В Одинцово еще втиснулись пассажиры, электричка, пошипев дверьми, нерешительно тронулась. За окнами серел холодный ветреный день, но в вагоне, набитом сидящим и стоящим людом, было почти жарко.
Разносчики газет отважно проталкивались вперед, спотыкаясь о сумки и тележки пассажиров. Из тамбура в дверь просунулся плотный усатый мужик с серебряным саксофоном. Ввалившись в вагон, дядька сунул дудку в рот и начал выдувать аргентинское танго; в тамбуре слегка странно стало вторить банджо. Притиснутый к плачущему от людского дыхания окну, я понемногу расслабился, а стук колес начал навевать картины прошлого и будить воспоминания…
Электричка плелась по донецкой степи, постукивали монотонно колеса, за окном еще угадывался погасший день. Притулившись на краю сиденья в качающемся обшарпанном вагоне, подсвеченном двумя тусклыми лампами, и пристроив рюкзак и собаку, я старался заснуть. Такса, притомившаяся за день, поскуливая, повозилась и затихла. Застывшие от стояния на платформе ноги в отсыревших резиновых сапогах стали отходить, а душноватое тепло согревало и навевало дрему. Накопившаяся за день усталость давила, сковывала мысли, смыкала веки. Еще недавно нам навстречу то и дело с грохотом проносились тяжелые поезда, а теперь жизнь заводов и шахт тлела, и только редкие электрички нарушали мой покой.
Но от рюкзака пахло зверем — первой добытой мной и Феклой лисой. А ведь поутру на успешную охоту и не надеялись. Но, несмотря на утомление, новизна впечатлений и этот запах будоражили, не отпускали, и снова и снова переживались события дня…
ФЕКЛА
Год назад в наш дом принесли маленькую длинношерстную рыжую таксу. Малышку сразу понесли купать: блохи по ней бегали стаями. Катя нацедила в раковину воды и посадила в нее таксюшу. Стало даже страшновато: не проскочила бы кроха в канализацию.
Отмытую и вытертую собачку вынесли на обозрение семьи. Мокрая, она лежала на ладони у Кати, помещаясь полностью. По контрасту с нашими крупными кобелями маленькая псинка казалась детской игрушкой.
Феклу (так мы решили ее назвать) осторожно опустили на пол. Она ненадолго замерла и попробовала двинуться. Усиленно затопали передние собачьи лапки, причем задние оставались почти неподвижными, и в итоге собачка двинулась назад, как тот рак. Фекла и есть!
Она легко вошла в нашу семью, взрослые псы относились к ней благодушно, а она как-то быстро начала считать себя большой собакой. Такса — это серьезно.Фекла росла, мы с ней работали над послушанием, много гуляли. Забавно было на ее прогулках в компании с нашим ирландским сеттером слышать вопросы: «Это его щенок?» Так и прошел год. Настал черед более серьезных дел, и мы попытались притравить Феклу по лисе в искусственной норе. К сожалению, опыт не удался: наша таксюша не захотела лезть в нору, совершенно ею не вдохновилась и к лисице оказалась равнодушной. Оставалось ждать и надеяться, что осенью на настоящей охоте страсть и злоба к зверю в Фекле проснутся.
БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ
День для нас начался рано, и еще на рассвете мы сошли с электрички на степном полустанке. Предполагалась прогулка для знакомства юной таксы с азами охоты и надеждой проверить десяток известных мне нор.
Раннее тихое утро. Я иду краем яблоневого сада вдоль балки. Фекла вовсю радуется жизни: носится по свежей пороше, взрывает мордой снег, чихая, пугает мышей, лезет в соры, с шумом вываливается из них.
Из рядов черных припорошенных снегом яблонь выбегают то малик русака, то лисий след. Такса суетится, с интересом их обнюхивает и пытается каждый раз идти по следу. Когда она слишком увлекается, я посвистываю. Фекла останавливается, оглядывается и вприпрыжку обгоняет меня. Ба! Да тут браконьерская снасть — петля! Так недолго и собаке в нее попасть. Снимаем…
Минуем сад, спускаемся и низом балки доходим до пруда с зарослями камыша вдоль берегов, где так любят дневать лисы. Надо проверить; и вот я с заряженным ружьем продираюсь сквозь камыш, а собака шныряет рядом. Основательно его прочесываем, но ничего, кроме строчек лисьих следов, не встречаем. Идем дальше, уже скоро и до нор доберемся.
А вот и она — первая нора. Прямо в распаханную балочку выбегает полоска кустов, которая кончается грудой присыпанных землей выкорчеванных деревьев и веток диаметром метров пять. Это так называемый «костер». В нем-то и располагается нора с тремя отнорками. Один из них, в который и я, пожалуй, могу протиснуться, в середине сооружения смотрит на северо-запад; другой, тоже довольно широкий, от первого в трех метрах выходит на запад, прямо к краю балки; а третий меж присыпанных землей стволов узкий, как щель, глядит на юг.
На свежем снегу к этому третьему отнорку тянется цепочка лисьих следов. Такса оживляется, заинтересованно идет по ним и останавливается, обнюхивая вход.
— Вав! Вав! — тявкает она и начинает ворчать.
— Хорошо! Хорошо! — хвалю собаку, довольный ее реакцией: пусть хоть настоящую нору понюхает, и то толк на первый раз.
Фекла, ворча и взлаивая, все с большим интересом, по-деловому изучает вход в нору, а затем неуверенно в него суется.
— Хорошо! Хорошо! — продолжаю подбадривать я.
После неудачных притравок в искусственной норе такое поведение Феклы внушает надежду. Медленно, на полусогнутых такса вползает в нору. Ни на что особо не рассчитывая, я, чтобы видеть сразу все отнорки, забираюсь на вершину «костра». Тишина. Жду…
О! Наконец доносится приглушенный лай собаки. Я замираю, весь обратившись в слух. Что же там? Как она?.. Минуты тянутся бесконечно долго. Сколько времени проходит, не могу сказать. Пять, десять минут… Или больше? Но что это? Движение! Подо мной из самого широкого отнорка показывается лисья мордочка. Я задерживаю дыхание. Лисица подается вперед и оглядывается; я боюсь пошевелиться, и она меня не замечает. Однако зверь в нерешительности: снизу из норы слышатся взлаивания собаки, а убегать, видимо, страшно. Ну и я колеблюсь: шугануть лисичку, отпустить, чтобы не разбить, и стрелять в угон, или же не пугать, а то чего доброго назад в нору уйдет?
Рыжая от меня метрах в трех, из норы торчит только ее голова. А, была не была! Лиса на меня уже не смотрит, и я, медленно подняв ружье и выцелив лисий щипец, стреляю… Не помню, как лисица оказалась в моих руках: видимо, я так боялся, что подранок свалится в нору. Но страхи были напрасны: кума как была, так и легла на выходе из нее. Она оказалась совсем целой, и только морда пострадала.
Оттащив трофей вниз к краю балки, я вспомнил о Фекле. А тут и она осторожно, с негромким лаем показалась из отнорка — вышла за лисой.
— Ко мне! Ко мне! — кликнул я и, показывая таксе зверя, приподнял его, потеребил.
И тут Фекла бросилась к добыче и, схватив, начала трясти. Прямо воплощение злобы и азарта! Впрочем, шкуру она не рвала, а, взяв плотно тушку, только встряхивала ее и ворчала. Дав собаке насладиться победой, я успокоил ее и отобрал лисицу.
С полем, Феклуша! Ай да мы!..
И побродили мы еще изрядно по полям и посадкам, посетили несколько нор, но больше ничего не нашли. Короткий день тем временем перевалил за полдень; лисичка, хоть и молодая, а рюкзак тянула; да и лучше бы успеть на электричку по свету. Пора, пора до хаты двигаться!..
Мы дома, как раз к ужину вернулись.
— Что, пустой?
— Нет, почему же?
Я медленно раскрываю рюкзак и достаю пахнущую дикостью, красную в свете ламп
лисицу.
— Надо же! Ну вы даете!
Да, удачно все получилось. Боевое крещение прошло успешно, и через несколько дней мы снова отправились на охоту.
ПАМЯТНЫЙ СЕЗОН
Весь наш первый сезон охот на норах был интересным и добычливым. Всего за зиму мы взяли одиннадцать лисиц. Добывались по большей части молодые особи, но как-то раз нам удалось взять матерого лисовина весом аж одиннадцать килограммов. А однажды в конце зимы повезло за одну охоту добыть из разных нор двух зверей. Случалось, конечно, и пустыми возвращаться из
степи.
А еще мне пришлось освоить обработку добытых лисиц. Оказалось, что снять лисью шкуру не такая уж большая премудрость, если рука уже набита на русаках. Тогда, в суровые девяностые годы ничего у нас не пропадало из добытого: из меха шили отличные шапки и воротники; на лисьем мясе варили каши, которые наши собаки уплетали за милую душу; из молоденьких лисичек получался особенно вкусный и душистый бульон...
Как-то незаметно подкралась весна, и охота по пушному зверю завершилась. К этому времени Феклина мордочка успела покрыться шрамами от лисьих зубов. И стала наша такса настоящей боевой охотничьей собакой.
ПОДВОДЯ ИТОГИ
Такса — собака умная и осторожная, на рожон не лезет и при этом настойчивая. В стычке со зверем получает, как правило, лишь хватки за морду. А лисицы нам встречались разные: то выходили из норы через несколько минут, то покидали свое убежище через час – полтора и более. Вот тут уж даже в оттепель зимой промерзнешь до костей, пока ждешь. И когда попадались особо упорные звери, то после нескольких часов работы приходилось отзывать собаку и уходить ни с чем. Такая уж она, охота с норной собакой.