До рассвета ухожу прямиком в осень. Холодны октябрьские утренники. Выходишь из теплого дома, и тут же нападает легкий озноб, впрочем, он совсем скоро проходит.
Из дома напротив вышел Олег Сергеевич Северцев — единственный охотник на деревню в четырнадцать домов. Для местных просто — Сергеич. В деревнях вообще все просто. Оглядев меня с ног до головы, он неспешно закурил.
— За долгоносым? — спросил он, поправляя сапог.
— Угу. Вот решил прогуляться.
— А и правильно, утро-то какое — сказка, — Сергеич крепко затянулся и выпустил прямо в это сказочное утро целый клуб сизого дыма. Похлопав по карманам на куртке, словно убедившись, что все на месте, он подтянул своего дратхаара к ноге и потрепал по холке.
— Ну что, погоняем сегодня «валюшей»? Погоняем? — с улыбкой спрашивал он своего четвероногого помощника.
— Ты от ручья-то куда пойдешь? Через березняк направо? — с хитрым прищуром переключился он на меня.
— Да, попытаю там счастья.
— Ну, ни пуха ни пера, что ли, — улыбнулся он.
— К черту!
Я тоже потрепал свою спаниельку по холке и пообещал, что и мы сегодня непременно «погоняем валюшей».
Сразу за деревенской околицей начинался низкорослый березняк. В лучах восходящего солнца этот пейзаж напоминал идеальный слоеный торт. Первый слой — беленые березовые стволы, второй — золотая листва, а третий — кристально чистое синее небо. А вон и «вишенка для торта» — исчезающая луна. Здорово было бы унести с собой кусочек, можно и с вишенкой… По березняку пробежал ветерок, и «золото» зашептало, зашуршало и утихло.
Спустил с поводка собаку. Она на удивление спокойно пошла рядом. Под моими сапогами и собачьими лапами шуршит листва. Краем глаза замечаю стайку синиц-ополовников. Пичуги почуяли скорую зиму и перекочевали из леса ближе к человеческому жилью. Тут всегда чем-нибудь съестным подкормят и никогда не обидят.
Куда ни глянь, все в золоте и даже воздух в янтарный отсвет. Будто лес светится изнутри. Пахнет листвой, грибами и яблоками. Впереди ручей, не доходя до него метров пятьдесят, сворачиваем вправо.
Небольшая опушка, за которой встречает нас ольшаник. Одно из волшебнейших мест, в котором нашли приют осенние высыпки вальдшнепа. Собака, видимо, уже почуяв птичий дух, очень быстро влетела в кустарник. Вскидываю ружье, нет ни единого сомнения, что в любую секунду вылетит долгоносый. Слышу быстрые взмахи крыльев. Птица вылетела слева от меня. Выстрел! Второй! Ах… Ах!
Как красиво он улетал! Порадовал собаку лакомством, сам порадовался этому осеннему утру и проводил с улыбкой на лице «шнепа». Двинулись дальше; не пройдя и тридцати метров, Марта начала работать. Как говорят — можно бесконечно смотреть на то, как горит огонь, течет вода и работают другие люди.
Я бы мог бесконечно смотреть, как работает моя собака. Как шуршит ее мокрый черный нос в золотых листиках-монетках, как пружинит все ее тело, когда чувствует близкую добычу. А с какой радостью и чувством выполненного священного долга подает она теплую битую птицу. Это особые чувства, понятные лишь охотникам.
Выстрел заблудился в ольшанике. На золотой тропинке лежал вальдшнеп. Спустя мгновение он был у собаки в зубах, и уже через несколько секунд я держал в руке длинноносую птицу с большими глазами. К крылу прилип желто-зеленый листик ольхи. В глазах кулика отражалось небо. Пахло порохом. Вальдшнеп занял почетное место в ягдташе.
— Ну, с почином, — сказал я сам себе.
Мы все дальше углублялись в осень. Все больше нас окутывало и пленило «золото» ольшаника. Ягдташ потяжелел еще на одну птицу. Решил устроить небольшой привал.
Искусная художница осень умеет пленить своими картинами. Я подрисовал себя в одну из них. И знаете — охотник не лишний на этих картинах. Он на своем месте. Продолжатель добрых традиций, воспеватель природы и древнего дела, которым пропитана его жизнь.
В охотничьих сердцах рождается то, что называют любовью к Родине. Охотник — это душа лесов, лугов, болот и рек.
Вдали послышался выстрел. С полем, Сергеич!