В ноябре 1997 года в рамках проекта “Тигр, тигр”, организованного голландским фондом “Художники для природы” и поддержанного музеями г. Глазго (Великобритания), группа художников из разных стран работала в Индии в Национальном парке “Бандагар”. Принимал участие в этом проекте и Вадим Алексеевич Горбатов. По результатам этой работы была организована выставка и опубликована книга. Часть средств, вырученных от продажи картин и книг, направлена на охрану бенгальского тигра.
Каждое утро в предрассветных сумерках наш джип пересекает границу на контрольно-пропускном пункте, и мы въезжаем в тигриную страну. “Передвигаться пешком, выходить из машины – категорически запрещено!” – в очередной раз напутствуют нас работники охраны национального парка “Бандагар”, одного из немногих мест на Земле, где еще есть шанс встретить тигра в природе.
Нам не везет – мы здесь уже почти две недели, а тигра так и не видели. И вот мы, в который уже раз, мчимся в глубь заповедника, напряженно всматриваясь сквозь редеющий туман в набегающую ленту дороги. Иногда останавливаемся в местах тигриных переходов, егеря ищут свежие следы на дорожной пыли и на песке у ручьев. По особым крикам тревоги, которые издают пятнистые олени и обезьяны, когда они видят тигра, можно определить, где находится сейчас хищник или в каком направлении он движется. Когда тигр найден, то на слонах можно подобраться к нему довольно близко и увидеть зверя в его родной стихии.
Взрослый слон может нести 5-7 человек, молодой не больше трех. На спине у слона на волосяном матрасе канатами крепится деревянная площадка. Канаты идут под брюхо и хвост, и под них подложены куски кожи. Погонщик слона, (махаут) управляет босыми ступнями, нажимая ими на шею и голову, и покрикивает: “Геть, геть...”. Иногда в ход идет специальный железный инструмент с острым концом и крюком, вроде короткого багра. Слон – потрясающее животное, мощное, умное, послушное. Непроницаем, непонятен взгляд его коричневых глаз. Его можно трогать, гладить, а он стоит переминаясь, дышит, дует теплым воздухом из своего хобота. Наверное, он бывает и страшным, неуправляемым, но я этого не видел.
И вот мы на слоне. Плавными, широкими толчками ходит под нами слоновья спина, и мы, качаясь, рассекаем непроходимые заросли. Слон захватывает и отводит в сторону заросли бамбука, ветви, кусты. “Сэр!” – предупреждает время от времени махаут, приподнимая и передавая дальше какую-либо особенно непослушную ветку. Когда путь переграждают невидимые за густыми зарослями скалы, слон плавно и ловко разворачивается над обрывом, так что дух захватывает, и идет в обход, сам выбирая дорогу. Перед нами сейчас замшелые скалы и поляна, заросшая низким молодым бамбуком.
– Тигры! – показывает махаут. Как ни стараюсь, ничего не могу разглядеть. Пестрые блики, тени, опавшая листва. Но вот какое-то движение, и я вижу зверя. Он шевельнулся, лег поудобнее – только поэтому я заметил его. А вон и второй – дремлет, положив голову на лапы. Видны только фрагменты – ухо, плечо, светлый глаз с широкими черными обводами. Вот один из тигров, пригнувшись, крадущимся движением скользнул в другую группу кустов, зевнул и лег. Невероятно, до тигров не более десяти метров и бамбук-то чуть выше колен, но увидеть их, если они не шевелятся, практически невозможно. Это молодые тигры, дети тигрицы Ситы и хозяина этих мест, тигра по имени Чарджер. Им по 18 месяцев, и они уже ростом со свою мать.
Этих же зверей мы видели из машины на следующий день километров за пять. Видны были только светлые уши и глаза одного из тигров – он смотрел на нас поверх высокой травы. Затем спина другого проплыла над метелками злаков. Звери отошли от дороги и легли. Поднималась луна, а тигры так и лежали где-то здесь, среди трав, не видимые для нас на теплой земле под покровом надвигающейся ночи.
А вот еще одна встреча, встреча, которую невозможно забыть. Мы кружим по редколесью в поисках Чарджера, который, мы знаем, держится здесь, доедая кабана. Находим его на дне небольшой каменной щели. Жара. Мухи. Ветер доносит запах протухшего уже мяса. Тигр трудится – трещат сухожилия, хрустят кости. Наконец отходит и ложится в тени, разинув пасть, часто и тяжело дыша – обожрался. Ох, и здоров же зверь – какая башка, лапы! Лежит сонный, вялый. И вдруг взрыв – тигр с ревом стремительно бросается на нас. Глаза светлые, бешеные, клыки оскалены. Секунды – и вот он здесь, под нами – лютый, страшный зверь. Слон затрубил, дернулся, но устоял, не побежал. Показав, кто здесь хозяин и обозначив допустимую для нас дистанцию, тигр вернулся и плюхнулся под куст, такой же ленивый и расслабленный, как и минуту назад. Это мгновенное преображение было настолько неожиданным, что сделалось страшно. На секунду показалось, что тигр сейчас вспрыгнет на слона.
Позже я разговаривал с нашим гидом, специалистом по тиграм, прекрасно знающим их биологию и поведение.
– Мог ли тигр атаковать слона?
– Нет. Они слишком хорошо знают силу друг друга. Тигр боится слона, но и слон боится тигра. Тигр, конечно же, не может убить слона, но у слона чувствительная кожа, он боится ран.
– Как же так? Слон,... толстокожий, как слон.
– Это только кажется, что у слона грубая, толстая шкура. Посмотри, как хорошо видны вены, здесь и вот здесь, на передних ногах, на шее.
– Может ли быть такое или это только фантазия? – показываю я свой рисунок, где изображена старинная охота на тигра и где тигр в прыжке пытается схватить махаута, сидящего на шее слона.
– Такое, думаю, может быть, если тигр ранен или если это мать, защищающая своих детенышей. Только вот здесь, где он вцепился лапой, должны быть глубокие раны. Я же говорю, кожа у слона нежная, а тигр тяжелый зверь.
– А кого атакует в этом случае тигр: человека или слона, какое место он выбирает для атаки?
– Я думаю, ты нарисовал правильно. Тигр прыгает на шею слона, а поскольку здесь сидит человек, то тигр нападает на него.
Что чувствует человек, атакуемый тигром, в какой-то степени я успел испытать, хотя, конечно, нападение тигра было только демонстрацией. Но какой же ужас испытывает, наверное, любое животное, и человек в том числе, при реальном нападении, когда на него мчится атакующий тигр. Что чувствовал тот олень, которого убила Сита – застыл ли он в шоке или бился, пытаясь вырваться? Я видел только заключительную сцену этой кровавой драмы, одной из тех бесчисленных больших и малых битв в борьбе за выживание, которые обычно скрыты от глаз человека. Вот как это было.
На пути в лагерь мы встретили группу джипов, потому что утром в этом месте видели молодых тигров. Но они куда-то переместились, и разочарованные туристы разъезжались. Дорога опустела. Уходили и слоны. Все же мы уговорили одного из махаутов попытаться еще раз – ведь завтра уезжаем. И вот мы в лесу. Павлины с не отросшими еще хвостами, вытянув шеи и пригибаясь, торопливо уходят с нашего пути. Крошечный банкиевский петушок, прародитель всех домашних пород кур, звонко выводит такое знакомое, такое домашнее “Ку-ка-ре-кууу!” Все чаще попадаются табунки пятнистых оленей. Они глядят на нас своими прекрасными глазами, готовые в любой момент сорваться с места. Наверху лес редеет.
И вот на открытом месте среди выгоревшей травы я вижу какое-то движение. Тигр! Это Сита. Она держит за горло великолепного оленя рогача. Олень еще жив, дергается, судорожно перебирает ногами. Отсюда плохо видно. Но через пять минут, когда мы подъехали с другой стороны, тигрицы уже не было. Около убитого оленя три молодых тигра. Нас разделяет метров двадцать. И хотя слон стоит неподвижно, тиграм все это не нравится, и они отходят в кусты. Затем самец, пристально глядя на нас, вцепляется зубами в круп и оттаскивает тушу. Трещат сучья, дергается голова оленя, ноги, рога цепляются за ветви, но тигр все же протаскивает тушу через кустарник. И где-то через полчаса от оленя остаются лишь голова, ноги да окровавленный скелет.
Над холмистой равниной заповедника возвышается плато, которое обрывается на северо-запад неприступными скальными стенками. Там, наверху, руины древнего монастыря и остатки крепостных стен, а здесь, внизу, огромная статуя бога Вишну, возлежащего посередине небольшого бассейна, вырубленного в скале. Здесь свежо и влажно, по скальным уступам сочится вода, порхают бабочки, звенят птичьи голоса. Оставив машину, почти час поднимаемся по крутой извилистой тропе пока не упираемся в высокие крепостные ворота, ощетинившиеся железными шипами и увенчанные огромным, выбеленным дождями и жарой черепом буйвола. Еще выше нас встречают полуразрушенные постройки храмового комплекса: ворота, галереи, часовни, статуи богов. Все заплетено корнями и кустарником, поросло сверху травой, молодыми деревцами. Длиннохвостые обезьяны лангуры группами и поодиночке убегают при нашем появлении, шумно прыгают по деревьям, выглядывают из каменных ниш. Здесь, среди руин сразу же вспоминается Киплинг, его “бандарлоги”, обезьяны, унесшие Маугли в “мертвый город”, затерянный в джунглях. Ведь именно в эти места поселил автор своего Маугли – мальчишку, вскормленного волками, из знаменитых “Книг Джунглей”. И я, возможно, иду сейчас над подземельями, где когда-то белая кобра стерегла свои сокровища.
– А подземелье здесь есть? – наугад спрашиваю я проводника.
– Вход там, – спокойно показывает он рукой в сторону часовни. Резкий запах и писк сотен летучих мышей, мечущихся в подкупольном пространстве, касание их крыльев заставляют отшатнуться. Привыкнув к темноте, спускаемся в прохладный полумрак. Мимо нас проносятся новые вереницы встревоженных зверьков. Дальше кромешная тьма. Без фонарика идти невозможно, и мы вынуждены вернуться.
У главного храма в тени между колонн лежит старик – монах, он же сторож и хранитель алтаря – единственный обитатель монастыря. На костре что-то варится. Получив несколько рупий, он открывает дверцу небольшого алтаря и зажигает лампадку и свечи перед бронзовыми изваяниями богов, украшенными какой-то разноцветной фольгой и засохшими цветами.
– А тигр приходит сюда?
– Был недавно, когда шли дожди, – переводит егерь.
Старик что-то тихо бормочет, показывая морщинистой рукой в сторону пруда с зеленой водой, к которой спускаются каменные ступени.
– Там шел, здесь потом лежал.
И я представил, как дремал здесь тигр, пережидая ночную грозу, под шум дождя, озаряемый беспрерывными вспышками молний; как грохотал гром и гнулись под ветром деревья.
Тигр бродит рядом, и в этом я скоро убедился. Пользуясь тем, что эта местность не входит в территорию заповедника и здесь нет таких жестких правил передвижения, я ушел рисовать к одной из часовен. Оставшись один, я, конечно же, не мог не думать о Киплинге, о его удивительной книге, книге – сказке, книге – притче, где буйная фантазия так прочно переплелась с реальной жизнью.
Ведь вот же они – “бандарлоги”. Прыгают, чистятся, занимаются своими семейными делами. И подо мной какие-то подземелья. А буйволиный череп с огромными рогами над крепостными воротами – не череп ли это буйвола Рамы, на котором Маугли гнал Шер-Хана? А вчерашняя деревня, где нет электричества, и только красный свет очага тускло освещает по ночам хижины. И где жители, так же как и сто лет назад, дежурят по ночам в бамбуковых укрытиях, укрепленных на жердях, чтобы охранять урожай от кабанов и оленей. Я опять вспомнил мальчишку, которому я подарил карандаши. Абсолютно голый, с длинными по пояс волосами – ну чем не Маугли!? А вчерашний паренек, который нес “Красный цветок” – горшок с углями – за стариком, идущим на ночное дежурство?!
Тревожный крик оленя заставляет меня оглянуться. Звук идет сверху.
Другой олень кричит уже ближе. Тигр спускается вниз по тропе. Резкие, кашляющие звуки, и я вижу как метрах в ста от меня читал (пятнистый олень) напряженно глядит перед собой. Насторожив уши, задрав хвост, он громко вскрикивает и пятится назад – он видит тигра! Я уже озираюсь в поисках подходящего дерева, но тут снизу в проеме ворот появляются рабочие, которые разбирают здесь одну из старых построек. Вместе с ними поднимаюсь наверх.
Вечереет. Я стою на краю утеса и любуюсь стремительным полетом соколов-шахинов. Пара облюбовала эту скалу и собирается здесь загнездиться рядом с грифами. Десятки этих огромных птиц кружат в небе, поднимаясь по спирали на немыслимую высоту или проплывая где-то подо мной. То и дело какая-либо из птиц, набрав нужную высоту, с глухим шумом на полураскрытых крыльях уходит наискось вниз к не видимой мне точке, приспустив тяжелые лапы.
– Вадим, тигр! – слышу яростный шепот моего приятеля. Он показывает куда-то вниз, а затем, согнувшись, прыгает по камням ко мне.
Внизу под нами в лучах заходящего солнца холмы, покрытые лесом, луга, речушки, сухие русла, рыжие безлесые склоны с выходами скал. Сколько раз мы обшаривали в бинокли эту панораму, разглядывая табунки оленей, семейство кабанов или джип, зеленой букашкой ползущий по дороге. Конечно же, мы надеялись увидеть тигра и, понимая невозможность такого стечения обстоятельств, подшучивали друг над другом. И теперь я был уверен, что это очередной розыгрыш.
– Отсюда не видно, – и приятель мчится на свое место. – Неужели, правда, тигр? – Блокнот мой летит в сторону, я хватаю бинокль, бегу.
– Смотри, вон сухое русло. Так. Слева выходы скал. Да не те, выше. Под ними кусты. Видишь?
– Вижу!
В огромном пространстве, среди холмов и лесов, у себя дома, дремлющий на песке тигр. Вот он встал и не спеша пошел вверх по склону и исчез в кустарнике. Продолжив направление, мы обнаружили его в редколесье саловых деревьев, затем он дважды пересек дорогу, которая делала здесь петлю, и поднялся на безлесый склон с выходами скал. Вот спустился в ложбину, опять появился, перепрыгнул скальную щель и навсегда исчез под пологом леса.
Так же продолжали пастись олени, летали стайки попугаев, гудел джип с туристами, тщетно ожидающими увидеть тигра, но это был уже другой мир. Передо мной расстилалась тигриная страна – последнее прибежище одного из самых прекрасных созданий на планете.
Солнце почти село, и одинокое красное облако повисло над холмами. Здесь, наверху, последние лучи еще освещали руины храма, а в долинах уже клубился туман, и лиловые сумерки ложились на землю.