Он понял, что говорят о нем, и стал бить своим слабым клювиком снова и снова. Наконец скорлупа подалась, и он оказался на свободе. Кто-то невидимый убрал ненужные теперь скорлупки и пододвинул теплый свет поближе к нему: «Вот так».
И он почувствовал, как мокрый пушок, покрывающий его тельце, быстро высыхает. Он устал, закрыл глаза и заснул, а проснулся оттого, что впервые в жизни почувствовал голод. Он поднял вверх свою головку, раскрыл клювик и запищал.
— Сейчас, сейчас, — раздалось откуда-то сверху, и что-то удивительно вкусное попало ему в рот. Он торопливо проглотил кусочек и снова поднял вверх раскрытый клювик. И снова его покормили.
* * *
Так продолжалось изо дня в день. Кто за ним ухаживает, он не видел. Потому что он вообще пока еще видел плохо. Но постепенно, изо дня в день он все лучше различал все то, что его окружало. Сначала контуры обрели желтый круг. Это была лампа, которая обогревала его. Потом он начал различать белые стенки ящика, в котором сидел. Границы огромного пятна, из которого исходил Голос, становились все более четкими. Через неделю все детали соединились в единое целое — в Человека, который заботился о нем.
[mkref=469]
Шли дни. Однажды он смог заглянуть через стенку своего ящика. На столе под лампами стояли ряды белых коробок — точно таких же, в которой жил он сам. И в каждой коробке сидело по странному существу. Они были покрыты сероватым пухом, имели крылья-культяшки, огромные когтистые лапы, крючковатые клювы и большие карие глаза. Потом он увидел всю комнату, в которой они жили. На одной стене висело большое зеркало. В нем отражались коробки с птенцами, в одной из которых он различил себя — такое же, как все, уродливое, с несуразно большими лапами крючконосое существо.
Через две недели, после того как он появился на свет, в комнату, которая служила домом ему и его товарищам, пришел Человек. Он унес других птиц, оставив в комнате только одного птенца — того, кто появился на свет раньше всех. Еще через месяц Человек просунул его когтистые пальцы в металлическое кольцо, а затем осторожно передвинул его выше — на цевку.
— Это тебе первый подарок, — произнес Человек. — А это — второй. Новые опутенки. — С этими словами он надел птенцу на каждую лапу по короткому мягкому кожаному ремешку. — Привыкай. А завтра я тебя перенесу в новый дом.
Новый дом был совсем не такой, как его привычная коробка. Это был деревянный кружок на высокой подставке, стоящий посреди газона. Человек привязал к его опутенкам веревку, а другой ее конец закрепил на подставке круглого насеста и сказал:
— Вот это и есть твой новый дом. Осваивайся, знакомься с соседями.
Соседей было около десятка. Они сидели вокруг на таких же деревянных «грибах» — присадах. У всех были загнутые клювы и острые когти. Только размеры и окраска соседей были разными. Один был огромный, страшный, с «ушами» из перьев. Другой, тоже очень большой, весь бурый, с белыми пятнами на спине. У третьего, поменьше ростом, были злые желтые глаза. У четвертого — темно-серая спина, черная голова, красивые черные бакенбарды и большие карие глаза. Такие же карие глаза были и у других птиц, сидящих по соседству.
Вскоре появился Человек и стал раздавать желтых неподвижных цыплят каждой птице. Его соседи оживились. Ушастый раскрыл свои широченные крылья, а тот, что с белыми пятнами на спине, хрипло заклекотал. Новосел испугался, взмахнул крыльями и полетел. Но ремешки и веревка не пустили его. И он плюхнулся в траву.
— Оказывается, ты и летать уже умеешь, — заметил Человек и положил на его насест цыпленка. Но птенец был так напуган, что, не обращая внимания на еду, начал, отчаянно крича, бегать на привязи по газону вокруг своей присады.
— Ничего, осваивайся, — сказал Человек и ушел.
Но освоился он не скоро. Около часа птенец дергался, пытаясь освободиться. Он так разволновался, что цыпленка, оставленного там Хозяином, съел только под вечер.
* * *
[mkref=470]
Постепенно он привыкал к своему дому и к своим соседям. Раз в день Хозяин подходил к какой-нибудь присаде, отвязывал должик, сажал птицу себе на левую руку, защищенную от острых когтей большой синей перчаткой, и куда-то уносил. Через час человек возвращался. На руке у него по-прежнему сидела птица. Но голова ее была полностью закрыта красивой кожаной шапочкой — только клюв выдавался из специальной прорези. Человек осторожно сажал птицу на присаду, привязывал ее должиком, затем клал перед птицей кусочек цыпленка и снимал клобучок. Птица торопливо глотала угощение. А еще через несколько дней Хозяин появился перед птичьим газоном не один, а в компании с другими людьми и начал рассказывать им о своих питомцах.
— Самый большой, вот тот, с белыми пятнами на плечах, это орел-могильник. Правильнее его было бы называть королевским орлом. И действительно, обликом — царская птица. Остальные — это соколы.
И один ястреб — вон он сидит. Как матрос в тельняшке. А вон тот, контрастный, с серой спиной, белым брюхом, черной головой и черными «баками» — это сапсан. Остальные все балобаны.
— Андрей (и птенец наконец узнал имя Хозяина), а почему все балобаны разной окраски? — спросил кто-то из экскурсантов.
— Разные подвиды из различных частей нашей когда-то необъятной Родины. Из Казахстана, Средней Азии, из Крыма, Алтая.
— А здесь такие птицы живут?
— И в наших местах когда-то балобаны гнездились. Лет пятьдесят назад последнюю гнездящуюся пару наблюдали. Из-за них-то наш питомник и был создан. Мы их разводим и на природу выпускаем.
— И вот этих всех? — спросил кто-то, кивая на газон с хищными птицами.
— Нет, конечно, не этих. Эти — демонстрационные экземпляры. К человеку привычные. И потом, здесь только один сокол из местного подвида, — и Андрей показал на соколенка. — А остальные из других мест. Поэтому выпускать их здесь нельзя. Чтобы, так сказать, сохранить чистоту крови.
* * *
Еще через несколько дней к молодому балобану подошел Андрей и посадил его себе на большую синюю перчатку. Птица тут же попыталась улететь, но опутенки, прикрепленные Андреем к перчатке, не пустили сокола, и он повис на ремешках вниз головой.
— Давай забирайся, — сказал Андрей висящему балобану. Птица, отчаянно хлопая крыльями, лишь с десятой попытки взгромоздилась на перчатку. А однажды птица увидела, что мир вокруг обширный и интересный. Из низких вольер раздавался непрекращающийся лай.
— Пойдем знакомиться, — предложил Андрей. — Может, с некоторыми из них тебе охотиться придется.
В вольерах сидели собаки: гончие, пойнтеры, борзые.
[mkref=471]
— Вот с этими, скорее всего, — сказал Андрей и открыл вольеру с пойнтером. Пегая сука с визгом выскочила из дверцы и, виляя хвостом, завертелась вокруг Андрея. Соколенок испугался, рванулся и, как обычно, повис на опутенках. Собака ткнула влажной мордой в висящего вниз головой балобана и снова запрыгала вокруг Андрея. А птица, взмахнув крыльями, забралась на перчатку.
— Ну вот и познакомились, — подытожил Андрей. — Может, по осени перепелку совместно добудете. — И человек с соколом на перчатке и с собакой, изнывающей от радости, что ее не оставили в вольере, а взяли с собой, пошли дальше. Вдали на лугу балобан увидел мычащих рогатых животных. Таких огромных, что у него дух захватило. Андрей заметил интерес балобана.
— Нет, это не твоя добыча, — сказал он. — Твоя добыча вот, — и Андрей подошел к сараю, небольшое оконце которого была забрано металлической сеткой. За ней страстно ворковали голуби. Потом Андрей остановился у крольчатника.
— Ну и это тоже, может, когда-нибудь станет твоей добычей. Зайцы так же выглядят. Большого ты, конечно, не возьмешь, но зайчонка — вполне. — Андрей понес соколенка на родную присаду. Но перед тем как снять птицу с руки, он достал из сумки небольшую кожаную шапочку и поднес ее к птице.
— Надо привыкать к клобучку, — сказал Андрей и попытался надеть шапочку на голову соколенка. Птица, не понимая, что от нее хотят, отвернулась, отвела назад голову и потом шарахнулась в сторону и повисла на опутенках. Андрей подождал, пока балобан заберется на перчатку. Только с шестой попытки сокольнику удалось водрузить клобучок на голову птице.
— Молодец, — похвалил он балобана. — Посиди пока так, в темноте, — сказал он на прощание.
Соколенок стал прислушиваться. Сначала он услышал удаляющиеся шаги человека и цокот когтей собаки по асфальту, затем — воробьиное чириканье, потом — голоса коз и коров... Знакомые звуки успокоили его, и соколенок задремал.
— Все спишь? — разбудил балобана голос Хозяина. — Понравилось в клобучке? Давай снимать, хорошего помаленьку. — И соколенок вновь увидел свет. Хозяин положил на присаду кусочек цыпленка.
— Это тебе за страдания, — сказал Андрей, наблюдая, как балобан торопливо глотает угощение. — Завтра начнем работать. Но перед этим я тебе сделаю еще один подарок. — И он мягкими ремешками прикрепил к каждой лапе сокола по легкому звонкому бубенчику.
* * *
Работа сначала не показалась молодому балобану трудной. Его отнесли в поле. Там стоял столб с деревянной перекладиной. Андрей снял сокола с перчатки, привязал к опутенкам тонкую длинную бечевку — чтобы тот невзначай не улетел, и посадил птицу на перекладину. Затем сокольник отошел на несколько метров от столба, вытащил из сумки кусочек цыпленка и, зажав его в перчатке, вытянул руку, показывая угощение птице. Балобан принялся кричать, часто взмахивая крыльями, — так он всегда делал, когда Андрей приносил ему еду.
— Нет, так не пойдет. Надо работать, — настаивал сокольник. — Еду добывать надо. Сегодня тебе нужно просто подлететь к ней.
Птица на столбе истошно орала минут десять. Наконец она собралась с духом и полетела, по-птенячьи не расправляя до конца крылья. Но точно приземляться балобан еще не научился, поэтому промахнулся и неуклюже опустился на землю.
— Давай забирайся, — сказал Андрей, подманивая его цыпленком.
Птица, помогая себе крыльями и отчаянно крича, побежала по земле, последние полметра пролетела, с трудом села на перчатку и, хотя ее этому никто не учил, расправила крылья, заслонив таким образом добычу от несуществующих соперников, проглотила кусочек.
— Хорошо, — похвалил сокола Андрей.
[mkref=472]
Уже через несколько дней после начала обучения соколенок стремглав летел к хозяину на перчатку в надежде получить угощение. А еще через день Андрей вынес его за питомник, в открытое поле, и подбросил вверх. Балобан сделал большой круг, вернулся к Андрею и с удивлением обнаружил, что желанный цыпленок находится не на привычном месте — то есть в перчатке Хозяина, а прикреплен к лежащему на земле черному кожаному овальному предмету, отдаленно напоминающему птицу, — так как у него были и хвост, и крылья (правда, кожаные). Сокол сделал еще несколько кругов, завис над Андреем, внимательно осмотрел перчатку, цыпленка в ней не обнаружил. Затем, решившись, опустился рядом с незнакомым предметом и схватил угощение. Такие тренировки с вабило изо дня в день все усложнялись.
Однажды с сокола, как обычно, сняли клобучок и выпустили на знакомом поле. Андрей стал крутить вабило, балобан взлетел вверх и в тот момент, когда он начал снижаться, обнаружил, что кожаного чучела нигде нет (Андрей быстро спрятал его за спиной), а в воздухе, неуклюже взмахивая крыльями, летит одна из тех птиц, которые громко гудели в сарае, за сетчатым окном. Балобан легко нагнал голубя и осмотрел со всех сторон. Знакомого цыпленка на нем не обнаружил и полетел, было, к Хозяину.
— Эй! Эй! — закричал Андрей, точно так же, когда хвалил балобана за хороший бросок. Балобан недоуменно завис над человеком, потом снова догнал порхающего голубя и, не тронув его, вернулся и сел на перчатку сокольника. И, как всегда, получил кусочек цыпленка.
* * *
В конце лета Андрей взял с присады балобана на рассвете.
— Поехали добывать тебе имя, — сказал Андрей, надвигая послушному соколу клобучок на голову.
Его посадили на что-то мягкое, а внизу шевелилось какое-то существо. Когда с птицы сняли клобучок, она обнаружила, что находится в совершенно незнакомом месте. Вокруг простирались обширные желтые поля. Далеко на горизонте темнел лес. Рядом с хозяином радостно прыгала пегая собака. Балобан вспомнил, что их когда-то знакомили. Через четверть часа Ванда остановилась у неприметного кустика полыни.
— Вот он, твой шанс, — шепнул Андрей балобану и, не торопясь, направился к красиво застывшей, с поднятой передней лапой Ванде.
— Пиль! — негромко произнес Андрей и подбросил балобана вверх. Собака рванулись вперед, из-под кустика взлетела и понеслась над полем маленькая буроватая птичка. Сокол стал набирать высоту для атаки. Но перепелка уже упала в желтую траву. Балобан сделал круг и опустился на перчатку Андрея.
— Бывает, — утешил Андрей сокола. — Первый блин комом. Пошли дальше. Ванда, ищи! — крикнул он собаке.
И Ванда снова стала прочесывать поле и вскоре так же картинно замерла.
— Пробуй еще раз, — предложил балобану человек, подходя к Ванде и снова подбрасывая сокола в воздух. И Андрей снова скомандовал пойнтеру: «Пиль!»
На этот раз из травы, громко крича «зип-зип-зип!..» вылетела птица, такая же бурая, но крупнее и с красноватым хвостом. Раздосадованный первой неудачей, сокол, быстро набрав высоту, затем опрокинулся вперед и начал отвесно падать на добычу. Скорость пикирующего балобана была такой, что только неясная тень со свистом рассекла воздух. Куропатка вильнула было в сторону, но упражнения с вабилом дали себя знать. На сгибах сложенных крыльев балобана отошли в стороны два жестких округлых пера, а когда жертва была совсем рядом, сокол раскрыл крылья и хвост, затормозил и лапой вцепился ей в бок. И сел в желтую траву. Он укусил птицу в затылок и, когда та перестала биться, стал жадно есть. Сзади него послышались шаги. Сокол обернулся — к нему бежала Ванда.
— Ванда! Рядом! — услышал сокол голос Андрея. — Пусть поест. Он заслужил. Это его первая настоящая добыча.
Андрей не торопился надевать клобучок на голову балобана. Он осторожно погладил грудь птицы, снял прилипшее к клюву перышко, а затем произнес:
— С первым полем тебя, с первой добычей. Надеюсь, она не последняя. Вот теперь ты и имя заслужил. Раз балобаны — восточные птицы, то и имя у тебя должно быть восточное. Давай назовем тебя Каратом. Короткое, громкое и звучное. Мне нравится. И ты привыкнешь.
Продолжение следует.