Когда начинаешь знакомиться с трудами кинологов, рассматривавших вопросы происхождения хортых, узнаешь, что они предлагают самые разные версии. Основных версий, как и в случае с псовой борзой, четыре:
1. Хортые — продукт смешения азиатских борзых и собак пограничья лесостепной зоны России.
2. Это потомки вязок грейхаундов с псовыми борзыми.
3. Это потомки вязок польских хартов с псовыми борзыми
4. Это прямые потомки польских хартов, откуда и заимствованное русскими их название.
Первая версия совершенно непонятна (что такое «собаки пограничья»?). Вторая не объясняет, как от немногочисленных вязок грейхаундов с псовыми могли произойти тысячи хортых юга России.
Последних двух версий придерживается большинство кинологов, при этом считается, что хортые — совсем не древняя порода и что польский харт и хортая — одно и то же.
Но вот что интересно: в самой Польше никогда не было выведено подобных собак. В журнале «Охота» в 1999 году кинолог И. Пожидаева опубликовала сделанные ею переводы ряда статей из швейцарского журнала «Der Windhundfreund» («Друг борзых») 1998 года, в которых польские кинологи рассказывают о польских же собаках. Так, Я. Зелинский, президент польского клуба борзых, пишет: «Уже в XIII веке, а может быть и раньше, в Польше знали борзых собак. Их привозили из азиатских стран… Изучение строения черепа представителей различных пород борзых, проведенное в Сельскохозяйственном институте в Варшаве, выявило родство польского харта с борзыми типа салюки и другими восточными борзыми. Хроники 1823 года свидетельствуют, что среди хартов, содержавшихся в то время, были «обычные борзые» и «местные борзые»… Они рассматривались как одна местная порода с многочисленными вариациями, существовавшая здесь в течение долгого времени».
Что представляла собой эта «местная порода»? Об этом пишет другой польский кинолог, Л. Смычиньский, в книге «Собаки» («Psy»), приводя, в частности, цитату из польского журнала «Sylwan» (лат. «лесник») 1823 года: «Различия между шотландской борзой и польским хартом не очень велики. Харты длиннее турецких борзых (видимо, салюки или горские с Кавказа. — В.Б.), имеют более закрученные кверху хвосты, уши довольно короткие и висячие. По их более грубому сложению видно, что у них больше силы и мужества, и, так как они покрыты густой и длинной шерстью, они нечувствительны к изменению погоды». Тот же автор сообщает, что короткошерстные борзые «существовали как местная порода в восточных землях бывшего Польского королевства». Восточные земли — это Украина. Тот же Смычиньский, но в другой книге («Собаки: породы и воспитание» — Lubomir Smyczyński. Psy. Rasy i wychowanie), вышедшей в Варшаве в 1970 году, рассказав о множестве пород собак всего мира, ни словом не обмолвился о своей собственной национальной породе — польском харте.
Возникает вопрос: как могли эти «похожие на турецких» длинношерстные брудастые собаки с висячими ушами дать нынешних российских хортых? Ведь других-то борзых в Польше (за исключением ее «восточных земель») не было. Здесь надо принять во внимание, что если польское «быдло» охотилось с «турецкими» собаками или брудастыми выборзками, то разве могла позволить себе такое гордая шляхта или вельможные паны? Конечно, нет. Кого же тогда держала на своих псарнях знать, и кого ввозили в Россию из Польши владельцы российских псовых охот? Ответ, видимо, таков: в Польше были приобретенные шляхтой грейхаунды, и именно их (или их помеси) из Польши или через Польшу из стран Европы привозили в Россию под названием польских хартов. То есть для русских польский харт — это собака, приобретенная в Польше, но это еще не значит, что она была выведена именно там.
Да и было ли у польской шляхты время выводить свои породы борзых собак? Ведь в течение всей обозримой новой истории Польша постоянно находилась в состоянии войны — то с запорожцами, то с Россией, то по ее территории прокатывались шведские войска, то русские, то французские или прусские, то она подвергалась неоднократным разделам, то ее охватывали восстания, то эти восстания подавлялись вооруженным путем и т.д. и т.п. До собак ли тут?
Но откуда в таком случае на Украине появились хортые как «местная порода», и откуда взялось ее название? Чтобы ответить на эти вопросы, нам придется попытаться проникнуть вглубь веков и привлечь в помощь лингвистов. Так вот, лингвисты единодушно отвергают возможность заимствования русским языком названия «хортая» из польского языка, т.е. от «харта». В.И. Даль производил слово «хортая» от старонемецкого hurtig — проворный. М. Фасмер возводил название «хортая» к старославянскому хъrtъ — быстрый пес. Профессор В.Я. Черных, автор «Историко-этимологического словаря современного русского языка», установил, что во всех славянских языках название борзых собак восходит к этому общеславянскому хъrtъ — резвый пес. Так, у болгар это хърът, у сербов и хорватов — хрт, у словенцев — hrt, у чехов и словаков — chrt, у украинцев и в белорусском диалекте — хорт, у поляков — chart, в верхнелужицком диалекте — khort, у русских — хортая. Вместе с тем во всех этих языках есть и слова, произведенные от корня борз-, но обозначают они быстроту, скорость, проворность, резвость не применительно к собакам. Но откуда взялся сам термин хъrtъ, ведь он чисто славянский — в других древних языках его нет? Академик О.Н. Трубачев полагает, что собак когда-то так назвали по окрасу: мухо-хортая, мухортая — рыжая со светлыми подпалинами на морде, ногах и в паху; теперь этот окрас называется подласым.
Какой же из сказанного можно сделать вывод? По-видимому, когда-то давным-давно, на рубеже новой эры, когда существовал еще общеславянский язык, у славян уже были борзые собаки, которые назывались хъrtъ.
Что это были за собаки? Здесь нам придется двинуться в еще более отдаленное время.
Предполагается, что у древних кельтов, расселявшихся по Европе в середине первого тысячелетия до н.э., было два вида ловчих собак: на севере — брудастые, на юге — короткошерстные. Все они, в отличие от азиатских и средиземноморских борзых, имели затянутое назад ухо как характерный признак. Южных борзых римляне называли вертрагами (vertragis). Римский поэт Марциал писал:
Non sibi, sed domino venatur vertragus acer,
Illae sum leporem qui tibi dente refert.
Ловко зверей не себе, а хозяину ловит борзая,
Зайца тебе принесет, зубом не тронув его.
Распространены подобные собаки были и в Древней Греции, о чем свидетельствует прекрасная мраморная греческая скульптура, хранящаяся ныне в Лувре и датируемая 200 годом до н.э. Изображает скульптура борзую, по экстерьеру почти идентичную современным грейхаундам и хортым — короткошерстную, с вытянутой головой, затянутым назад ухом, подобранным животом и длинными конечностями. Такие собаки, распространяясь по странам Европы, дали впоследствии грейхаунда, уипета, испанского гальго, левретку. Кстати, некоторые считают, что название грейхаунд происходит от старинного англо-саксонского grighund — греческая собака.
Древние славяне, частично мигрируя из северо-западного Причерноморья, постепенно двигались на территорию Фракии, где и осели, образовав впоследствии Македонию, Болгарию, Словению, Сербию и т.д. Так вот, либо здесь-то они и получили то, что назвали хъrtъ — быстрая, скорая собака, либо уже имели таких собак, полученных от родственных кельтов. Может быть, они и до этого имели подобных собак. Постепенно эти собаки распространялись на восток, достигнув еще в древности территорий нынешнего Ставропольского края, где и существуют по настоящее время.
Трагичнее сложилась судьба славянских хортых на Балканах. Здесь в результате более чем пятисотлетнего владычества турков-османов славянские хортые вымерли полностью, сохранившись только в неславянской Венгрии, не подпавшей под власть Османской империи. Есть они там и сейчас, называясь мадьярскими агарами.
Польша же, скорее всего, обзавелась собаками северного типа — брудастыми, а также азиатскими («турецкими»), так как долгое время имела с турками общую границу.
А.В. Камерницкий считает, что во время монгольского нашествия хортые на Руси тоже были уничтожены. Это сомнительно. Дело в том, что монголы во время своих набегов не ставили цель завоевать территорию: их интересовала только дань с покоренных народов, поэтому уничтожение народов и разрушение их хозяйств противоречило их целям, ведь чем меньше население, тем меньше дань. Основой дани была пушнина, и если местное население с помощью собак эту пушнину добывало, то такое только приветствовалось.
Совсем недавно, во время Великой Отечественной войны, гитлеровцы имели уже другие цели: их как раз интересовали новые территории и уменьшение количества местного населения. Немцы заняли весь юг СССР по Ставрополье включительно. Но даже в этих тяжелейших условиях хортые Украины и юга России сохранились. Кинолог К.М. Эсмонт отмечал (журнал «Охота и охотничье хозяйство», 1968), что на выводках в Ростовской области в 1950–1962 гг. было осмотрено и описано около 800 хортых. Это через каких-то 5–10 лет после войны! И это только в Ростовской области, а ведь хортые были и на Украине, и на юге Липецкой, Тамбовской областей, в Белгородской, Воронежской, Волгоградской областях, на севере Краснодарского края, в Ставрополье. Наверняка всего их было несколько тысяч.
Жаль, конечно, что с хортыми в России никто так серьезно не занимался, как с псовыми борзыми. Мало того, у многих руководящих деятелей-борзятников, поклонников псовых, до сих пор сохраняется какое-то величаво презрительное отношение к хортым — это-де выборзки. А вот поляки так не считают. В 1975 году их Кинологический научный совет обратился в Минсельхоз СССР с запросом, можно ли считать российских хортых потомками польских хартов? Председатель Кинологического совета МСХ И.А. Максимов в письме от 17.05.1975 года ответил: «Нет никаких доказательств, что в настоящее время в Советском Союзе есть потомки этой породы. Таким образом, нет причин рассматривать породу хортая борзая как польского харта». Тем не менее, взяв на Украине в это время ряд хортых, поляки уже размножили собак и успели даже зарегистрировать национальную породу в Международной кинологической федерации как польского харта (FCI № 333).
Заканчивая обзор истории хортых, считаю целесообразным остановиться еще на одном. Лингвист М. Фасмер, разбирая истоки слова хортая, попутно отметил, что литовское kurtas и латышское kurts являются заимствованиями из древнерусского языка (от хъртъ) и обозначают борзую собаку. Не здесь ли следует искать происхождение упомянутых С. Герберштейном курцев (kurtzi) в рассказе о псовой охоте Василия III (см. «Записки о московитских делах»)? Не надо забывать, что Великое княжество Литовское в течение нескольких веков (и до Василия III и после него) было ближайшим западным соседом Московского государства и поддерживало с ним тесные экономические и культурные связи. Так что заимствования из литовского языка в русский не только вполне возможны, но несомненны.
Могли ведь и русские называть тогда своих ловчих собак курцами (куртинками), поскольку русского названия те еще не имели и назывались просто — «бОрзые псы». Термин же «борзАя» закрепляется за породами собак позже — во второй половине XVI века. В середине же XVII века он уже прочно входит в обиход, причем не только у охотников. Так, протопоп Аввакум, ругая своего недруга патриарха Никона, называет его «кобель борзой Никон, враг».
Вот так может выглядеть одна из версий происхождения хортых — породы не менее древней, чем русская псовая борзая.
СОБАКА ИЗ БУКВАРЯ
В составленном иеромонахом Чудова монастыря Карионом (Истоминым) «Букваре», отпечатанном в Москве в 1694 году, на гравюре Леонтия Гунина, иллюстрирующей страницу, посвященную букве «Х» (херъ), изображена гладкошерстная собака с подписью: «Хортъ есть собака. В досужестве своемъ и та не однака».