С одной стороны, есть хорошая возможность поставить молодых собак по дупелю, тока которого здесь достаточно многочисленны, а с другой (что всегда полезно) – напомнить уже зрелым «профессионалам», что впереди их ждет очередной полевой сезон.
Компания наша в собачьем плане довольно разношерстная, но ее основу составляют пойнтера. Это три молодых десятимесячных юниора, нуждающихся в постановке, и два «профессора» – моя Кэт и Дэзи Черкашина.
Устроились прекрасно: дом наш цел и невредим, крыша не течет, печка дымит, дров достаточно, теплые и мягкие собачки рядом – что еще нужно нашему брату? Впрочем, эти милые собачки – записные воры. По приезде мы несколько расслабились, а в результате утром со стола исчезли колбаса, грудинка и даже недоеденный кем-то кусок помидора. И вот попробуй проведи среди этой своры криминальное расследование – ведь глаза у всех преданные и невинные! Хорошо еще, что рюмки остались целы.
Утром выхожу в поле – разлив рек большой. В лугах луж достаточно, под ногами чавкает – самое оно. По традиции иду проверять ближайший ток, он прямо в лугах за деревенскими огородами. По дороге собака сделала две работы – значит, птица должна быть, и Кэт в полном порядке после зимней «спячки». Выходим на территорию тока. Обычно здесь бывает 10, от силы 15 птиц, а сейчас их – о Боже! – штук 40–50, не меньше. Разлетаться не желают, а лишь перелетают небольшими стайками по 3–5 голов в каждой. Такие стайки стойку не держат, собака идет в одной сплошной потяжке – словом, птиц навалом, а толку никакого. Битый час ходил, разгоняя этот «курятник», пока собака с большим трудом не сделала две-три более или менее приличные работы.
На следующий день проверяем в ближайшей округе другие известные нам тока. Птицы везде полно, но там она сидит не так плотно, и собака все-таки может работать. При выходе в поле стараюсь основную массу птиц оставить юниорам, а сам с Кэт хожу по краю поля. Общеизвестно, что взрослой рабочей собаке достаточно за выход сделать две-три работы, а здесь птиц настолько много, что меньше 10–12 работ даже при самом коротком маршруте сделать не получается.
Не обошлось и без казусов. Однажды собака перепрыгнула через глубокую, политую водой канаву и встала в метрах в десяти прямо напротив меня. Мне канаву в коротких сапогах не перейти. Громким голосом пытаюсь послать собаку издалека – стоит, а дупель не думает взлетать. Хочу бросить какой-нибудь камень – так его здесь нет и в помине. Снова кричу – все то же, и продолжается эта история не менее 10–15 минут. Делать нечего, обегаю злосчастную канаву, а это метров 200 только в один конец и столько же обратно, по другой ее стороне. Подбегаю к собаке – стоит. Тут я со злости как рявкну: «Вперед!» – и дупель, наконец, взлетел. Или вот: прилег отдохнуть на солнышке, собака легла рядом, слегка даже задремал. Очнулся – собака в метре от меня стоит. Недоумеваю, но посылаю ее вперед, и невдалеке взлетает дупель. И откуда он тут взялся? Эх, нам бы дома такие проблемы, в Каданке или Марково! Но не будем о грустном!
Однажды в процессе работы собака сделала две сидячие стойки, чего с ней раньше никогда не было. Скажу прямо, в «натуре» эти стойки выглядят не очень эстетично, и я, в первый раз глядя на такую работу, подумал совсем о другом. И, наконец, на стойке собака временами оборачивалась на хозяина, что делал только один из моих предыдущих пойнтеров.
Наш второй «профессор» Дэзи порадовала своего хозяина, страдающего неким комплексом «вечного сомнения», целым рядом очень приличных работ. А когда она отработала двух дупелей метров этак за двадцать (правда, при очень хорошем, ровном встречном ветре), то заслужила от него даже несколько сухих и сдержанных похвал.
Кроме дупеля, работу собак разнообразило присутствие приличного количества гаршнепа. Итак, с профессорами» все ясно. Теперь о юниорах.
Двое из них, черные кобель и сука (сладкая парочка), были нашего, «московского разлива», так сказать, а один – черно-пегий кобель – был привезен перед самой нашей поездкой из питомника Курска.
На следующий день после приезда я и Кэт, «сладкая парочка» и их ведущий поехали на отдаленный ток, чтобы для начала посмотреть, как молодежь будет реагировать на запахи набродов токующих птиц.
Пустили собак. Кэт заинтересовалась набродами большого кроншнепа, а молодые собаки, ни на секунду не задумываясь, присоединились к ней и с увлечением начали в них разбираться. Ура! Это уже кое-что. Не вдаваясь в подробности, отмечу, что обе собаки по дупелю встали на третий день. Были, правда, некоторые проблемы с послушанием и попытки погонок, но тут вступил в дело «замполит» (попросту – хворостина), и, как всегда в таких случаях, добродетель восторжествовала.
Теперь несколько слов о черно-пегом приобретении. Когда оно вошло в дом, я чуть за сердце не схватился. Можете себе представить – мешок костей, обтянутый шкурой, к которому приделана голова пойнтера?! Весь этот мешок опирался на четыре ноги, из которых задние имели довольно заметную рахитичную иксообразную коровину. Теперешний хозяин этой собаки взял ее из некоего питомника в Курске, где щенок был произведен на свет и выращивался практически до сего времени. Хозяин питомника раньше разводил алабаев, но, видимо, прельстившись конъюнктурой, стал переходить на пойнтеров. Ну что ж, у алабаев шерсть длиннее, под ней торчащие маклаки и ребра почти не заметны, да и спрос с него небольшой – сиди себе на цепи да и гавкай на прохожих.
Видимо, новоявленный поинтериный заводчик до сих пор не понимает, что работа у пойнтера и алабая разная. Ему, вероятно, невдомек, что развитие основных внутренних органов у собаки, от которых зависят ее дальнейшие рабочие качества, происходит до года и потом, если есть отставание, не компенсируется даже при самом высоком уровне кормления и воспитания. Недаром существует прописная истина: если хочешь получить хорошую собаку, не жалей для щенка ни сырого мяса, ни собственных ног. А тут что же? Щенок выращивался в вольере, иногда выпускался в тесный дворик, а уж чем и как его кормили – не знаю. В нашем доме он мгновенно съедал свою порцию корма, а потом еще долго грыз миску, надеясь на добавку. В поле он не только не проявлял никакого интереса к птице, но и мгновенно убегал от хозяина и не хотел подходить ни к собакам, ни к людям, ни к машине.
Думаю, заводчику не следовало давать 30 тысяч рублей за это сокровище – его попросту необходимо было познакомить (хотя бы в целях профилактики) с обществом защиты животных.
Дабы не заканчивать свое повествование на столь печальной ноте, внесу некое добавление забавного порядка. Волею судеб в нашей команде оказался дратхаар. Его хозяин, заядлый гусятник, использовал собаку на охоте в основном для полдачи битых гусей и поиска подранков. Однажды вечером несколько человек поехали на вальдшнепиную тягу, взяли с собой дратхаара. Во время тяги вальдшнеп налетел на хозяина собаки, но он промахнулся. Что же тут началось! Возмущению кобеля не было предела. Он долго лаял на весь лес, и, похоже, в его собачьем лексиконе преобладали явно не парламентские выражения. И так было после каждого промаха.
Ну вот и закончилась наша очередная вологодская весна. Прощайте, дупеля и задумчивые вальдшнепы, гусиные стаи, речные разливы и широкие луга! Впереди 500 км пути до дома, а там опять собачьи мероприятия – выставки, состязания, испытания... Глядишь – и до охоты недалеко.