Интуитивно чувствуя, что в этом году нам дадут разрешение на кабана, бригада решила засеять овсом два поля. Одно из них, то самое, о котором говорилось в рассказе «Страсти по медведю», мы засеваем каждый год. И каждый год его безнаказанно объедает косолапый, а кабаны обходят стороной.
Нам не жалко, но поздороваться с мишкой не мешало бы. Второе поле тоже находится в лесу, недалеко от пересечения двух просек и в шаговой доступности от охотничьего домика. Шаговая доступность — это когда шагать бодрым шагом меньше часа.
Интуиция не подвела: нам удалось взять разрешение на кабана «по госцене». Не обошел Господь своею милостию труды наши праведные. Охотимся мы по бумагам, лишнего не берем, гордыней не светимся, гостям нежадным рады…
В начале августа дед сообщил по телефону, что кабаны нашли поле и косолапый выходит, может, даже и не один. И я, воспользовавшись «творческим отпуском», а проще говоря, отсутствием и работы и заработка, на последние без сдачи покатил в угодья.
И вот я поступью разведчика пробираюсь к лабазу на краю поляны, возделанной крепкими мужскими руками и засеянной овсом. Каким чудным образом сохранилась она в глухолесье Новгородчины — это вопрос без однозначного ответа. Но сияет она себе белой вороной в чаще труднопроходимого смешанного леса.
Обустроившись на лабазе из толстой сосны с опорой для спины, я всматриваюсь и вслушиваюсь в окрестности. Шесть часов. Отступает день, начинается вечер. Оживляется местная дорога: народ тянется с работы в сторону дома. Кто к женкам, кто еще куда…
Двенадцатое августа. Семь сорок пять. Полный штиль. Справа от лабаза на поле выходит лиса. Ее шубка невзрачна, в плачевном состоянии. Оно и понятно: вот-вот должна начаться линька. Рыжая поводит носом, копается лапками в норках, делает несколько прыжков, как при мышковании, разминается, обходит поле полукругом и убегает в густой ельник.
Ровно восемь. Слева от лабаза шуршит трава. Нет, это не заяц, прыжки которого по сухостою отчетливо различимы на фоне общего разнородного шума леса. Это крупень. Идет не останавливаясь. Смело и уверенно. Мои размышления прерывает косолапый, чья черная как смоль голова выныривает из леса. Осмотревшись, мишка принимается сдирать зерна со стеблей. Жжжик! Трррынь! Не могу описать этот ласкающий ухо звук.
Оправившись от волнения, продолжаю наблюдать. Пестунишка трех лет отроду, не больше. Красив! Белый воротник подчеркивает его благородство, статная походка вразвалочку демонстрирует превосходство косолапого над всем окружающим.
Обсосав десятка два колосьев на окраине у входной тропы, мишка медленно продвигается в сторону центра. Развесистые еловые лапы по соседству не дают мне как следует разглядеть косолапого. Еще пара минут, и его могучий торс целиком, во всей своей красе предстанет зоркому взору охотника. Лепота! Сидишь в удобном деревянном «кресле» на толстом поролоновом поджопнике, обшитом искусственной кожей, и любуешься картиной летней жировки отнюдь не циркового медведя…
Нарастающий рев автомобиля без глушителя заставляет косолапого принять вертикальную стойку, насторожиться и ретироваться в густой ельник. «Что за нехристь?» — подумал я, невольно заерзав от душераздирающего рыка машины. Впоследствии выяснилось, что это был местный батюшка на своей старенькой «Волге».
Спустя примерно двадцать минут я замечаю мишку на самой дальней от дороги кромке поля. Там он и кормится вплоть до наступления полной темноты. Я неспешно слезаю с лабаза и отправляюсь восвояси…
— Да, медведь отпугивает кабанов от овса, а ведь они нашли поле, — дед в задумчивости чешет затылок.
— Нужно избавиться от косолапого! — говорит малой.
— Это как? — спрашиваю я.
— Да как хошь! Кышни ему дуплетом, чтоб проваливал, — советует дед, попыхивая сизым дымком.
На второй день картина повторяется. Лисица делает свой вечерний обход поля, а ровно в восемь часов, как по расписанию, медведь вываливается из ельника и принимается уминать овсы. Вдосталь налюбовавшись картиной «Мишка на овсах», я поднимаю двустволку. До лохматого метров тридцать пять, не больше. Я выцеливаю голову.
Вообще-то медведю в голову не стреляют: велик риск промахнуться, да и с простреленной башкой, как показывает практика, медведь не падает замертво, а успевает отбежать на несколько сот метров вглубь бурелома. Я приподнимаю стволы так, чтобы пуля Гуаланди прошла в десяти сантиметрах выше первоначальной цели.
Выдохнув, плавно нажимаю на спусковой крючок верхнего ствола. Мишка в одно мгновение разворачивается и бросается наутек. Пока пестунишка сломя голову удирает за реку, до которой не менее полукилометра, лес трещит и шумит.
Кабаны приходят на поле в ту же ночь под утро, но это уже совсем другая история.
Каковы же выводы? Если ты не источаешь навязчивых посторонних запахов (лук, чеснок, алкоголь), то полный штиль не самый худший вариант для засидки (по утверждениям Владимира Заварзина, при полном штиле «ловить» нечего).
А если на поле кормится медведь, то другие звери обходят его стороной…