В поисках рыболовных угодий

Где найти место для спортивной рыбалки

На протяжении своей долгой жизни приходилось быть свидетелем, а позднее – и участником поисков пензенских рыболовов-любителей наиболее интересных мест для спортивной рыбалки. Самые ранние воспоминания связаны с началом 30-х годов, прошедших в моем родном городе Пенза.

На рубеже XIX-XX столетий Пенза была маленьким провинциальным городом с населением около 80 тыс. человек (для справки: ныне – более 510 тыс.). Город раскинулся по обоим берегам узкой реки Пенза, впадавшей на северной окраине в Суру. Последняя – приток Волги, по своим масштабам являлась главной рекой Пензенской губернии. Ее русло опоясывало город широкой дугой с северо-восточной стороны и, войдя в Пензу, поворачивало на север.

В середине XIX века Сура была настолько полноводной, что на ней было возможно судоходство, сплав леса и промышленное рыболовство, ибо в реке водилось большое количество рыбы: щуки, судака, леща, жереха, стерляди и рыб других пород. Не удивительно, что много рыбы было также и в связанной с Сурой реке Пензе. Поэтому пензенские рыболовы-любители не испытывали проблем с поиском уловистых мест: они были у них, что называется, под носом. Можно было ловить рыбу непосредственно в черте города, а при желании – и пешая ходьба до Суры не превышала нескольких километров. В нашей семье хранилось предание о том, как однажды мой дед Иван Андреевич явился в дом с огромным сомом, голова которого была у него на плече, а хвост волочился по земле. Поймал он его вблизи от своего дома, стоявшего на правом берегу реки, то ли наметкой, то ли подъемником-«пауком», именуемым пензенскими рыбаками люлькой.

Шли годы, население города росло. Вместе с ним росло и количество всяких промышленных предприятий, сбрасывавших в реку воду, отравленную различными химикатами и приводившую к гибели рыбы. Запасы ее в реке снижались и рыбалка в черте города и его предместьях постепенно теряла смысл. Хорошим выходом из создавшегося положения стало перемещение на Суру, что и практиковалось многими рыболовами. Однако недолго, причина чего требует небольшой исторической справки в изложенной ниже авторской версии.

В середине XIX века по указанию пензенского помещика Мансурова, владевшего селом Куриловкой, самовольно был сделан прокоп от левого берега Суры к нескольким озерам, расположенным на левобережной пойме реки – якобы для увеличения рыбных запасов озер. Это привело к тому, что вода, отделившаяся от основного русла Суры, промыла перемычки между цепью тянувшихся к городу пойменных озер, подошла к его юго-восточной стороне и наметила некое временное русло, на левом берегу которого оказалась и Куриловка. Это стало толчком к возникновению судебной тяжбы между пензенским купцом П.В. Сергеевым, арендовавшим лесной участок Суры для промышленных целей и рыболовства, и Мансуровым. Из-за заметного спада уровня воды все изначальные планы Сергеева были нарушены. Мансуров же утверждал, что вода прорвалась сама собой. Тяжба длилась несколько лет и привела к тому, что П.В.Сергеевым в селе Куриловке была построена плотина, с помощью которой был установлен компромисс между уровнями воды на «Сергеевском» и «Мансуровском» участках реки. Мне хорошо запомнилась эта плотина, в заводинке под которой летом 1939 г. отец давал мне, девятилетнему пацану, первые уроки ловли удочкой.

Выше Куриловской плотины, благодаря подпору воды, ширина Суры резко увеличилась, появились сведения о большом количестве рыбы в новоявленном водохранилище, вызвавшие у моего отца большой интерес. Сведения были проверены на практике и полностью подтвердились.

Расстояние от города до найденных мест около 18 км, требовался транспорт. Наиболее подходящим был велосипед. Он и составил хрустальную мечту отца. Велосипед купить в городе было очень сложно, хотя в Пензе и был свой велосипедный завод.

После долгих поисков отцу наконец повезло. Где-то удалось купить с рук за порядочную цену подержанный велосипед. Теперь он мог сравнительно быстро добираться до нужных ему мест рыбалки и охоты (он был также и заядлым охотником). Сохранился снимок, на котором он сфотографирован с двумя пойманными им сазанами: одним – на 4 кг и вторым – на 2,5.

В годы Отечественной войны Куриловская плотина была прорвана одним из весенних паводков и более не восстанавливалась. Прорвавшиеся из ее верхней части мощные потоки воды промыли и навсегда закрепили временное русло, в том числе и в черте города – по старому руслу реки Пензы. Последняя теперь стала младшим притоком Суры, впадавшим в нее слева на юго-восточной окраине города. Пензу же с тех пор в литературе именуют «Городом на Суре».

Из-за произошедшего общего снижения уровня реки поступление ее в прежнее (лесное) русло прекратилось и оно превратилось в многокилометровую старицу, получившую название «Старая Сура». Несколько лет на ней были очень интересные в рыбацком отношении места, но с годами она зарастала водорослями, заиливалась и потеряла у пензенских рыболовов интерес.

Поиски рыбных мест заставили нас двигаться разными путями. С одной стороны, стали посещать далекие от города рыбные места – по сведениям, полученным от коллег по увлечению, из печатных изданий и по собственным вылазкам. Такими местами явились, например: река Урал на северо-западе Казахстана ( жерех, судак, сом), Волга выше Сызрани (щука, язь, голавль, судак), она же примерно в 70 км выше Астрахани (жерех, судак, крупный окунь), Куйбышевское водохранилище; наконец, реки и озера Карелии вблизи от Полярного круга( язь, окунь, плотва, кумжа). Очерки об этих поездках были опубликованы автором в ряде номеров РОГ за 2006-2009 гг.

Некоторые из названных мест приходилось посещать дальними поездами и даже самолетами. При этом, как правило, часто требовались большие затраты сил на заключительное перетаскивание от стоянок транспорта до мест рыбалки тяжелых грузов: продовольствия, оборудования (палаток и лодок, например) и снаряжения. С возрастом эти затраты становились физически все тяжелее и тяжелее. Далее, подобные поездки, занимающие, как правило, порядка нескольких недель, были доступны только во время отпусков. Очень желательно, чтобы многие из подобных поездок требовали какого-либо личного транспорта.

Рыболовам, имеющим личный транспорт, со временем стали доступны далеко отстоящие от города и транспортных путей водоемы: например, реки Сура, Хопер и Мокша со всеми их притоками. Особого внимания заслуживали многочисленные пруды, в изобилии разбросанные по территориям практически всех областей. Известно, что во многих из них издавна существуют немалые запасы рыбы: щуки, окуня, плотвы, карпа и др. К сожалению, многие из этих прудов в последние годы были взяты в коммерческих целях в аренду и зарыблены мальками карпа, толстолобика или белого амура. Ловля рыбы во многих из них, как правило, разрешается только за определенную плату, часто весьма высокую, которая многим любителям (особенно пенсионерам) недоступна. Надо сказать, что иные арендаторы «зарыбливают» пруды символическими партиями лишь для того, чтобы осенью спустить пруд и забрать все имевшиеся там исконные запасы рыбы. До сего времени эта проблема никем и никак не решена.

Немалый интерес представляет проблема освоения рыболовами малых рек, порой почти ручьев, перемежаемых омутками, затронутая автором в очерке «По малым рекам Пензенской земли» ( РОГ № 27,2009 г). Они, как показывает опыт, могут подчас принести рыболовам очень удивительные и радостные сюрпризы.

В заключение нужно самокритично признать, что с возрастом мы, обрастая бытом, стали все больше и больше тяготеть на рыбалках к различным цивильным предметам комфорта: транзисторным приемникам, электробритвам и фонарям, эапасами батарей к ним, спальным мешкам, раскладной мебели и т.п. В связи с этим не могу не вспомнить одного нашего общего приятеля, ныне покойного, Владимира Федоровича Глухова, опытного и страстного привеженца люлечной ловли, который любил высмеивать нас за привычку к комфорту. Он говаривал: «Что я кладу перед рыбалкой в свой сидор? Полотно от люльки (сухое и практически невесомое, авт.), сухари, махорку, соль, спички – и все! Беру телогрейку. А сплю я в землянке, вырытой в берегу». Но и он же, укладываясь с нами спать в комфортабельную, принадлежащую нашему общему приятелю палатку после принятой под уху чарки–другой и находясь в благодушном состоянии, не мог : «Эх, люблю Аркашку за палатку!..»