Классная работа тандема «собака — охотник» не может оставить равнодушным никого: ни опытного и искушенного знатока, ни новичка, ни простого обывателя.
Это в полной мере испытал и я, когда моя Джина, сучка эпаньоль бретона, оказавшись в возрасте трех месяцев в Адыгее и пробегав за бабочками по полям всю неделю, вдруг в последний день за каких-то сорок минут сделала три работы по перепелу.
Сначала она неуверенно стала по птице, но подняла ее по команде, затем последовала более уверенная стойка, уже по второй перепелке, и наконец, я увидел работу взрослой собаки со всеми ее фазами: стойкой, подводкой, подачей под выстрел, и вдобавок она еще осталась на месте после подьема птицы.
Надо ли говорить, что для меня это были и восторг, и счастье, и надежда. И теперь этот момент рождения легавой собаки со мной навсегда.
Прошлым сентябрем мы все сидели в фейсбуке, и когда я выложил фото щенка на стойке, то десятки знакомых и незнакомых легашатников поздравили меня с этим событием. Ну как такое забудешь?
Потом была натаска, первый диплом, первые медали на выставках, а я все ждал, когда же смогу вырваться на охоту не на день-два, а хотя бы на неделю и вволю наработаться с уже почти взрослой собакой.
Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах. Дела и семейные проблемы почти оставили нас с Джиной без работы весной и в начале лета. Когда открылся сезон по дупелю, мы сделали пару выездов в поля на выходные да неделю поохотились на севере Вологодчины, и везде были жара, сушь, безветрие и твердая, как асфальт, почва.
Вот и вся практика для молодой собаки. Как результат, десяток дупелей с начала сезона. «В такую погоду, — говорил мой старый друг, ушедший от нас натасчик Валентин Николаевич Шуваев, — лучше уж сидеть дома, чем портить собаку». И был прав. Все торопыжные и безсистемные действия привели к тому, что
Джина, очень страстная и горячая тринадцатимесячная сука, стала гонять птицу — самозабвенно, совсем не слыша ора хозяина. В общем, обычная история: ее непослушание и моя неопытность (Джина — моя вторая в жизни легавая собака, и мне самому еще многому надо научиться).
Электроошейник я не применяю принципиально — хватило неоднозначного опыта с первой собакой, использую его лишь как бипер, для того чтобы знать, где находится моя малявка. Короче, как только появилась возможность в конце сентября вырваться на неделю к Саше Лежнину для работы над ошибками, я сразу ею воспользовался.
Среди легашатников Тверской области, Москвы Лежнин известен как владелец двух первоклассных ирландских сеттеров — Примы и Сильвы. Это мать и дочка, обе перводипломницы, полевые победительницы, чемпионки и прочая, прочая.
Посмотреть на их работу приезжают ирландисты и просто легашатники, мечтающие увидеть близкую к идеалу работу огненно-рыжих собак. Мы давно дружим с Александром, познакомившись благодаря упомянутому Валентину Николаевичу Шуваеву, который для нас обоих являлся высочайшим авторитетом в вопросах натаски и охоты с легавыми. Дом Лежнина в Дубне, стоящий на самом выезде в сторону Кимр, служит центром притяжения многих охотников.
Он открыт для друзей, в нем царит атмосфера гостеприимства и уюта, созданная замечательной хозяйкой Оксаной. Своих собак Саша натаскивает сам, поэтому для молодых (не по возрасту, а по опыту) легашатников он и помощник, и учитель, и пример.
Основной нашей задачей в те сентябрьские дни была попытка посмотреть Джину в работе с опытными Примой и Сильвой. Предполагалось, что старшие собаки найдут птицу, а я лишь наведу Джину на стоящую на стойке ирландку, чтобы она правильно отработала птицу.
Первые два дня мы ходили по полям парой, собаки работали каждая самостоятельно, но только кто-то из Сашиных ирландок вставал на стойку, как подлетавшая секундировать Джина пролезала вперед и сталкивала птицу, уносясь за ней по полю. Мне даже казалось, что Джина делает это специально, как бы завидуя, что не она нашла птицу.
И все же за эти дни нашей добычей стали несколько бекасов, дупелей и пара гаршнепов, добытых в абсолютно нехарактерных для самого маленького кулика местах, — на крошечных полянках среди зарослей кустов. Все были добыты из-под собак.
Дважды отличилась хорошими работами по дупелю и Джина, обе птицы были хорошо сработаны, и если первого дупеля я «проспал», забыв снять ружье с предохранителя, то второго, чисто битого на глазах Лежнина, Джина подала мне в руки.
К тому времени мы уже разделились и охотились порознь, и собаки в поиске почти не пересекались друг с другом. Кроме этого, были и еще работы по бекасам, но у меня не шла стрельба, и птицы улетали невредимыми.
Отчасти это происходило от того, что я, подходя к стоящей на стойке собаке, должен был решить вопрос, что делать: пытаться остановить собаку после выстрела или стрелять птицу. Думаю, я не первый, кому никак не удавалось делать одновременно и то и другое, для кого либо охота, либо работа с собакой.
На третий день Саша предложил мне изменить план охоты. Мы решили до обеда ходить вдвоем с Джиной, чтобы я отвечал за собаку, а он — за стрельбу отработанной птицы. Чтобы исключить погонки, Джину пускали с небольшим «якорем» длиной метров восемь-девять.
Такая корда не мешала собаке в поиске, а нам позволяла контролировать стоящую на стойке собаку, чтобы попытаться исключить погонку или же самоподачу битой птицы.
Полдня мы «слаживались», и хотя пару раз не поверили собаке и упустили птиц, но все же добыли дежурного дупеля и бекаса. Вторую половину дня мы полностью посвящали охоте с Сашиными собаками. Вот где не надо было думать о возможных сходах со стойки, пустырях, спарывании, погонках или жевании птицы.
Сашины легавые работали безукоризненно, и их работа доставляла истинное наслаждение. Хозяин, правда, находил какие-то огрехи и все время держал своих помощниц в тонусе. Что касается меня, то я просто отдыхал и получал удовольствие. Ну и внимал корифею, конечно.
Вечером в среду во время ужина Саша вдруг произнес фразу, которая меня насторожила:
— Завтра четверг, а четверг — хороший день, мне везет по четвергам.
По мне, так каждый день был хорошим: Джина показывала хороший ход, четко отрабатывала поле широкими крыльями, заворачивала на ветер по свистку, ходила с поднятой головой, не копалась в набродах, не ковырялась, твердо стояла на стойке.
Да и добыча была каждый день, худо-бедно, но пара бекасов или дупелей всегда лежали в ягдташе. И это в двадцатых числах сентября, когда и одному дупелю несказанно рад. Словом, почти все было хорошо, вот только погонка оставалась, как и прежде, нашим слабым местом.
Утром в четверг, часов в десять, мы стояли на дежурном поле. Поднялся ветерок, и можно было работать с собакой. Пустили Джину с кордой в поиск на ветер, а сами медленно побрели по полю в направлении лесной опушки.
Выкошенный луг с поднявшейся отавой, ярко зеленой в низинках, где сохранялись остатки влаги, и хороший ровный ветерок — самое то для охоты: и ходить одно удовольствие, и собаку видно, как на ладони, и высота травы позволяет спрятаться птице от ястреба или сокола. Должна, должна быть на таком поле птица! И она была.
Метрах в сорока от опушки на очередной параллели Джина застыла в стойке так, как это могут бретоны, на полном ходу, мгновенно остановившись и изогнувшись корпусом, держа птицу по носу. Картина маслом! Я устремился к легавой, подобрал корду и, косясь на Сашу, послал собаку вперед.
Шаг, другой, третий, и тут из куртинки молодой отавы поднялся дупель и с характерным треском крыльев устремился в сторону близкого леса. Прозвучал выстрел Сашиной двадцатки, дупеля кинуло в сторону, но он выправил полет и почти достиг леса, когда прозвучал второй выстрел. Мимо. Как бы оправдываясь, Александр смущенно сказал:
— Зря ждал. Все думал, что он упадет от первого выстрела, а он не упал…
Мне же показалось, что он зацепил птицу первым выстрелом, и я предложил пойти на поиски подранка. Джина, проводив глазами улетевшего дупеля, рвалась с корды, я отпустил ее, а сам подумал, что я опять наблюдал не за поведением собаки, а за птицей и, естественно, не дал Джине команду остаться на месте после выстрела. Хреновый из меня контролер, однако!
Мы устремились к опушке лиственного леса, в котором скрылась Джина. Подлесок оказался такой густой, что мы еле протискивались через него в безнадежной попытке увидеть или найти подранка. Ольха, осина, лещина, молодые березки, растущие вплотную друг к другу, делали его почти непроходимым. Я уже думал, что дупель окончательно потерян для нас, как Саша вдруг крикнул:
— Смотри, какой белый вырос!
Я подошел и, опустившись на колени, начал срезать гриб, приговаривая:
— Хоть супчик сварим грибной, раз птицы нет...
И тут раздался голос Лежнина:
— Она нашла его! Она его принесла!
Александр повторял одно и то же неестественно громко, сдавленно и одновременно восторженно. Смысл его слов доходил до меня медленно, и первое, что пришло на ум, — это сходство интонаций его и Балу из мультика про Маугли, который тоже все повторял: «Он не забыл! Он не забыл!»
Я взглянул туда, куда смотрел мой товарищ, и увидел Джину, пробиравшуюся между стволами деревьев с птицей в пасти. Не помню, что я крикнул то ли Саше, то ли Джине, но собака вдруг бросила птицу и с виноватым видом села рядом с ней метрах в пяти от нас.
— Если бы мы не кричали, — сказал Александр, — она бы подала его в руки. Она несла его нам!
Да, дупель был основательно пожеван. Видимо, Джина ловила его по кушерям, а потом в азарте помяла, оттого и сидела с виноватым видом. Но все равно мы с Сашей на два голоса и в две руки нахваливали и гладили собаку, говоря ей, какая она молодец.
Выбравшись из леса, мы сели в машину и поехали на соседнее поле, даже не поле, а полько. Оно было действительно невелико, как, впрочем, многие поля в этом районе. Взяв собаку на корду, мы отправились к краю поля, чтобы пустить Джину на ветер.
Еще не дойдя метров тридцати до края, Джина прихватила запах, подняла голову и, натянув корду, не сбиваясь ни на секунду с направления, потащила меня на ветер. Саша поспешал за нами с ружьем в руках. Мы прошли десять, двадцать метров, и я было подумал, что собака мастерит, но все же продолжал идти за ней, держа корду в натяг.
Запах вел собаку прямо, и она не сворачивала с курса ни на градус влево или вправо. Лишь пару раз Джинка чуть повела носом, проверяя себя, и продолжила тянуть меня в середину поля, где были пятна свежей отавы.
Я тащился за собакой и начинал уже думать, что это какая-то грандиозная собачья дурь. Похоже, Лежнин тоже так считал, потому что, когда Джина застывала на стойке и я на автомате давал ей команду «Вперед!», а метрах в девяти по носу собаки взлетал бекас, Саша смазал первым выстрелом, а затем и вторым.
Мой товарищ очень хороший стрелок, с огромной практикой. За сезон он берет до сотни и более дупелей, бекасов, гаршнепов и разных куриных, а тут он промазал. Видимо, и он не верил, что моя первопольная собака может показать такую работу.
Мы проводили глазами улетающего бекаса, затем взглянули на то место, откуда Джина прихватила запах птицы, и недоверчиво посмотрели друг на друга. Расстояние нам обоим показалось громадным.
— Восемьдесят, — сказал я.
— Семьдесят, — ответил Саша Лежнин, и мы опять посмотрели друг на друга, не веря в то, что только что случилось на наших глазах.
— Эх! — выдавил мой товарищ. — Надо же было такую работу загубить!
Мы опять, как и двадцать минут назад, начали хвалить Джину и решили, что на сегодня охоту пора заканчивать. Пусть в нашей памяти и в памяти собаки останется эта чудная работа. Уже у машины я предложил Лежнину говорить, что расстояние было метров шестьдесят, а то никто не поверит, хотя понимал, что и шестьдесят — нереальная величина.
Мы ехали домой, Саша по телефону рассказывал кому-то, какие работы были у Джины, а меня не покидала мысль, что только из-за Сашиной репутации люди поверят нашим рассказам. Мне нет, а ему поверят.