Вечером, когда животные только выходят из крепей после дневного отдыха в тени, времени на охоту остаётся немного. И расходовать его надо с умом. Уже нет возможности, так, как утром, неспешно бродить по бушу, выискивая в логах и на равнинах дичь. Сейчас лучше поджидать зверя в засаде или, как мы, поднявшись повыше, постараться узреть подходящую цель и затем попробовать быстро скрасть её.
Жизнь, притихшая во время полуденного зноя, просыпалась. Из зарослей акаций в низину, поросшую сочной зеленой травой, вышло стадо тонконогих гривастых гну.
Пара напуганных чем-то страусов, переваливаясь на длинных лысых ногах, неуклюже понесла через суходол свои черные, колышущиеся от бега тела с пушистым белым опахалом хвоста и кончиков крыльев. Хрипло и отрывисто закричали что-то не поделившие меж собой бабуины. Большое стадо блесбоков вытянувшись цепочкой по склону холма, заспешило на кормёжку к пастбищам.
Буш оживал. Его наполняли громкие пронзительные переклички птиц, чувствующих приближение долгожданной вечерней прохлады. Несколько полосатых зебр мирно паслись на одной из множества укромных полянок, затерявшихся среди густого финбоша. Недалеко от них, под сенью раскидистой окотеи, дремал длиннорогий сернобык…
Когда шныряющие по долине взгляды охотников заприметили всех этих животных, то буш внизу, казавшийся до этого однотонным и безжизненным, вдруг предстал перед нами совсем другим. Среди блеклых пожухлых зарослей эрики, зеленых кустов акаций, остролистых пучков алоэ, окотеи, подокарпуса и маквиса мы, уже без биноклей, безошибочно находили импал, гну, хатибистов, зебр. И каждый потаённый уголок, где обитали звери, словно фрагмент сложной мозаики, органично складывался с соседним, без швов и трещин, сливаясь в единую целостную картину вечерней жизни буша. Жизни, которую ничто не может остановить, которая идёт своим чередом, что бы ни случилось…
«ДимИтрий, два отличных быка куду вышли из буша там, внизу у самого подножья горы!» - взволнованно заговорил подошедший ко мне Джейсон и показал куда-то левее. Наблюдая за долиной, он до этого сидел чуть поодаль от меня на большом обломке скалы, свесив ноги вниз. И ему первым удалось заприметить антилоп, появившихся в его секторе обзора. Я посмотрел в бинокль туда, куда показывал мой пиэйч, но куду не увидел. «Сейчас мы пройдём немного вдоль по склону, что бы оказаться напротив куду и потом аккуратно спустимся вон там» - Джейсон ткнул мясистой пятернёй в разъеденный эрозией крутой склон горы, весь заросший густыми черными кустами, издали походящими на наш терновник. Я дослал патрон в патронник, повернул флажок предохранителя в безопасное положение и, закинув за спину карабин, последовал за моим проводником. Идти тихо и в тоже время быстро у нас не получалось. Склон был весь утыкан торчащими из недр земли острыми камнями, осколки которых, большие и маленькие, застилали землю сплошным ковром. Ноги скользили по каменной крошке, мы, тихо чертыхаясь, сползали вниз, спотыкаясь о каменюки и цепляясь за корявые колючие кусты, что смогли отвоевать себе жизнь в этих суровых условиях. Каменное крошево, задетое ботинками гремя и цокая, катилось вниз по склону…
Долго нам мучиться не пришлось. Не прошли мы и ста метров, как Джейсон вдруг остановился. “Эти проклятые куду заметили нас!” - раздосадовано выругался он, припав к своему потёртому Swarovski. Подумать только, до антилоп было не менее километра, мы были наверху, куда обычно не смотрит зверь, а эти хитрые куду всё равно нас засекли! И теперь мы лишь провожали взглядом мелькающие среди деревьев силуэты антилоп. Не оставалось ничего другого, как снова подняться на вершину и продолжить наблюдение.
Прошло около часа. Малиново-алый диск солнца завис над горизонтом. По земле поползли длинные тени. Повеяло холодком приближающейся ночи. Мы всё смотрели и ждали. Но куду больше не появлялись. Временами прицокивая и шипя, Джейсон перекидывался с Золо парой фраз, и они снова замолкали, обследуя в бинокли долину. Но вот мои спутники оживленно заговорили, смотря в одну и ту же сторону. Потом они проверили рации, и Джейсон обратился ко мне: «Внизу очень хороший бородавочник-самец. Сейчас март – пора спаривания у бородавочников, и кабан преследует самку, что бежит вдоль горы. Нам нужно обязательно попытаться его взять, т.к. куду, судя по всему, сегодня больше не появятся.» Я, конечно, согласился и мы, оставив Золо наверху координировать нас по рации, снова стали спускаться вниз по склону. Но на этот раз мы не идём, а бежим – бородавочник доброй рысью семенит за самкой, и у нас есть от силы минут десять, чтобы успеть его перехватить. Перепрыгивая со скалы на скалу, балансируя, как акробаты, на отвесных уступах и поскальзываясь на каменных осыпях, мы летим вниз. Со всего ходу врезаемся в черный «терновник». Колючие кусты берут с нас свою мзду. Вспотевшие и исцарапанные, выползаем, наконец, из их цепкий объятий. Тут в рации затрещал голос Золо: «Всё, стойте, где стоите! Ближе подбежать всё равно не успеете. Он сейчас выйдет из буша в прогал внизу перед вами».
Где-то далеко внизу, среди подступающих вплотную к горе деревьев, действительно есть небольшая площадка, поросшая чахлой невысокой травой. Но как же до неё далеко! Однако Джейсон решительно расставляет треногу. Кладу на неё карабин, и на чистину внизу выкатывают из зарослей два небольших коренастых серых зверя. Бородавочники! Тот, что сзади, конечно, самец с большими наростами на щеках, за что и получил своё название. Деловито подняв кверху длинный шнурок хвоста с маленькой кисточкой щетины на конце, он неотступно следует за кабанихой. А та, словно пытаясь избавиться от навязчивого преследования, кокетливо повернёт то в одну сторону, то в другую. «Джейсон, да как же в него стрелять, до него метров триста!». «ДимИтрий, не волнуйся, он гораздо ближе, просто когда смотришь сверху вниз, расстояние кажется больше. До бородавочника двести метров, как до той импалы». Вложившись, я веду «на мушке» зверей. Но они никак не хотят останавливаться. Самка свернула опять в лес, за ней и кабан. Они замелькали среди деревьев, и я подумал, что упустил свой шанс. Но вскоре они снова вышли на чистину. Вдруг бородавочники синхронно остановились, насторожившись. Быстро прицелившись в холку секача, я выстрелил.
Свиньи со всех ног бросились назад в заросли. Я не был уверен, попал я или нет. Но Джейсону показалось, что он всё-таки слышал шлепок пули о тушу зверя. Выждав минут пятнадцать, мы спустились вниз. На месте стрела крови не было. Только глубокие борозды от копыт сорвавшегося в галоп бородавочника на сырой от недавних дождей земле.
Джейсон выломал себе в кусте небольшой прутик и, ведя его по следу кабана, словно учитель указкой по школьной доске, комментировал поведение зверя. Я шёл рядом с карабином наготове. «Этот чёртов вортхог бежит пока как здоровое животное, только постоянно shitting со страха». «Ничего, иногда даже смертельно раненные они пробегают метро пятьдесят-сто. Посмотрим, что будет дальше». «Вот тут он остановился, но крови нет. Похоже, он просто хотел понять, что произошло, где опасность»… «Опять побежал ровным, не виляющим следом…» Меня удивляло, как пиэйч, не задерживаясь, быстро, на ходу читает едва различимые на почве следы копыт кабана среди множества отпечатков следов других зверей, их помёта и прочего мусора.
«…Он снова присоединился к самке, и они перешли с бега на рысь. Нет, он точно не ранен», - с умным видом профессора, только что закончившего доклад, констатировал Джейсон. Мы протропили бородавочников ещё метров сто, но так и не нашли крови или изменения в их поведении. Выходит, мой выстрел оказался чистым промахом, а шлепок пули о мокрую землю Джейсон принял за попадание по секачу.
Уже смеркалось. Ночь в Африке наступает очень быстро. Глядя на высокую гору, на которой остался Золо, я с ужасом думал об обратной дороге наверх к оставленному там джипу. Наш черный трекер не умел водить и, волей-неволей, нам придётся возвращаться к машине. К счастью, Джейсон не горел желанием карабкаться в темноте по каменным завалам и просто вызвал по мобильнику подкрепление. Через полчаса приехала на стареньком «форде» его жена, и мы вместе покатили наверх по извилистому серпантину. Вернулись мы в лагерь уже глубокой ночью…
Все мы знаем, что в охоте, как нигде ещё, многое, если не всё, зависит от удачи. Можно днями выслеживать зверя, или быть уже в полушаге от успеха, но если капризной Фортуне ты не приглянулся, то все твои усилия будут тщетным. А бывает и наоборот: словно расщедрившись, удача неожиданно посылает тебе подарок, когда ты этого совсем не ждёшь…
Был последний вечер моей охоты в Африке. В тот день Золо остался в лагере свежевать добытых клиентами антилоп, а мы с Джейсоном, закинув в кузов Расти и Буллета, выехали в буш. Оставив машину у дороги, мы сверившись с ветром, медленно и аккуратно двинулись по пологому склону, заросшему невысоким кустиком. Не успели мы пройти и полкилометра, как пиэйч вдруг резко остановился, схватив меня за плечо. «Там, за кустами», - прошептал он мне на ухо, указывая на кургузый кустик акации метрах в пятнадцати от нас. Я поднял винтовку и навёл её на то место, что показывал мне Джейсон. Но в трехкратное увеличение прицела на таком коротком расстоянии я ничего не мог разобрать. Мне прекрасно был виден резной узор тонких листьев кустарника, длинные белые шипы-иголки, морщинки и наросты на разлапистых ветвях, маленькие камушки, разбросанные по потрескавшейся красно-бурой земле, и большие белые булыжники вытянутой формы за акацией. «Старый бородавочник спит под тем кустом. Как только он поднимет голову – стреляй», - напутствовал меня тем временем Джейсон. Я присмотрелся повнимательнее. Листья, ветки, камни… Где же кабан? Неожиданно большие белые камни за кустом пошевелились, и словно пелена упала с моих глаз. Это же клыки! Клыки бородавочника! «Белые камни» поплыли вверх, подернутые полупрозрачной сеткой зеленой листвы, и через мгновение над кустом выросла серой глыбой башка вортхога. В прицеле она была столь огромна, что занимала не меньше трети всего окуляра. Казалось, что до неё можно дотянуться рукой. Я отчётливо видел каждую складку на лысой, морщинистой шкуре кабана, маленькие черные глаза-бусинки, длинные палевые бакенбарды щетины, влажный «пятачок» с черными дырочками ноздрей и бело-желтые серпы длинных изогнутых клыков. Не мешкая, я бросил крестик прицельной марки между ухом и глазом зверя и спустил курок. Грянул выстрел, и бородавочник рухнул, словно подкошенный.
Я не спеша подошёл к кабану, пытаясь навсегда удержать в памяти этот короткий миг апофеоза охоты, когда прошлое и будущее на мгновение сходятся вместе: облегчённый и в тоже время радостный вздох, полный и ликования от обретённого трофея и удовлетворения, что всё закончилось удачно. Всё вокруг в это мгновение казалось гармоничным и правильным, лишённым недостатков: приятная прохлада вечера, бескрайний буш с покатыми холмами, освещенными последними лучами заходящего солнца, нежное золотисто-голубое небо над головой с редкими завитушками перистых облаков...
Я разрядил винтовку, и тут мне стало немного грустно от того, что это был последний выстрел на моей охоте в Африке…