Летом выжловка пропала, не вернулась с прогулки. Увы, иногда случается. Все собаки Василича были неравнодушны к лисьим норам. Кроме гончих, охотник держал от двух до «нескольких» ягдтерьеров. Когда-то лиса очень ценилась, охота с норными была не только интересной, но и выгодной. Пристрастился Василич к такой охоте. Времена ушли, а страсть вытащить из норы лису осталась, так что смирился он с неизбежными на таких охотах потерями гончих. У «шахтеров» потери на норах дело вообще обычное.
Мухтара оставили для внучки. Больно та ждала, когда же и кого принесет Гайда. Щенок был добр и весел, не знал ни привязи, ни вольера. Рос обыкновенной деревенской собакой. Внучка не осиливала его полной клички, звала щенка Мух, а за ней и все семейство называло его так же. Осенью, когда внучка вернулась в город к родителям, Мухтара отдали на соседнюю улицу сторожить двор.
Но сторож из Муха не получился. К следующей весне кобелька ввиду его полной негодности к охране подворья прогнали. Подросток вернулся к прежним хозяевам, поселился в стожке сена перед домом, там, где щенком играл с внучкой. Несостоявшегося сторожа поставили на довольствие, не обременяя обязанностями. Все же внучкина игрушка. Девочка, когда звонила деду с бабушкой, всегда спрашивала про Муха.
К осени хозяин стал выпускать «на прогулку» гончих, и Мухтар взял за правило уходить с собратьями. Василич до срока охоты гончими особо не занимался. Некогда, не в сельских это традициях. Скотины полный двор – без собак забот хватает. Другой раз, донесется до него гон из ближайшей лесополосы, замрет охотник на пяток минут, загрустит: «Эх ма! Скорей бы зима!»
На открытие охоты на зайца обнаружилось, что среди законных трех русских гончих и двух ягдов затесался и Мухтар. Никто его в кузов грузовой «Нивы» не звал, не сажал, запрыгнул он туда сам. Будто всю жизнь только и делал, что по охотам ездил.
«Пусть едет! – под общее веселье сказал Василич. – Он ведь тоже, гончий, только наполовину. Будет балбесничать – оставлю в поле»
Как истинно дворовый пес, Мухтар выделялся из собратьев сообразительностью и тонко понимал интонации хозяина. Нравилось Василичу и то, что Мухтар, имея пестрый, в маму, окрас, был заметен по чернотропу издали. А где был он, там были и остальные собаки. В условиях степи с реденькими посадочками пестрая собака заметна издали, в отличие от рыжих русских гончих.
Довольно скоро Мухтар влился в стайку из трех русских гончих. Имел неказистый писклявый голосок, но уж если отдавал голос, то вся команда немедленно к нему подваливала – до того верно он тявкал! Как гонец, особых заслуг Мухтар не сыскал. Зайца гонял кое-как, за компанию. К лисе был страстен и лучше других разыскивал ее в крепких местах. Бывало, вывалятся собаки из камыша, показывают, что нет лисы, а Мухтара среди них нет. Значит, есть лиса, и он ее поднимет. А уж там и все – айда ее гонять!
Очень «рациональный» был пес. Небыстрый на ногу, он, тем не менее, никогда не опаздывал к финалу. Так, гоняют гончие зайца, Мух сидит на возвышении и крутит головой вслед за гоном. Ждет, как и куда работа двинется, точно знает, где хозяин притаился. Зря ног не бил. А как увидит зайца, тут и рванет за ним, попискивая. Как правило, первым на битом зайце и оказывался.
Или еще ситуация. Ушли собаки за лисой в неизвестность. Куда ехать, где искать? Глядь – Мухтар появляется, подходит к хозяину, а сам все в обратную сторону сморит да слушает. «Собаки там, – говорит Василич. – Смотри, куда Мухтар целится!» Осечек не было. Поедут, а там шабаш! Норные или уже лису из норы вытащили, или еще в норе воюют. Гончаки над норами, стерегут беглецов. «Картина маслом», и только Мухтар про хозяина помнит! Анонсирует!
Самым главным достоинством Муха было то, что он никогда не оставлял в беде ведущую в стае выжловку Гайду. Да, Гайду, поскольку у Василича все выжловки были Гайдами, а выжлецы Шаманами. Причина проста. В охотбилете были записаны «Гайда» и «Шаман». Имелись на собак с такими кличками и документы. А для документированных собак предусматривались льготы. Отработку гончатники не платили; не каждый год, но на неделю раньше для них охоту открывали. Вот такая маленькая деревенская уловка.
Гайда нет-нет да залетала в лисьи норы. И быть бы ей давно погибшей, кабы не Мухтар! Никогда он не оставлял бедущую напарницу. Гайда в норе, а Мухтар у норы. Все собаки давно дома, а их нет. Мух сидит сутки, сидит больше, пока хозяин не объявится. Если нора где-то в укромном месте, то Мухтар сидит чуть в удалении, но на чистом. Смотрит, слушает, ждет хозяина. Его очень хорошо видно. По чернотропу он смотрится белым, по снегу – черным. Выйдет к подъехавшему на машине хозяину и сразу назад, к норе. Да не абы как, а именно к тому отнорку, где подруга застряла.
Откопает Василич выжловку, откачает, а она через неделю снова в норе застрянет.
Так и жили. Со временем ушла эта Гайда, ей на смену пришла ее дочь, тоже Гайда, с тем же упорством застревающая в норах. Мух хранил и ее.
Умер Мухтар в возрасте 16 лет. Беззубый, в потрепанной шубе, с блеклыми старческими глазами, он до последнего сезона ходил-ездил на охоты. Умер в том же, каждый год обновляемом стожке, где прожил всю жизнь. Осенью в одну из первых охот пропала Гайда, видно, ушла в нору.
Василич перстал держать ягдтерьеров. Смерть собак в норах стала ему невыносимой. Он по-прежнему держит по несколько гончих – разных возрастов и разных кровей. Охоту на лису ставит выше охоты на зайца. Соответственно и собак подбирает себе по интересу. Муха, как хорошего друга, вспоминает на каждой охоте. Неказистая собачка, ублюдок, а вот, поди ж ты, оставил след в памяти.