Ностальгия охотника. Дупелиная погода-1984

В середине сентября есть короткий период, когда вновь по-летнему ласково пригревает солнце, а в хрустальном воздухе стоит запах увядающей листвы. Летит паутина, одевая по утрам еще зеленые травы в тончайшие серебряные бусинки росы

Эта пора называется в народе «бабьим летом», а у охотников «дупелиною по­годой». И не случайно, именно в это время в средней полосе России начинается одна из самых поэтических осенних охот — на дупелиных высыпках. Для охотников, не имеющих собаку, этот вид охоты почти недоступен. Отстрел дупеля для них в это время носит случайный характер, чаще всего при охоте на уток с подхода. Но как же счастлив тот, у кого есть верный длинноухий помощник — спаниель или легавая!

Моей черно-пегой спаниельке Дине все­го семь месяцев. Однако она уже пре­красно знает команду «Ищи!», прошла до­машнюю школу дрессировки и первые уроки натаски в поле по ручному перепе­лу. Дина находила его, где бы он ни спря­тался: в траве, под кустиком, под кочкой, даже в густой крапиве. Обнаружив пере­пела, она тут же исполняла команду «Си­деть!» и облизывалась, ожидая лаком­ства. Но перепел не мог летать, так как был с подрезанными крыльями. Как пове­дет себя молодая собака при встрече с настоящей дичью?

Дела на работе не позволили мне до открытия охоты заняться настоящей на­таской. Значит, придется натаскивать пря­мо на охоте — дело довольно сложное.

В первые дни охоты Дина сидела дома, а я от зари до зари бродил по утиным местам, стреляя кряковых и чирков с под­хода и на перелетах. Свою первую охоту Дина должна начать по красной болотной дичи.

В начале сентября зарядили затяжные дожди, и наш план долго не мог осу­ществиться. Но вот облака поднялись и рассеялись, выглянуло солнце и пригрело своими лучами размокшие пойменные луга. Полетела паутина — верный признак начала «дупелиной» погоды. Завтра для нас с Диной — первый охотничий урок.

С вечера укладываю в патронташ патро­ны с девяткой и восьмеркой, а в ягдташ — термос с горячим чаем, завтрак, длинную веревку, лакомство для собаки. И вот все готово. В пять часов утра хрипло зазво­нил будильник. Сна как ни бывало. Одел­ся, подпоясался патронташем, повесил че­рез плечо ягдташ, взял ружье. Дина ле­жит на своем коврике, печально вздыхая и поглядывая на меня карим глазом: она не верит, что я возьму ее с собой на охоту.

— Дина, ко мне! — командую я.

Пес удивленно поднимает голову, но тут же, сообразив в чем дело, с радостным визгом бросается ко мне.

— Нет, не гулять мы идем в такую рань,— обращаюсь я к собаке, застеги­вая ошейник. — На охоту идем, на дупелей.

Ночная деревня еще не проснулась. Лают сонные собаки, словно спросонок перекликаются во дворах петухи. По пу­стой деревенской улице сворачиваем за околицу и идем на луг. Восточный край неба светлеет. Тают звезды, все яснее очертания деревьев и дальних стогов сена.

Пахнуло луговым болотом — основная цель нашего похода близка.

Велика пойма реки Клязьмы на тер­ритории Петушинского охотничьего хо­зяйства, но лишь одно болото, пригодное для обитания дупелей и бекасов, осталось не затронутым мелиоративными работа­ми. Лет двадцать назад бескрайними про­сторами по левому берегу реки прости­рались заливные луга с многочисленными кочковатыми дупелиными и «ржавыми» бекасиными болотами. Сейчас осталось одно — на Перепечинском лугу. Одна его часть, расположенная между цепью озер и рекой Клязьмой, испокон веков называется Заозером, другая, отделенная небольшой речкой Шиткой и Осешным озером, получила название Выпуска, на этом лугу всегда пасли коров.

Каждую весну на обоих болотах дупеля устраивали в одних и тех же местах свои токовища. Со школьных лет ежегодно я вел наблюдения из шалаша за токованием этих таинственных длинноклювых птиц. С наступлением сумерек всю ночь до рас­света кипели турнирные бои дупелей.

Оба «поля боя» находились в каком-ни­будь километре друг от друга, и на каждом собиралось до двадцати — тридцати птиц. Недалеко от токовищ дупелихи выводили птенцов. Выводки дупелей часто встреча­лись на лугу во второй половине лета. А в начале сентября болото охотно посещали пролетные дупели.

И сегодня мы с Диною уверенно идем на знакомое болото: дупеля обязательно должны быть. Ночная мгла рассеивается, но стрелять еще нельзя. Мы присели у ивового куста в начале болота и решили дождаться полного рассвета. С вихрем над болотом пронеслась стайка вертких чир­ков, но я не хотел горячить собаку выстре­лом, тем более что она его никогда не слышала. Вдруг испугается и навсегда приобретет страх перед ружьем? Нет, пусть этот первый выстрел будет сделан по сработанной собакой птице.

Долго тянется время. Дине хочется побегать, но поводок сдерживает ее. Но вот темное болото стало светлеть, а очер­тания ивовых кустиков и отдельных кочек оживать и превращаться в реальность.«Пора!» — говорю я, снимая с Дины ошей­ник, и командую: «Ищи!» Радостная соба­ка бросается вперед. Она бегает челноком передо мной и резвится. Челнок был нами отработан еще с четырех месяцев на про­гулках в поле. Я не сдерживаю собаку: пусть набегается вволю, к тому же в этой начальной части болота дупеля встретишь редко. Дина набегалась. Я подзываю ее к себе, усаживаю и командую вновь: «Ищи!» Собака начинает искать, передвигаясь чел­ноком. Натаска по ручному перепелу не пропала даром. Метров сто прошли мы, я не поспевал за собакой, но сокращать ее поиск не стал: пусть войдет в азарт.

Вдруг в более сухом участке болота, поросшего среди кочек редким клевером, спаниель внезапно оживился, пропелле­ром заработал короткий черный с белым кончиком хвостик. Сразу ход собаки за­медлился. Это позволило мне подойти почти вплотную. Слишком долго копается в набродах... Но вот с покряхтыванием прямо из-под морды собаки вырывается дупель, за ним — второй. Что есть сил собака бросается за одной из птиц и бук­вально «висит» у нее на хвосте.

— Сидеть, сидеть! — не своим голосом кричу я.

Напрасно! По пути собака поднимает еще одного дупеля и устремляется за ним, а тот летит медленно, низко над землей, словно дразня глупого щенка.

— Сидеть! Нельзя! Ко мне! — все команды спутались у меня и забыты со­бакой, которая как шальная гоняется за взлетающими дупелям. О выстреле не может быть и речи. Наконец Дина, видя бесполезность своих преследований, оста­навливается, и я подзываю ее к себе. Уса­живаю, успокаиваю собаку. Делаю еще попытку — вновь пускаю собаку в поиск. У границы рогозовой гряды повторяется та же картина: разлетающиеся во все сто­роны дупеля и бешеные гонки за ними собаки. Выхожу на сухую гривку и при­саживаюсь у кустика ивы — так больше продолжаться не может. Сгоряча думаю, что зря взял сегодня с собой Дину — без нее и так можно было поднять, по крайней мере шансы добыть дупелей были бы выше. А тут и стрелять нельзя, и собака на глазах превращается из умного охот­ничьего пса в бездарного неслуха.

Дина увидела, что я присел у кустика и подбежала ко мне, помахивая коротким хвостиком. Надеваю ошейник и строго от­читываю собаку за содеянное. Поняв интонацию моего голоса, Дина виновато поджимает почти вертикально поднятый хвост и опускает голову. К карабину на ошейнике я привязываю длинный капро­новый шнур и бодрым голосом вновь камандую: «Ищи!» Теперь все мое внима­ние обращено не только на собаку, но и на волочащуюся за ней веревку, рядом с которой я должен все время находиться, чтобы вовремя наступить на нее при взле­те птицы. Благодаря правильному челноку, шнур не мешает поиску собаки. Мы прошли метров сто, и вновь быстро заработал хвостиком мой спаниель, причуяв следы жирующих птиц.

Мое зрение напряжено, дрожащие от волнения руки крепко сжи­мают ружье, а нога готова сразу же насту­ пить на тянущийся за собакой шнур. Пры­жок — и вот из-под самого носа Дины с шумом поднялся дупель. Собака рвану­лась за ним, но тут же была откинута назад упругостью шнура, натянувшегося одно­временно с моим криком «Сидеть!». И вот все как по учебнику — Дина сидит и не спускает глаз с летящей птицы, только тогда я вскидываю ружье к плечу... но ду­пель уже далековато. Стреляю восьмер­кой из верхнего ствола. Руки дрожат, а па­лец нажимает гашетку раньше времени.

Собака в пылу азарта словно и не слышала выстрела. Дупель переместился недалеко, и мы пошли его вновь искать. По пути Дина резко свернула к маленькому оль­ховому кустику. С рыжеватой болотной лужи с резким криком вырвался бекас. Я успел наступить на веревку и почти авто­матически, взяв нужное упреждение, вы­стрелил. Бекас комочком плюхнулся в островок рогоза. Главным было то, что моя ученица все это видела своими глазами.

— Подай! — командую я.

Дина бросается в заросли и сразу же возвращается с бекасом в пасти. К ощу­щению перьев во рту она привыкла, по­стоянно играя дома с высушенными кры­льями вальдшнепов, привезенных мной еще с весенней охоты.

— Дай! — прошу я у Дины. Но собака, игриво припадая на передние лапы, под­кидывая и снова беря в пасть бекаса, не выполняет команды. Я не настаиваю, даю вдоволь наиграться собаке, лучше позна­комиться с дичью.

— Дай! — вновь командую я, поднося к ее носу кусочек сыра одной рукой, а другой принимаю трофей.

Идем дальше. Все мое внимание — на работу собаки. Вновь быстро завертелся хвостик и после короткой остановки после­довал прыжок — с хриплым покряхтыва­нием и тугим звуком крыльев поднялся дупель. Я выстрелил, наступив предвари­тельно на шнур, и дупель грузно упал в мокрую траву. Дина быстро нашла птицу и подала мне. Правда, опять отдать в руки не захотела, и пришлось заставить ее это сделать с помощью лакомства.

Дупелей было много. Мы с Диной рабо­тали по всем правилам охоты со спание­лем. Пора попробовать снять веревку, привязанную к ошейнику. Сейчас — самое главное испытание для собаки. Долго мы искали следующего дупеля. Но вот Дина уверенно повела к ольховому кустику.

Вылетел дупель. Команда «Сидеть!» была произнесена почти одновременно с шум­ным подъемом. Дина как бы опешила и, сидя на земле, провожала взглядом уле­тающую птицу. Затем рванулась вперед, но звук выстрела будто приковал ее к зем­ле. Дупель был ранен и трепыхался в бо­лоте. Дина его поймала и принесла мне. То ли устала молодая собака с непривыч­ки, то ли поняла, что от нее хотят, только больше в это утро она дичь не гоняла и после вылета птицы или сразу садилась, или останавливалась, прогнав не далее пяти метров.

Розовое солнце уже взошло над туман­ным луговым болотом, и его лучи заискри­лись на росистой траве. За нами с Диной потянулись темно-зеленые дорожки от сбитой росы. Мы вышли из болота к куртинке ольхи, чтобы сделать кратковремен­ный отдых. В ягдташе уже было пять ду­пелей и один бекас — разве мог я мечтать об этом в прошлом году, когда охотился без собаки! Во время завтрака я угощал собаку своей порцией еды, хвалил ее и радовался, что первый охотничий урок для Дины закончился успешно. Нам еще можно взять сегодня двух дупелей, так как норма отстрела во Владимирской об­ласти — восемь болотных птиц за день.

Я знал, что кроме меня в этих угодьях никто из охотников специально не охотит­ся на долгоносиков и поэтому не сомне­вался, что предстоящая осень принесет много интересных охот, трофеев, удач­ных выстрелов, сочетающихся с красивой работой первопольного спаниеля.

Снова заходим в дупелиное болото. Ди­на, полная сил, отбежала далеко от меня, я стал ее подзывать, но в этот момент она причуяла дичь.

Поднявшийся дупель поле­тел прямо на меня, как говорят «на штык».

Я пропустил птицу за себя и ударил вдо­гонку. Звонко шлепнулась о землю жир­ная птица. Так волей-неволей получилась охота «нагоном», и опять я хвалил свою ученицу.

Больше стрелять не хотелось: охотничья страсть удовлетворена сполна, да к тому же и птицу надо поберечь до следующей охоты. Я закинул ружье за плечо и про­должал натаску. Дупелей было очень мно­го. После взлета они перемещались неда­леко, и мы вновь их находили. Собака работала отменно. Лишь иногда довольно долго копалась в набродах, да пробегала после подъема птицы несколько метров, но все же усаживалась по команде, на­блюдая за улетающим дупелем. При поиске перелетевших птиц, не оставляю­щих набродов, собака предпочитала поль­зоваться верхним чутьем, и это особенно радовало. В пылу азарта Дина даже отказывалась от лакомства. Не хватало толь­ко быстроты выполнения команды «Си­деть!» после вылета птицы. «Ничего,— думал я, выходя из болота,— впереди еще половина сентября и мы можем регулярно совершенствовать наши охотничьи дан­ные».

Возвращался домой довольный. Ра­достно было на душе от удачной охоты, хорошей работы собаки, прекрасной осен­ней погоды. Пеночка-весничка твердила свое неизменное «вить-вить» при нашем приближении к лесочку, островком жел­теющего посреди луга. Где-то на опушке по-весеннему запел дрозд-белобровик.

Ласково пригревало солнце, и тонкий аро­мат осеннего лугового болота, смеши­ваясь с запахом увядающей листвы, при­давал сентябрьскому дню ту особенную прелесть, которую могут понять только одни охотники. На тонких прозрачных ни­тях летели паучки-путешественники. Пау­тина садилась мне на лицо, руки, стволы ружья. Настоящая дупелиная погода!

До свидания, Выпуск! Скоро мы придем сюда, чтобы вновь встретить осенний день и ощу­тить ни с чем не сравнимую прелесть охоты на дупелиных высыпках.

P.S. Та охота, описанная в этом очерке, проходила в 1984 году. С тех пор многое изменилось. Перестали пасти коров на Выпуске. Сам луг стал неузнаваем. Он сильно закочкарился, зарос осокой и будылями, в последние годы стал вообще непроходимым. Вырытая поперек луга незадачливым фермером мелиоративная канава и сведенный на корню луговой лесок с оставшимися порубочными остатками на земле и огромными ямами, не позволяет охотнику там передвигаться. Исчезли и дупеля. Скоростная автотрасса М-12, прошедшая по Выпуску, заглушает звуки природы. Из-за нее пропали рядом находящиеся озерки и мочажины. Всё изменилось.