Село Звад состоит, собственно говоря, из двух деревушек при одной церкви — Новинок и Звад. Расположено оно на берегу реки Ловать, в семи верстах от озера Ильмень.
Весной надо ехать верст восемнадцать на лошадях по весьма плохой дороге из Старой Руссы; если же реки очистятся от льда, то удобнее проехать на пароходе или на имеющейся у меня моторной лодке.
В этом году я выбрался из Питера 16 марта и с Витебским поездом, уходящим в 10 часов 30 минут вечера, отправился в Старую Руссу. Прибыв туда на другое утро в 7 часов, поехал я со своим егерем Василием Куприяновым в четверке по пути на деревню Звад.
На этот раз дорога оказалась еще более худой, чем обыкновенно: кроме липкой грязи, которую за ночь пробрал мороз, помехой служили еще водяные промоины и кочки, так что пришлось тащиться 18–20 верст два с половиной часа. Бока помятые, но настроение бодрое; идет мелкий снег и дует западный ветерок.
Подъезжая к желанной деревне, недалеко от Звадской церкви увидали мы первые стайки гусей, поднявшихся с замерзших полей. Как заметил я наших чудных пернатых, сердце так и забилось: уж больно любы мне эти красавцы, когда парят они то здесь, то там и своими вереницами покрывают небеса по всем направлениям!
Вот и деревня Звад, бедная, заброшенная, с рыбачьими избами; вот и домик Ивана Михеева, звадского царька и распорядителя нашей охоты. Михеев — бывший фельдфебель 148-го Каспийского пехотного полка, и хотя уже который год он калека на костылях от ревматизмов, но ни пыла, ни страсти на охоте не потерял.
Его считают лучшим знатоком всех гусиных привычек; у него свои приметы, свои наблюдения, и от него зависит распределение номеров, то есть тех мест, где устанавливаются охотничьи казарки в здешних обширных водяных угодьях. В этом году прилет оказался одним из ранних, то есть первый гусь показался здесь 13 марта, что считается ранее обычной нормы.
Директора нашей охоты, князя Леонтия Шаховского, еще не видно, он всегда появляется в Петербурге 20 марта и ждет в столице вестей от Михеева. Гусь только появится, и Шаховской немедленно отправляется на охотничьи места, где и остается до конца охоты; отлетит гусь, тогда и он покинет излюбленные места.
С весны 1909 года, то есть со времени моего поступления в члены охотничьего общества, я был его неразлучным спутником, но в этом году не выдержал и, не дождавшись Шаховского, тронулся на гуся. Очевидно, на сей раз князь немного опоздал и ошибся в своих гусиных расчетах.
Говорю «ошибся», потому что накануне моего приезда сюда уже подъехали из Москвы Д.Д. Осиповский и граф А. Гудович, а также граф Стенбок из Питера. Шаховской, как директор, распределяет нас, членов, между номерами; мы все ему беспрекословно подчиняемся, и никогда не бывает недоразумений, что весьма ценно при нынешнем составе членов охоты.
В настоящее время нас тринадцать человек, платящих по 300 рублей в год: братья князья Шаховские (Леонтий и Владимир), братья графы Шереметевы (Дмитрий и Борис), князь Виктор Кочубей, князь Борис Васильчиков, граф Александр Гудович, Д.Д. Осиповский, граф Стенбок, Е.П. Демидов, граф Альфред Велепольский, граф А.А. Лидерс-Веймарн и я.
К счастью, одновременно все члены не являются на весеннюю охоту; князь Кочубей и князь Б. Васильчиков хотя и состоят членами, но больше охотятся по Шелони, в Верещане (верст около 80 от Звада), так что одновременно редко бывает более шести или семи человек.
Пока гуся на всех хватает, а князь Леонтий Шаховской мастерски распределяет нас по местам, так что недовольства почти не бывает, хотя и есть между нами очень жадные до дичи господа.
Итак, поговорив с Михеевым, я пошел в свой домик, который унаследовал от покойного Великого князя Алексея Александровича.
Повар мой уже приготовил вкусный завтрак; покушав с аппетитом в 10 часов утра, тронулся я со своими рыбаками и егерем на место Быструю, где накануне собирался «гусище», как их величают звадские люди. Трое других приехавших охотников разместились на «Вешке», где имеется домик для жилья, принадлежащий графу Стенбоку.
Это большое облегчение для местожительства, потому что всем нельзя поместиться на Зваде, где, кроме моего дома, есть помещение только у Михеева. Кроме того, имеется плавучий домик, именуемый «лодкой», где можно жить двоим или троим, но с грехом пополам. «Лодка» находится на полпути к «Вешке».
Привожу свое повествование в виде ежедневного дневника.
17 марта. Тепло, идет мелкий снег. Мы потащились на Быструю в двух «челнах» и «шлюпке». В моем распоряжении 13 человек. В этом году я взял с собой 10 подсадных гусей, приобретенных частью в Венгрии, частью на Кавказе и в Олонецкой губернии. О подсадных гусях речь еще впереди.
В первой лодке поместился я с ружьями и патронным ящиком, во второй —егерь Куприянов с частью подсадных гусей; в казарке были остальные гуси, а также две подсадные утки.
Из сопровождавших рыбаков старший Александр Капралов — опытный, хорошо знающий местность осторожный парень, ездящий со мной уже четвертый год. Остальные тоже ребята бывалые и лихие. А на здешних местах не всякий сумеет сохранить хладнокровие и бодрость духа.
Особенно при ледоходе надо обладать быстрой сметкой, чтобы уметь лавировать челнами между плавающими льдинами.
Теперь мы тащимся по льду на Быструю; лед уже потрескивает местами, но в общем еще твердый, хотя уже приходится ехать и водой на веслах, а потом снова идти волоком.
Наконец добрались. Люди стали сооружать из лоз казарку, покрывать ее пырью (болотной соломой), а старший начал размещать подсадных гусей.
Любо было смотреть на моих красавцев гусей, как они купались и копошились с непривычки, привязанные за колья, а на одной из лап стесненные ногавкой (ремнем), точно готовились к предстоящему назначению призывать своих товарищей с небес.
К полудню показалось солнышко, и все разом оживилось кругом. Пролетели кряквы, промчался один шилохвост (больно рано для них), а немного погодя стали слышны гусиные напевы «га-га-га», которые так любы каждому из нас, находящих наслаждение в этой редкой по впечатлениям охоте.
Но гуси летели далеко, все больше по направлению к Железняку, и долго ни одна стайка не заворачивала на мою казарку.
Наконец около двух часов одна пара свернула в мою сторону, и я сбил первого в этом году гуся. Может быть, это покажется глупым, но трудно описать испытанное наслаждение застрелить первого гуся в весенний сезон.
В эти минуты все забываешь: и трудности передвижений, и дурную дорогу, и непогоду — словом, все невзгоды жизни, а предаешься исключительно прелестям этой поистине волшебной охоты. После первого гуся скоро пролетела другая стайка, по которой я сделал неудачный дуплет.
Пошел крупный снег, все небо покрылось тучами, лёт разом прекратился, и в четыре часа снялись мы с номера и поплыли домой. Зато какой был аппетит к ужину и какой богатый сон!
Из архива Павла Гусева.