Борзые из молитвенника

Изображения дают нам возможность видеть, сколь тесно у наших предков уживалась охота с церковными обычаями и набожностью

Многих читателей произведений, посвященных истории псовой охоты в России (в том числе и написанных мной), наверняка заинтересовали непременные отсылки авторов к изображению борзых, внешне напоминающих современных псовых, в молитвеннике Василия III. Его ввел в обиход В. И. Казанский (Борзые. М., 1984).

Со времени выхода в свет книги Василия Ивановича минуло уже четверть века, а упомянутое изображение по-прежнему остается для читателей загадкой. Более того, эта «загадочность» дала повод И. Ю. Эстриной (Исторический очерк о борзой собаке//Отечественное собаководство. М., 2001) предположить, что Казанский имел в виду гравюру из прижизненных изданий «Записок о Московии» посла Священной Римской империи Сигизмунда (Зигмунда) Герберштейна, изображающую сидящего в окружении бояр Василия III с лежащей у его ног собакой, мысль о принадлежности которой к борзым могла возникнуть разве что у человека с излишне развитой фантазией. Да и базельское издание 1556 года, как и венское 1557 г., «Записок» Герберштейна все-таки мудрено назвать «молитвенником», принадлежащим московскому великому князю Василию III. Более того, кропотливо относящийся к изложению фактов исследователь, каким без сомнения являлся В. И. Казанский, просто не мог допустить в своей работе подобную неточность.

Так откуда же в его книге появилось упоминание пресловутого «молитвенника»? Мне довелось просмотреть достаточно много русских печатных и рукописных книг, датируемых XVI-XVII вв., но ни в одной из них встретить «едущего в санях на богомолье великого князя, сопровождаемого борзыми», так и не удалось. Единственным изображением охоты с борзыми на зайца великого князя Василия III можно считать миниатюру из хранящегося в собрании ГИМ Летописного Лицевого Свода рубежа XVI-XVII вв., выполненную изографами из окружения митрополита Макария, неоднократно публиковавшуюся и на страницах журнала «Охота и Рыбалка XXI век». Однако представленные на ней не только борзые, но и заяц, и ловчая птица, и лошади столь схематичны, что не дают нам ни малейшего представления об истинном облике (и уж тем более о породной принадлежности!) этих животных.

Не встретив упомянутой В. И. Казанским миниатюры в исторических произведениях, я был вынужден обратиться к литературе, что называется «кинологической», и тут мне повезло! Правда, увидеть само изображение мне так и не удалось, но зато стал ясен источник, которым воспользовался Василий Иванович.

В юбилейном издании родословно-племенной книги за 1931-1932 гг., осуществленном германским клубом любителей борзых, была размещена статья одного из авторов первого зарубежного стандарта породы, известного в дореволюционной России псового охотника и владельца борзых Артемия Болдарева «Эволюция разведения борзых» (Здесь и далее перевод мой. – А. О.), в которой оказавшийся в эмиграции автор делится с западными читателями своими взглядами на историю псовых в России.

Н. С. Самошин. Великий князь Василий Иоаннович III на охоте. Иллюстрация из книги «Великокняжеская и царская охота на Руси». 

Есть там такие строки: «Я могу припомнить лишь одно старинное изображение, на котором можно видеть борзых, помещенное в Требнике XVI века. Это миниатюра, изображающая паломничество на богомолье великого князя московского Василия Иоанновича, отца нашего первого царя Ивана Грозного.

На ней можно видеть великого князя, сидящего в санях, позади которых видна его свора, состоявшая из трех борзых, в сопровождении охотника. Монаха, работавшего над миниатюрой, конечно же, не очень интересовали борзые, и он лишь хотел запечатлеть процессию паломников, разместив собак на том важном месте, которое они в ней занимали.

Кроме того, это изображение дает нам возможность видеть, сколь тесно у наших предков уживалась охота с церковными обычаями и набожностью. Миниатюра не отличается прорисовкой деталей. Однако борзые на ней легко узнаются по их узким длинным головам, маленьким ушкам, серпообразным правилам и волнистой псовине. Оригинал миниатюры мне видеть не довелось; только ее литографическое воспроизведение, поэтому я не могу ничего сказать об окрасах помещенных на ней собак. Мне только кажется, что они были темных окрасов. Как я уже сказал, речь идет не о портретном изображении… глядя на него, невозможно сделать вывод о том, как в точности выглядели борзые того времени».

Если исходить из определения Толкового словаря Ожегова о Требнике как о «книге с текстами церковных служб, молитвами для треб», то становится безусловно понятным происхождение слов В. И. Казанского о «молитвеннике» XVI в. К сожалению, автор «Эволюции разведения борзых» так и не оставил нам никаких отсылок к происхождению и возможному местонахождению виденной им литографии, которая по-прежнему ждет своих исследователей.