Дом его стоял на краю села, а окна выходили на лес, который Николай Иванович знал как свои пять пальцев. Оратором его окрестили друзья-охотники с легкой руки его супруги, которая однажды во время застолья и произнесения им долгого тоста, сказала:
– Заканчивай, оратор! Людям спать пора.
Характер у Оратора был очень добрый, и охотником он был знатным. Знал все тропинки в лесу, понимал все привычки зверей и птицы. Держал, как все деревенские охотники, гончих.
В тот раз приехали мы с моим верным Мартом в октябре, надеясь побродить по вальдшнепу. Николай Иванович обрадовался, рассказал, что, собирая опята, поднял вальдшнепа. Сам он не мог составить мне компанию, поскольку надо было выкопать картошку и складировать ее в погреб.
Особенно много вальдшнепов, со слов Иваныча, было вокруг заброшенной лесной деревеньки в пяти километрах от его дома. Там остались одни холмики от давно разрушенных домов и заброшенные огороды, в перегное которых и любили ковыряться клювами лесные кулики.
Утром в субботу мы с Мартом вышли за калитку, где сразу начинался лес под названием Калинники. Пройдя с километр по песчанной дороге, я спустил собаку с поводка и зарядил ружье. Справа от опушки леса начиналась череда лесных озер. Кобель заплыл в тростник, и оттуда с громким кряканьем поднялась утка, которая после выстрела девяткой картинно свернулась и шлепнулась в затопленные кусты. Затем вылетели сразу три кряквы, и вскоре еще один селезень стал нашей общей с собакой добычей.
В зарослях молодого клена Март твердо стал в направлении поляны. Посыл, подъем двух вальдшнепов – и великолепный дуплет из императорской «тулки» модели «Б» 16 калибра. Погода стояла превосходная. Желтые, красные, зеленые листья, дрожащие под дуновением легкого ветра, и полянки, будто специально засеянные изумрудной травой, вселяли в душу восторг и чувство неповторимости происходящего.
Побродив по дубовым гривам и спугнув оленей, грациозно пробежавших мимо нас, мы направились на поиски вожделенной заброшенной деревушки, в которой я ни разу не был. Дойдя до реки Медведицы, мы повернули обратно. В мелком осиннике-карандашнике были стойка, вылет вальдшнепа на чистое и два моих позорных промаха. Не успел я взвести курки, перезарядив ружье, как на краю крапивы снова увидел стойку и вылет коростеля, которого благополучно удалось взять, взведя правый курок во время вскидки ружья.
Через триста метров последовала новая стойка и вылетел петух фазана. От неожиданности я чуть было не промазал. Потом выяснилось, что через речку в элитном охотхозяйстве разводят фазанов, и после выпуска многие из них разлетаются и даже зимуют.
Уже почти под вечер нашлась затерянная деревушка. О ее присутствии говорили лишь холмики и остатки фундаментов давно разобранных домов. Находилось все это на поляне шириной метров в триста и длиной полкилометра, посередине проходила когда-то проезжая лесная дорога. По краям рос орешник и ольха, сбоку журчал ручеек. Март сразу преобразился и начал ходить на потяжках от развалин к развалинам, затем метров через пятьдесят твердо стал. По посылу вылетела пара вальдшнепов, и я сделал второй за этот день удачный дуплет. Обойдя поляну по периметру, мы подняли десять птиц, шесть из которых попали в наш ягдташ. Затем была последняя стойка перед очередными развалинами, подъем зайца, выстрел, мой шаг вперед с разложенным ружьем и... Больше я ничего не помню.
Очнулся на дне какой-то квадратной ямы около двух метров по периметру. Сверху горели звезды и скулил Мартыша, царапая когтями скользкое дерево вверху. Вокруг были подгнившие бревна, невероятно скользкие. Колодец, понял я. Видимо, он был прикрыт сверху прогнившими досками, зарос дерном и мхом, поэтому я его и не увидел. Сколько я ни пробовал выбраться, все время срывался и падал вниз. Ягдташа и ружья со мной не было.
– Мартыша, дружок, иди домой, к дяде Коле, пожалуйста! – просил я собаку.
Но кобель только скулил, выл и лаял. Наконец все стихло.
– Март! – позвал я собаку.
В ответ тишина. Постепенно воображение стало рисовать картины одна страшней другой: собаку съели волки, атаковали кабаны; мне уже никогда отсюда не выбраться... Наконец я погрузился в сон. Проснулся от холода и возобновил попытки вылезти из колодца. Все было тщетно.
Вдруг ухо мое уловило отдаленный лай и треск мотоцикла. Звуки приближались. Наконец в проеме среди звезд показалась ушастая и брылястая голова пойнтера, и раздался радостный лай. А уже через минуту Оратор с его другом-егерем спускали для меня длинную складную лестницу. Наверху Март сшиб меня с ног и не успокоился, пока не облизал всего с ног до головы. Я не сопротивлялся, а только гладил собаку и целовал ее в бархатную дрожащую морду.
Глубина старого засыпанного колодца была около пяти метров. Мне очень повезло, что я ничего не сломал. Оратор рассказал, что, когда до темноты я не пришел, они стали сильно беспокоиться. В это время прибежал Мартышка, начал лаять на них и тянуть в лес. Николай Иванович догадался, что я упал в колодец, взял складную лестницу, веревку и вместе с егерем поехал на мотоцикле «Урал» за собакой, которая и привела их к заброшенной деревеньке. Ружье мое и ягдташ лежали рядом с битым зайцем в метре от злополучной ямы.
За поздним ужином Николай Иванович рассказал, что в этом месте несколько лет назад одна женщина, собиравшая грибы, провалилась в скрытый погреб и сломала обе ноги, после чего осталась инвалидом на всю жизнь.
В следующие свои поездки в Урицкое я обходил стороной заброшенную деревушку, и никакие вальдшнепы меня уже не могли заставить пойти в это злосчастное место.
А Март с тех пор стал мне еще дороже. Родители баловали его еще больше, и он получил подпольную кличку Спасатель. После него я не сразу взял новую собаку – Атоса. Но о нем как-нибудь в другой раз.