ПРИМОРОЖЕННЫЙ ЯЗЫК
Зимним морозным утром мы с приятелем вышли на охоту по тетеревам. Был конец зимы. Снега навалило больше метра, а в ложбинках его было еще больше. Мы нашли у охотников широкие “самоходы”, подбитые камусом. На таких лыжах гораздо легче идти по глубокому, еще рыхлому снегу.
Лыжи за счет камуса назад не “сдавали”, но все-таки иногда проваливались в снег глубоковато, и их приходилось поднимать ногой и помогать рукой. Это надо было уметь делать, а я их надел впервые.
Для стрельбы на кормежке тетеревов подходила только малокалиберная винтовка, так как на ружейный выстрел к ним было не подойти. В то время это были тозовки: ТОЗ-4 и ТОЗ-6.
Хорошие, простые в эксплуатации, но с тяжеленными стволами. Их носить за плечами стволом вверх было неудобно, ствол сваливался то вбок, то за спину. И вот, когда мы пошли по снегу, мне стало неудобно нести винтовку стволом вверх и я развернул ее наоборот.
Идти за напарником по проложенному следу мне было легче, но то и дело теряя равновесие, я то одной, то другой ногой соскальзывал с лыжи и проваливался в снег.
Мы приближались к месту, где было много березняка, на котором кормились почками тетерева. Увидели их издалека - они сидели черными комками на ветках и время от времени то один, то другой падали вниз и зарывались в снег.
Я знал, что рябчики и тетерева зимой, в морозы, ночуют в снегу. Падая в снег, они зарываются и под снегом продвигаются по ходу вперед. Этим они закрывают за собой отверстие, чтобы было теплее, и страхуются от хищников. Когда лиса начинает копать снег в том месте, где тетерев упал в снег, то птица, почуяв это, взлетает в другом месте.
На подходе к березняку я порядком набрал снега в валенки и решил его вытряхнуть. Поставил рядом лыжи, встал на них, снял винтовку, рюкзак и вытряхнул снег из валенок.
Вновь беря винтовку обнаружил, что ствол забит снегом. Шомпола с собой не было, и я решил продуть ствол: вынул затвор и стал дуть в конец ствола. Был мороз градусов под 30.
Подул несколько раз в ствол и хотел облизать губы, но мой кончик языка тут же прилип к пятаку ствола. Я не мог его оторвать, боясь, что зальюсь кровью. Кое-как встав на лыжи, держа винтовку обеими руками у лица навесу, осторожно стал догонять напарника. На мое счастье, он повернулся, и я стал ему махать одной рукой, подзывая к себе.
Почуяв неладное, он быстро подошел ко мне и по моему мычанию понял, что произошло. Он и я руками стали отогревать ствол винтовки. Наконец, я почувствовал, что язык стал отлипать от металла. И, слава Богу, он отвалился от ствола, но во рту у меня оказалась льдинка - язык превратился в твердый и шершавый кусок.
По совету приятеля я набрал в рот из фляжки разведенного спирта и начал осторожно массировать язык о небо. Прошло порядочно времени, пока я стал его ощущать. Мы решили продолжить охоту, но удовольствие из-за травмы было уже не то. Подстрелив в итоге по тетереву, мы возвратились домой.
Целую неделю я не мог есть и пить ни горячего, ни очень холодного. С тех пор шомпол был всегда с моей винтовкой.
ВОТ ЭТО ВЕЗЕНИЕ!
Один период производственной деятельности на Широковской ГЭС я работал дежурным инженером. Работа была сменная. Отработав последнюю на неделе ночную смену весенней порой, решил сходить на охоту.
Снарядившись, пошел вдоль речки Косьва в надежде где-нибудь в заводинке подстрелить загулявших уток. На самом деле в одной из заводинок заметил кормившуюся птицу. Крадучись, подошел на выстрел и пальнул. Она взлетела, но скоро упала на струю воды, и ее понесло.
Не пропадать же трофею! Быстро сбросив сапоги, штаны и все, что было под ними, вошел в ледяную воду. Пока я раздевался, уточку струей относило к противоположному берегу. Таежная речка была быстрой, камни на дне круглые и скользкие, и я медленно продвигался вперед.
Уточку подобрал почти у противоположного берега. Выскочив как ошпаренный из воды, я стал бегать вдоль берега, чтобы немного согреться - воздух был еще довольно прохладным.
Побегав, пустился в обратный путь через речку. Изрядно замерзнув, быстро натянул на себя сухую одежду, хлебнул из фляжки и стал быстро забираться по крутому правому берегу реки на высокий холм, который огибала река. На его вершине я уже согрелся и продолжал охоту.
Чтобы больше не принимать холодную купель, решил поохотиться на рябчиков. Походив, “попищав” манком, я подстрелил двух птиц, и тут меня сморило. После бессонной ночи, холодной купели, хорошего глотка из фляжки и марш-броска в гору мне захотелось отдохнуть.
Выбрав большую ель, присел на ее наружные корни, которые всегда сухие и незаметно для себя задремал.
Пробудился от тетеревиного “чуфыканья”. Удерживая ружье за ремень, по привычке на обмотанный на руку, я не шевелясь открыл глаза и стал осматриваться. И тут довольно громко прозвучало “чуфыш”. От неожиданности я оторопел.
В двадцати метрах от меня, слева на ветке ели сидел одинокий тетерев и клевал набухшие молодые еловые побеги. Почти не шевелясь, размотал ремень и стал медленно поднимать ружье. Выстрел - и краснобровый красавец упал.
Вот так в тайге в один весенний день можно было принести разнообразные трофеи: утку, рябчиков и тетерева.
БОБИК И ЛИСА
Моя охота в тайге продолжалась пять лет, затем наша семья переехала на Украину, где строилась огромная Кременчугская ГЭС.
На стройке я вступил в общество охотников, перезнакомился со многими, а с некоторыми завел дружбу. Образовалась теплая группа из 6-7 человек. Среди них были асы. У них ружья “Замсон”, “Зауэр-3 кольца”, бельгийские пятизарядные “Браунинги” и т.п. А у меня был ИЖ-9.
Подошел август. Мы собрались на охоту и поехали на небольшом катерке на ближайшие острова. Для охотников открытие охоты - это большой праздник. Расположились на зеленом островке, подняли тост за открытие охоты, затем, чтобы не хромала вторая нога, ну и направить глаз, чтобы не мазать.
Разошлись по острову и стали обследовать все уголки. Слышались редкие выстрелы на нашем и на соседних островках. Среди нас был завзятый охотник, начальник “Сантехмонтажа” некто Виноградов.
У него был “Зауэр” с инкрустированной перламутром ложей и охотничья собака с совершенно не охотничьей кличкой Бобик. Ближе к вечеру начали сходиться охотники, и вдруг залился пес.
Через некоторое время он выгнал лису на песчаную часть острова. Мы раскинулись в подкову и начали отрезать лисе дорогу в заросшую часть острова. “Осторожно стреляйте, - закричал Виноградов. - Не пораньте собаку!” Охотники вошли в азарт, спрятались за бугорки и начали пальбу. И мне удалось пальнуть пару раз в лису.
Она, видимо, уже нахватала дроби, сдала ход и залегла. Мы шли на изготовке, окружая место, где лежала лиса. Бобик кружил вокруг хищницы, а она, тяжело дыша, скалила зубы, тявкала.
Подойдя ближе, увидели какую-то ободранную, выгоревшую лису белесого цвета. Шерсть на ней была неровная и грязная. Она совершенно не походила на зимнюю огневку с искрящейся шерстью и пышным хвостом.
Чтобы не мучить зверя решили его добить. Кто-то выстрелил, лиса обмякла и стала редко дышать. Бобик, осмелев, походил вокруг зверя, обнюхал сбоку, сзади и подошел к морде.
Лиса, собрав последние силы, разинула пасть и схватила челюстями, как капканом, нос собаки. Пес затряс головой. Мычал (лаять не мог), стал таскать ее за собой. Мы сначала оторопели, а затем нас разобрал смех. Виноградов с “Зауэром” в руках бегал вокруг них, намереваясь стрелять в лису. Сквозь смех мы его отговаривали не портить патроны.
Наконец, Бобик оторвался, заскулил, стал зализывать прокусы, а лиса изредка разевала пасть. Виноградов подошел к ней и пару раз ударил затыльником ружья. На третий раз ударить не успел.
Лиса раскрыла, как крокодил, пасть и схватилась за ложу, проделав на ней несколько глубоких царапин. Наш смех превратился в гомерический хохот. Острых словечек в тот день Виноградов услышал немало.