специалисты, в подавляющем большинстве обладающие здравым смыслом, даже без специальных учетов уже многократно увеличили «официальную» численность кабарги.
В Иркутской области, например, с 16–18 тысяч до 135,3 тысячи особей, в других регионах ситуация очень похожа. Но действует принцип «из Москвы виднее», призывы к запрету охоты на кабаргу продолжаются.
Вся история промысла кабарги наглядно свидетельствует о жизнестойкости этого вида. Она выше, чем у соболя, речного бобра и крупных копытных. Особенности территориального размещения и защитного поведения у кабарги таковы, что исключают возможность полного ее истребления при промысловой охоте.
Ведь когда кабарги становится мало, ее трудоемкий промысел становится нерентабельным и прекращается автоматически. А там, где кабарги мало изначально, специального промысла не бывает.
Случайная же добыча на численность этого зверя не влияет. Сейчас, когда количество промысловиков снизилось настолько, что даже соболь вышел из-под их контроля, оснований для тревоги о судьбе кабарги нет вообще.
Сейчас угроза нависла не над судьбой промысловых видов, а над промысловой охотой как частью нашей национальной культуры. Эта культура сыграла огромную роль в судьбе нашей страны.
Например, благодаря промысловой охоте Россия стала самой большой страной в мире: в Сибирь русские пришли в первую очередь за пушниной. В 1941 году ситуацию под Москвой выправили сибирские дивизии.
А почему именно сибирские ребята превосходили своих сверстников, родившихся западнее Уральского хребта? Вооружение было стандартным для всей Красной Армии, морально-волевые качества бойцов тоже, ведь воевало одно поколение одного народа.
Как влияет питание на здоровье в период роста, известно всем. В Сибири негативные последствия коллективизации помогла сгладить тайга. Тогда подавляющая часть населения проживала в мелких поселках и деревнях, где все охотились и рыбачили, так что каждая семья ежегодно потребляла десятки и даже сотни килограммов рыбы и мяса дичи.
В результате сибирские бойцы силой и выносливостью превосходили не только своих сверстников из ЕЧС, но и солдат противника. А ведь война — это в первую очередь солдатский труд, требующий силы и выносливости. Сибиряки смогли выдержать сверхнапряжение сражений и победить. Так что мы все в долгу у промысловой охоты и обязаны ее сохранять как часть национальной культуры.
Хотя государство декларирует принципы сохранения национальной культуры и самобытности, промысловой охоты это как бы не касается. Культурой принято считать танцы под бубен или гармошку в национальных костюмах, а не исторически сложившиеся связи народа с кормящим ландшафтом, определяющие национальные характер и самобытность.
Зато действует другой истинно российский принцип — «держать и не пущать». Вся шумиха вокруг судьбы кабарги направлена на уничтожение нашей национальной культуры, против ее носителей и хранителей — промысловых охотников. Кому и для чего это надо, судите сами.
Мне уже много лет, в ареале кабарги я проработал почти всю жизнь. Соответственно, научился и учитывать ее, и собирать сведения о ее обилии. Вот последние. В Боханском районе Иркутской области, который считается лесостепным, мои друзья освоили охоту на волков с флажками. В последнем окладе, в феврале 2021 года, были задействованы все 11,5 км имеющихся флажков.
Следовательно, площадь оклада была меньше пяти квадратных километров. Стаю из шести волков взяли всю, причем гоняли их по окладу многократно. А за флажки выставили больше двух десятков косуль и шесть кабарожек. То есть обилие косули сибирской оказалось больше 40 особей на 1 тысячу га, а кабарожек на эту же площадь 12!
И это не в Саянах или Прибайкалье, а в светлохвойных, преимущественно вторичных лесах на полого-увалистом рельефе, то есть в субоптимальных для кабарги угодьях. Причем в доступных местах, с сетью лесовозных дорог. То есть вид явно процветает.
Сейчас, по учетным данным охотпользователей, кабарга появилась даже там, где раньше ее не было. Противники охоты утверждают, что это коррупционное явление, обилие завышают с целью получить завышенный лимит на добычу вида и «узаконить» охоту на него в регионах, где кабарга в Красной книге.
Возможно, это частично соответствует истине, ведь струю из Хакасии и Алтая скупают и экспортируют уже десятки лет. Но то что кабарга стала более многочисленной, тоже правда. В том же Боханском районе она и в конце ХХ века обитала, хотя в учетных данных отсутствовала, но реальные показатели ее обилия тогда были ниже современных. Аналогичная картина наблюдается и в других районах — как лесостепных, так и северных.
Конечно, интересно узнать современную численность кабарги, но и без специальных учетов ясно, что запасы вида осваиваются неравномерно и лишь частично. То есть все современные прогнозы скорого исчезновения кабарги в России безосновательны и потому не сбудутся.
А ограничения охоты на кабаргу для промысловиков бессмысленны и потому не нужны. Реальный лимит на добычу этих копытных может таким оказаться, что останется недоиспользованным, ведь охотиться уже почти некому.