Теперь мне кажется, что подспудно я всегда хотел этого. И сделал! Но если сегодня кто-то попросит меня повторить сделанное, то я скажу, что он сошел с ума. Может быть, через год мне вновь захочется ощутить необоримый страх гибели и безграничный восторг спасения, но не сегодня.
Так огромен и жесток Север к людям, живущим на самом краю земли, что я ищу, с чем его можно сравнить, и не нахожу. Весь мой жизненный опыт — ничто в сравнении с одним днем, проведенным там.
Теперь мне не хочется читать рассказы о морских чукчах и их образе жизни. Почти три недели я жил в чукотском доме, одуревал от безделья в ожидании погоды, подхода моржей, китов. Я ел ту же пищу, что и они, пил с ними то, что было у нас с моим другом, а потом и все, что можно было найти на побережье, разговаривал с этими неулыбчивыми людьми, надеясь понять, почему своей родиной они считают этот жестокий край.
Как бы мне хотелось сказать что-либо пафосное об их любви к родным скалам, о простоте жизни, о том, что только возврат к естественному укладу жизни в состоянии помочь им не исчезнуть с лица земли, но словами совершенно невозможно передать и десятой доли всех тягот жизни и охоты береговых чукчей…
Как всегда, идея поехать на «безумную» охоту появилась случайно. Один из попутчиков, возвращавшихся со мной в Москву со стрельбища, обмолвился, что у него есть приятель в Анадыре, который регулярно охотится на моржей и... китов. Последнее показалось полной фантастикой. Разговор состоялся в мае, а уже в начале сентября мой добрый приятель и надежный товарищ по охотам и я сидели в самолете, вылетавшим в Анадырь.
Каждая поездка — это возможность окунуться в мир, отличный от привычного. И начинается он прямо у трапа самолета в пункте прибытия. Так было и на этот раз. Анадырь — город, построенный на месте старого казацкого острога. Город, пахнущий морем и угольным дымом , где главными вехами истории стали годы губернаторства Романа Абрамовича, о чем с грустью вспоминают жители столицы Чукотки и всего округа…
Два дня ожидания погоды — и перелет в поселок с интригующим названием Лаврентия. Затем встреча с нашим хозяином и проводником Володей, знакомство с его семьей — женой и сыновьями, которые станут для нас самыми близкими людьми на три недели. И наконец двенадцатикилометровый переход на катере через морской залив — и мы в конечной точке маршрута. Это маленький поселок Нунямо. Когда-то, во времена Великой страны, это был поселок рыбаков. Совхозные бригады ловили лосося, навагу и камбалу для местного населения. Работали детсад, школа, больница, столовая, и везде за копейки или вовсе бесплатно кормили вкуснейшей свежевыловленной рыбой. Теперь Нунямо — поселок-призрак. Суда ржавеют на мелководье и на берегу, сети, неводы сгнили, старые рыбаки поумирали. Это теперь дачное место, куда местные жители приезжают только в рыболовный и охотничий сезон. В остальное время здесь обитают один-два бича. Жизнь уходит с берегов полуострова, концентрируясь в более-менее крупных поселках, таких как Лаврентия, Лорино, Уэлен. Здесь, в одном из домиков, отведенных нам для проживания, мы и будем ждать погоды и подхода моржей, китов.
Володя посылает одного из сыновей на смотровую площадку, где постоянно дежурят молодые чукчи — члены команд охотников на морзверя. Высокий скалистый берег позволяет обозревать воды залива и открытого моря на десятки километров. Молодежь дежурит в надежде первыми заметить зверя и громко крикнуть заветное: «Моржи!» Однако сколько же дней может пройти, прежде чем радостный крик поднимет команды охотников с постелей и бросит их к лодкам, вытащенным до поры до времени на берег!
Здесь, на самом окончании материка, где до мыса Дежнева не более 80 километров, большую часть времени дуют ветра. Они морщат воду, разгоняют волну, рвут белые гребни, и тогда охотнику в море становится совсем тоскливо. Но бывают дни, когда море успокаивается, на отчаянно голубом небе не видно ни облачка, и это лучшее время для охоты. Нам такого моря пришлось ждать четыре дня. За это время мы с приятелем, чтобы не одуреть от безделья, объездили береговую тундру на квадрике, понаблюдали птичьи базары, посмотрели на морскую утку, сбитую в сотенные стаи, готовую к отлету на юг, отоспались, отъелись и обпились. Эх, не зря говорят, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять!
Как всегда, команда к выходу в море прозвучала неожиданно, и первые десять минут прошли в бестолковых поисках рюкзака, карабина, специально приготовленного контейнера с водой и продуктами. Когда мы прибежали на берег, Володя нетерпеливо топтался у спущенной на воду лодки и нервничал, косо поглядывая на две другие, уже отошедшие в море. «Быстрее, быстрее!» — повторял он, помогая нам грузиться. И вот шкипер дал полный газ, и лодка полетела по морю, догоняя другие. Небольшие волны задирали нос лодки к небу, после чего она обрушивалась днищем на воду, содрогаясь всем корпусом. Я горбился за щитком ветрового стекла, стараясь полностью засупониться в купленный для этой поездки комбинезон-поплавок. Не прошло и пары минут, как наш катер, самый большой и мощный во флотилии, догнал остальных и, не снижая хода, устремился в сторону открытого моря. Теперь все зависело от Володи и его сыновей. Как выйдут в район, где чукчи заметили моржей? Найдут ли они в безбрежном море зверя? Как подведут к ним катер? Как бросят гарпун? Излишне говорить, что береговые чукчи тысячи лет охотятся на морзверя. И знаете, надо просто видеть их лица. Хмурые на берегу, в море они становятся сосредоточенными и буквально дышат жизнью. Вот где чукчи чувствуют себя свободными. В холодном море, где все для нас, европейцев, враждебно, их настоящий дом. Они знают, зачем они здесь, куда им идти и что делать… Минут через двадцать бесконечной гонки в безвестность Володя вдруг вытянул вперед руку и крикнул: «Вон они!» Все, что было до этого, оказалось прелюдией к чему-то, чего я не мог представить себе даже во сне.
Сыновья без суеты готовились к охоте. В руках старшего сына вдруг оказалась пара наконечников гарпунов, которые он ловко закрепил на толстых и длинных древках. К наконечнику была привязана прочная капроновая веревка. Аккуратно ее собрав, парень уложил гарпуны вдоль борта и коротко бросил младшему брату: «Поплавки готовь!» Из-под брезента, прикрывавшего сложенное в кокпите барахло, младший извлек пару ярко красных поплавков диаметром около полуметра. Мальчишки, обалдуи на берегу, вдруг стали взрослыми и опытными мужчинами, каждый из которых твердо знал свое дело и роль. Без суеты и лишних движений они наблюдали, как отец настигал группу моржей, появлявшихся и исчезавшихв бирюзовой воде. Я насчитал шесть животных. Группа, растянувшаяся не более чем на пятьдесят метров, держала путь к лежбищу, расположенному в глубине залива. Как бы оправдываясь за долгое морское путешествие, Володя проронил: «Лицензий на ассоциацию выделили много, желающих взять моржа еще больше. Лучше встретить их подальше от берега». И добавил: «Зверя стало мало, не так, как рассказывают наши старики. Если хочешь добыть зверя, надо торопиться».
Четверть часа у нас ушло на то, чтобы подойти к моржам на бросок гарпуна в момент, когда зверь вынырнет на поверхность. Простая, на первый взгляд, задача на деле обернулась сложным процессом. Володя приспособился к ходу животных и чисто интуитивно направил катер к месту, где, как он полагал, должен появиться морж. Получилось это далеко не сразу. Животные
(а их оказалось семь) меняли порядок движения, скорость, уходили с курса или подныривали под лодку, и тогда сыновья Володи изо всех сил стучали ногами по днищу. Зачем они это делали, я не понимал. Видя мое изумление, Володя крикнул: «Это они его пугают, а то всплывет под нами и опрокинет лодку. Такое бывало!» Я представил взлетевшую в воздух лодку и нас, кричащих и падающих вслед за ней в воды Берингова моря, и мне на секунду стало нехорошо...
В этот момент метрах в пяти от нас появилась усатая голова моржа. Володя подвернул лодку к нему и тихо сказал сыну: «Давай!» Юноша вскочил на ноги и, размахнувшись, с силой всадил наконечник гарпуна в тело морского чудища. Вода окрасилась кровью, забурлила под ударами ласт. Веревка, уложенная кольцами, начала стремительно разматываться. В этот момент охотник резко поддернул ее, оставляя наконечник гарпуна в теле жертвы и одновременно выдергивая деревянное древко. «Бросай буй!» — прозвучала команда, и младший сын споро выполнил ее. «Смотрите теперь за зверем!» — добавил Володя. Юноши, стоя на ногах в лодке, всматривались в воду, показывая отцу, в какую сторону движется раненый зверь.
Взмах руки — и шкипер резко повернул лодку влево. Морж оказался на расстоянии трех-четырех метров от правого борта. Второй гарпун поразил цель, и вскоре еще один буй обозначил направление хода моржа.
Пользуясь небольшой передышкой, я посмотрел на другие лодки, которые шли с нами к этой группе зверей. На одной из них находился брат Володи. Лодка у него была поменьше, да и мотор послабее, но дух соперничества гнал его вперед и дурманил голову. Рискуя, он подвел катер почти вплотную к выныривающему зверю. Его напарник бросил гарпун и попал в основание шеи. Вода вздыбилась. Лодка заплясала на воде, сильно раскачиваясь. Мы вдруг увидели и бешено вращающийся винт подвесного мотора, и правый борт, и нос лодки. Володя крикнул что-то брату на чукотском, абсолютно бесполезное в этой ситуации, а потому страшное. Еще секунда-другая, и мы с ужасом наблюдали, как морж, придавив клыками левый борт лодки, пытался ее перевернуть, но, словно одумавшись, ослабил давление, и вслед за этим его голова исчезла под водой. Тут мы увидели стрелка третьей команды. Он стоял, упершись коленями в борт своей посудины, и держал в руках карабин «Тигр». В ужасе от происходящего, мы не слышали выстрелов, которыми он добил раненого моржа. А между тем брат Володи и его стрелок уже подтаскивали баграми тушу зверя к своему катеру, будто и не были на волосок от смерти мгновение назад…
А нам предстояло найти своего зверя и закончить охоту. Мы видели впереди яркие буйки и вскоре настигли еще полного сил моржа, который продолжал двигаться в основной группе сородичей. Володя улыбался. «Видел? Наш морж в два раза больше, чем у них, — довольно произнес он и вдруг спросил: — Хотите попробовать, как это — бить зверя?» Меня вопрос застал врасплох, а Толик, мой друг, покачав головой, благоразумно отказался. Володя посмотрел мне в глаза и повторил вопрос. Чуть живой от волнения я встал на ноги и вдруг понял, что даже просто стоять в лодке почти невозможно. Неловкое движение — и можно оказаться за бортом в воде, температура которой +2 °С. Но Володин сын протянул мне гарпун, и я, сжимая в руке отполированное древко, шагнул к борту лодки. Не прошло и нескольких минут, как мы оказались вблизи моржей.
Меня подташнивало, колени предательски подгибались, голова кружилась — то ли от болтанки, то ли от страха. Казалось, я видел себя со стороны: с выпученными от страха глазами, обыкновенный москвич, не понимающий, что он делает в этом студеном море. В этот момент из воды появился морж, точнее, вначале показалась голова, потом несуразная толстая шея, покрытая морщинистой кожей, а затем туловище с розовыми пятнами на плечах и бочине. Из-под двух наконечников гарпуна шла кровь. Зверь не смотрел на нас и старался держаться рядом с сородичами. Володя взглянул на меня, на моржа, как бы спрашивая, хороша ли позиция для броска, и этот молчаливый вопрос заставил меня собраться, забыть об опасности, и, дождавшись, когда морж вновь вынырнет из воды, я со всей силы бросил в него гарпун. Но наконечник не пробил кожу животного, а отскочил от нее, как теннисный мяч от сетки...
Я бы очень хотел соответствовать развитию событий, но для этого мне бы пришлось осесть в Лаврентии, жениться на местной красавице, купить лодку, мотор, сети и сколотить свою охотничью бригаду. Но куда деть Москву, дела, ответственность за родных и близких? Все мы живем под гнетом великого и ненавистного слова «надо», и я тоже... Все, охота для меня закончена, решил я, и сел на банку.
Глазами я попросил Володю, чтобы его сын добрал зверя. Потребовалось еще два раза подойти к моржам; дважды морж принимал броски охотника, прежде чем выдохся и отстал от своих. Охота была окончена двумя выстрелами в основание черепа.
Уже потом, на берегу, мне сказали, что на всё ушло около двух часов, что все три команды добыли моржей, но наш оказался самым крупным. Но это было потом. Для меня же время остановилось в тот самый момент, когда моя рука, сжимавшая древко гарпуна, отправила его в полет.
Продолжение следует.