В тот запечатлевшийся в памяти ноябрьский денек даже не верилось, что это реальность, что мне удалось-таки излечить свою душу и завить горе веревочкой. Жесткошерстный куцый виновник моего чувства радости крутился около меня, не забегая далеко, нюхая недостаточно влажный, а плюс к тому теплый воздух поздней осени и, приятно возбуждая мои нервы красивыми потяжками и картинными стойками над затаившимися в бурьяне не очень-то сторожкими серенькими курицами-фазанками, которым по осторожности далеко до ярких петухов.
Щенок рос не по дням, а по часам, и вот я не могу налюбоваться на холеного Рая. Глаза радуются на кобелька: статность, типичная оброслость морды, стандартный окрас и структура шерсти, послушание, ум, верное верхнее чутье. Красавец-дратхаар. Можно сказать, пес был единственный в своем роде. К шести месяцам щенок превзошел самого себя. Легавому щенку еще не исполнилось и четырех месяцев, а он уже сделал свой первый шаг в охоте.
Умница Рай слету схватывал смысл того, что я от него требовал. Смекалистый щенок жадно впитывал в себя все новое. Требования мои он выполнял с полной готовностью, очень охотно. Разумеется, что я дозировал физическую нагрузку для молодой собаки и не нагружал кобелька сверх меры, однако по мере того, как щенок креп, пробежать полтора десятка километров, равно как и форсирование непролазного тростника и колючих кустарников, было ему по плечу.
Сильному, тренированному щенку магистральный канал переплыть – раз плюнуть. К тому же сообразительности псу не занимать. Пятимесячный Рай фактически сдал мне «зачет» по перепелу. Нацеливаемся получить весной полевой диплом.
В этом месте я, пожалуй, перекочую от зачинной части моего повествования к собственно тому, что произошло в тот ноябрьский день.
За полдень Рай взял след на краю поросшей бурьяном канавы заброшенной оросительной системы. Я враз сообразил: фазан. И скорее всего петух. Вне всякого сомнения, петух. Влекомый только-только оставленным запахом птичьего следа, Рай своими движениями точно повторял все перемещения пробегавшей здесь минутой раньше птицы, следуя по загогулинам ее невидимой следовой цепочки.
Сердце стукает. Я разохотился на петуха. А пес-то каков! Работает на славу! Струившийся запах петуха неудержимо тянул легавую, как магнит. В ходе преследования «жар-птицы» движение Рая стало зигзагообразное: из канавы – в третьего дня засеянное пшеницей смежное поле, с поля – в канаву, и так несколько раз. Это повадка петуха! Это его почерк! Ускользая, тщетно пытаясь замести следы, пернатый франт не собирался давать фору постигающей сложную науку молодой собаке и на финишной прямой дал тягу по бровке канавы. Рай прибавил скорости и еще наддал...
Спотыкаясь, страдая одышкой, я не поспевал за быстроногим преследуемым и его четвероногим преследователем. Я выдохся. Нарядный красно-пегий бегун улепетнул от Рая и «полыхнул» ярким болидом над метельчатыми стеблями высокого тростника на предельном расстоянии для дробового выстрела. Петух, понятное дело, навострил лыжи через водную преграду: за каналом – спасительный заказник. Моментально прикладываюсь и посылаю наперерез длиннохвостому заряд семерки.
Выстрелил я в самый раз. Как на грех, желанный трофей шмякнулся у кромки тростника противоположного берега.
Я взял под сомнение, найдет ли Рай петуха: молодой собаке предстояло пробное осуществление столь нешуточной работы на воде. «Подай!» – раззадориваю разгоряченного пса. Рай быстро устремился в воду. От этого берега до того метров так пятнадцать. Льдом воду еще не схватило, но после недалеких утренников с инейной белизной вода настыла. Ноябрь как-никак. Декабрь на носу. Битую птицу с суши Рай подавал играючи, но здесь особая ситуация. «Освежаясь», Рай мигом достиг противоположного берега. Я все глаза высмотрел, пробираясь к воде сквозь стену полых стеблей, ставя себе целью корректировать, если понадобится, работу «водолаза». Ждал, что пес достаточно умен, чтобы справиться с задачей, но Рай промахнулся: намокший петух медленно дрейфовал вдоль кромки тростника вниз по каналу, отдаляясь от бултыхавшегося «универсала».
До петуха не далее десяти метров. Рай потянул в себя находящийся над поверхностью воды воздух (знай наших!) и торпедой поплыл прямиком к цели!
Я не помнил себя от радости. Достаю из кармана кусочек наградного сыра. Думаю: «Вчера был щеночком, сегодня уже собака». Взяв петуха, цепляясь за полегший тростник, Рай с трудом вылез на тот берег. Это было типичное не то... В этом вся заковыка. «Рай, подай! Ко мне! Подай!» – командую в предчувствии дурного. Пес меня сразил. Срам смотреть: сверх ожидания, бросив фазана, мой несравненный помощник, барахтаясь, закусил подвернувшуюся корягу и греб ко мне... Тяжелый случай. Я закручинился: боюсь, как бы не стал он избегать работы в холодной воде.
Как и чем побудить псину? Все средства перепробованы: ни побудительные жесты, ни «порсканье», ни провоцирующий выстрел по воде, ни колбасный «аванс» не зажгли в Рае желания притащить фазана на этот берег. «Ах ты такой-сякой! Ты решил меня сегодня довести. Как ты меня достал! Ты у меня запоешь! Чтоб тебе пусто было!» – грожу покрывшему себя позором жесткошерстному немцу: кому много дано, с того много и спросится. «Главное дело, надо держать себя в руках».
Я спустился с облаков. Нажать на собаку не удалось. Рай вышел из повиновения и доставил мне случай убедиться в том, сколько еще подводных камней нам предстоит обойти!
...С Виталием мы приехали на охоту вместе, но ходили, как полагается, врозь: каждый из нас занимался шлифовкой и отточкой стиля работы своей собаки. По мобильному посылаю сигнал SOS приятелю: «Выручай! Ты где в данный момент? Что? Да, это я стрелял. Все произошло, – говорю, – так-то и так-то. Вместо фазана, – бешусь, – таскает, гаденыш, коряги. Хоть топись! Петуха, кровь из носу, нужно достать. Я было сдуру чуть сам не полез в воду, да остановился. Подойди, – говорю, – с Ладой, пусть она достанет, потому что у этого аристократа, как ты его называешь, для этого дела нос не дорос». И уточнил свои координаты: «Мы в двух минутах ходьбы от стволистой вербы, где уток стреляли в прошлый раз».
Виталий выразил отношение к моей просьбе: «Понял. Иду. Я как раз миную высоковольтную линию. Послушай, что я тебе скажу. Ты же без ума от него. Все сюсюкаешься с ним. Ты его больше идеализируй и превозноси похвалами, – задел меня приятель своим едким замечанием. – Он тебе еще не такой номер выкинет. А коряги сгодятся. Сволакивай их в кучу: впереди зима, – в голосе острослова звучал сарказм, – вязанка дров не помешает». Несмотря на разность взглядов пришлось проглотить горькую пилюлю. Взбеленившись, я поносил кругом виноватого пса: «Он меня доведет! Он и такой, он и сякой (скороспелость выводов!). Ублюдок он, а не цвет породы!»
Хоть Виталий шел на всех порах, двадцать минут томительного ожидания показались мне вечностью. И вот трехпольная Лада шутя достала фазана с того берега и преподнесла его удовлетворенному Виталию, лицо которого расцвело в улыбке. Трофейной ценности петуха следа нет: мокрая курица, она и есть мокрая курица. Петуха хоть выжми. Наши последующие действия: Виталий придерживает Ладу, а я, дав Раю передышку, взял птицу и с размаху ухнул «наглядное пособие» на середину канала – куй железо, пока горячо.
Проштрафившийся Рай еле дождался команды «подай», изо всей мочи поплыл и на сей раз без всяких затруднений подал петуха на пять с плюсом! Затем, разогревшись от беготни, развеяв мои сомнения, Рай окончательно смыл пятно позора со своего имени после повторного забрасывания петуха подальше от берега.
Естественно, я не знал, что нахожусь в преддверии кульминационного события того дня, перевернувшего мою охотничью душу и приготовившего запас впечатлений. Об этом написано дальше.
Нельзя было сказать, что времени у нас вагон, почему мы с приятелем решили: на сегодня хватит. С Виталием было условлено продвигаться к машине по отдельности. Наши охотничьи тропы снова разошлись. Виталий взял вправо. В этом был свой резон: пока я обследовал клин нескошенного сорго, мой собрат по охоте, шлепая параллельным курсом, открыл пальбу из полуавтомата метрах в 500 справа от меня. «Никак Лада натолкнулась на косого», – предположил я.
А в низком месте Рай, разбираясь в каких-то следах, забегал туда-сюда. Дратхаар жал на всю катушку и работал как заведенная машина. В конце концов пес засек чутьем стационарный источник знакомого запаха и замер над ним в мертвой стойке, уткнувшись усато-бородатой мордой в редкий куст очерета.
Взяв ружье на изготовку, насторожив внимание, командую: «Возьми!» Рай сунулся вперед. Палево-рыжего русака словно метнули понизу из пращи. У меня полусекундный провал памяти: правду сказать, я приготовился стрелять по летящей, а не по бегущей живой мишени. Мелковатая дробь два раза кряду стеганула зайца. Косой, вихляя и оставляя клочки подпушка, припустил по изреженному огнем камышу. Черт побери!
Рай вел себя чудно. Он сидел невозмутимо и смотрел на меня. Я прочитал во взгляде собаки не то укор, не то вопрос: «Что так?» Стою в расстройстве: щенок-дратхаар сработал на диво, а я так оплошал! Казнюсь. Не могу взять себя в руки. Зато Рай хозяин положения: чутьистый немец взял теплый след раненого зайца и скрылся за горелым камышом.
Наступило затишье. Я поднялся на оградительную дамбу канала. С дамбы был хороший обзор, но Рая, как корова языком слизнула. Безнадежно (заяц ушел) шарю глазами. Время течет, а Рая нет. В уме теснятся всякие мысли. Приятная неожиданность: близкие звуки натолкнули меня на догадку. Сперва я услышал, как кто-то бултыхнулся в воду, а с интервалом в пять секунд донесся пронзительный крик раненого зайца. Что за диво? Спешу увидеть, что там деется.
Подхожу к узкой прогалине в зарослях тростника. Во-на! Держите меня! Во дает! Предельно напрягаясь, раненый заяц уже подплывал к тому берегу. Рай не отставал от длинноухого пловца и, настигнув беглеца, схватил зайца и поворотил назад. Вот умора-то была! Заяц гребет в одну сторону, Рай – в другую.
Добыв «водоплавающего» зайца в глухое предзимье, Рай прошел в дамки. Мокрый русак в моих руках! «Райский» заяц! В завершение охоты сердце мое прыгает, глаза горят, бушует радость! Большая удача. Просто нет слов!
Здесь я оценил Рая по достоинству (он еще переплюнет всех собак) и воздал ему должное. С невыразимым чувством я чмокнул пса в нос и крепко прижал его к себе. Рай не притронулся к колбасе.
Придется взять свои слова обратно. «Как только у тебя язык повернулся? – пристыдил меня Виталий. – Он же еще щенок, а ты ему поднял планку так, будто ему не семь месяцев, а семь лет. Он у тебя еще прогремит».