Рано вступившая в свои права зима (первый снег, выпавший на Покров, не стаял, положив начало белой тропе на подмосковной Мещере), к середине февраля явно ослабла, а продолжительная оттепель в конце месяца дала надежду на скорый сход снежного покрова.
Двадцатого февраля я наблюдал редкое явление для мещерской сторонки — стайку скворцов.
Сначала усомнился, не поверив самому себе, но потом все встало на свои места. Скворцы!
Распустилась верба, прибавляя с каждым днем цвет. Люд заговорил — до Вербного воскресенья окончательно распустится. Так оно и вышло.
С началом марта распогодилось так, что плюс стал обычной отметкой на уличном термометре, а +12 к середине месяца — это уже наталкивало на мысль, что апрель и март поменялись местами. Устойчивое тепло к середине марта полностью согнало снег с полей, да и в лесу его резко поубавилось.
Лесные дороги, открытые участки в лесу, теневые закрайки не в счет — там снег стаивает всегда в последнюю очередь.
Шестого – седьмого марта на подмосковной Мещере массово появились грачи, а вместе с ними и дрозды-рябинники. Зашумели полой водой реки, прибирая в свои русла потоки талой водицы.
С каждым днем неунимавшееся тепло дарило все новые и новые сюрпризы ранней весны. 20 марта были отмечены первые пролетные стайки чибисов, гусиные караваны, стайки уток. 23 марта появились журавли. На Сорок сороков (народный праздник Сороки), 22 марта, я наблюдал поющего скворца.
Запушил пыльцой орешник, и осины выбросили свои барашки соцветий. Активными стали тетеревиные и глухариные тока, а уханье неясыти на вечерних зорях настраивало на скорые тяговые вечера.
И все равно, несмотря на все эти вполне «апрельские» обновления в природе, ощущалась некоторая настороженность, не чувствовалось какой-то особой весенней суматохи, что присуще поре неодетой апрельской весне.
Так, к примеру, не было слышно ни черных дроздов, ни зябликов, ни зарянок, и эта тишина на зорях наталкивала на мысль, что что-то должно произойти. В оттаявших прудах упорно молчали лягушки, которые, казалось бы, при таких погожих днях должны были кружить хороводы сутками.
Изменения в погоде начались с 22 марта. Похолодание принесло снег и сильное понижение температуры воздуха в ночные часы.
Обильные снегопады 22 и 25 марта стали зачином предстоящих затяжных холодов, пришедших на конец марта, впоследствии заставивших киснуть и мерзнуть апрель крепкими ночными сковывающими лужи заморозками, холодными пронизывающими ветрами, дождями и нулевыми отметками температур в дневные часы.
Холода все же взяли реванш в апреле, и, может быть, все бы ничего, да вот только это самое апрельское ненастье пришлось на охотничью неделю, став для большинства охотников определенным форс-мажором для выезда в угодья.
Погода улучшилась лишь к 26 апреля, когда резко потеплело — до +27, появилось солнце, и к первому мая природа ожила бурной зеленью травы и первым молодым листом. Оживились в прудах брачующиеся лягушки да жабы, а появление задержавшейся ввиду холодов кукушки (обычно ее появление на подмосковной
Мещере определяется 19–21 апреля) еще больше оживило природу, очнувшуюся от апрельского зазимка.
Об охоте и ее сроках
Нынешний год наглядно показал, что установление жестких рамок весеннего охотничьего сезона не всегда хорошо. Установление срока начала весеннего охотничьего сезона в Московской области с третьей субботы месяца было вызвано в первую очередь упорядочением даты с целью исключения «метаний» охотников с вопросом: «А когда открытие?» Тем самым вопрос о том, когда же откроют охоту, был снят.
И все же данный правовой документ должен, наверное, иметь и особый раздел, позволяющий в случае необходимости несколько координировать сроки охоты, что явилось бы определенным уважением к гражданам-охотникам, а не слепой нормой, основанной лишь на текущем календаре.
Принятием такого документа, полагаю, нарушена взаимосвязь областного общества с исполнительной властью региона, т.к. «добро» на согласование возможного переноса срока открытия сезона всегда можно обосновать на основе фенологических данных.
О том, что со второй половины месяца грядет резкое похолодание в Московской области, не было неожиданностью — прогноз был озвучен заблаговременно.
Предвидя такую ситуацию, охотничью десятидневку можно было вполне открыть в первой половине апреля, что было бы воспринято охотниками вполне нормально.
Вальдшнепиная тяга началась в Московской области 23–24 марта (отмечу, что за последние 30 лет такое случалось лишь в 1990 году, когда тяга вальдшнепа была 26 марта, а охотничий сезон был открыт 7 апреля), волна пролета пришлась как раз на конец марта и первую половину апреля. После 15 апреля тяга стала значительно слабее.
Наступившие холода задержали пролет оставшегося вальдшнепа, а в угодьях остался лишь местный. Так, 15 апреля за вечернюю зорю с началом тяги в 19.30 протянуло до наступления темноты 14 вальдшнепов. Тяга продолжалась и после 20.40, уже в кромешной темноте, и вальдшнепы тянули, словно выпущенные из садка.
17 апреля и в последующие дни, особенно в последние три дня, за зорю на слух проходило не более 2–4 вальдшнепов с огромным временным интервалом от 15 до 20 минут, и, скорее всего, над «местом» дважды проходил один и тот же вальдшнеп.
Все вечера десятидневки, за исключением 15 апреля, были очень холодными и зачастую ветреными, а ночной заморозок порой доходил до -9. Лед на открытой воде стал обычным явлением утра. Замерзали не только лужи, но и водоемы. Конечно, к полудню лед сходил, но ночью все вновь повторялось.
Поохоться при таких обстоятельствах с подсадной на утренней зорьке!
Уже после охотничьего сезона встречаемые мной любители охоты с подсадной шутя сказывали, что в эту весну к экипировке охотника с подсадной добавилась еще одна необходимая вещь — рыбацкая пешня.
Из-за сильных ночных заморозков начало токования глухарей было поздним. Иногда и к 4 часам утра глухариной песни и вовсе не было. Несколько раз, ввиду сильного заморозка, ток начинался на самой границе раннего утра, когда уже начинали петь птицы. Уже заранее зная токовое место, я просто подходил к нему и, не нарушая тишины, охваченный морозцем, терпеливо ждал, когда петух затокует.
Позднее токование явилось следствием раннего слета мошников на землю, и период токования на дереве составлял не более получаса.
Естественно, это не могло не осложнить поиска новых токов — токующего глухаря при хоре птиц даже с расстояния 50 метров не всегда услышишь.
Каждое утро, возвращаясь с глухариного тока через поле, я видел его в белом морозном одеянии, и было такое ощущение, что легла пороша.
Начало активности тетеревиных токов пришлось на середину марта. Ну и здесь ранняя весна внесла свои коррективы. Не было определенной «раскачки» в активности токов, что свойственно обычным, ровным веснам.
В нынешнюю смешалось все — и фаза начала тока, и его активность. Не помеха токам стало и снежное похолодание конца марта, и по утрам, находясь на глухарином току, я хорошо слышал дружную тетеревиную песню.
К началу охотничьего сезона пролет гуся еще шел, и можно было с успехом посидеть с профилями, хотя и тут можно было рассчитывать только на вечер, на крепком утреннике в укрытии долго не просидишь.
Полагаю, что реальность переноса сроков охотничьего сезона в нынешнюю весну была все же необходима.
Конечно, можно было бы решить эту проблему увеличением срока до шестнадцати дней или же вообще пойти по пути «белорусского» варианта — открыть весенний охотничий сезон в течение всего апреля, определив дни посещения угодий лишь с пятницы по воскресенье.
При таких обстоятельствах и сроки были бы определены, и в угодьях были бы «дни покоя», что было бы только помощью в работе госохот-инспекции.
И еще: поводом для изменения сроков в этом году вполне могла стать и Святая пасхальная неделя, что послужило бы определенным уважением к чувствам верующих и исконным русским традициям.
Вот и получилось, что открытие сезона пришлось на Святую, предпасхальную субботу, а закрытие прошло накануне Радуницы, большого православного праздника, который уже давно просится стать всенародным праздничным днем. Так что есть, над чем подумать в следующую весну!