Ехали на Волгу… Сергей – не новичок в подледной ловле, но каждый выезд на первый лед вновь и вновь будоражил и его, захлестывая нетерпением и бесшабашностью, что царила сейчас в автобусе.
Сергей уже в который раз прикидывал: податься к фарватеру или «забуриться» в затопленном лесу, холодел при мысли, что мог забыть мотыля, а в ухо жарко дышали:
– Ты понял, а?.. На ноль двенадцать я его, здоровый!.. Ну ты чего, не слушаешь, что ли?! А пошел ты!..
Сергей хохотал и, толкая в бок обиженного соседа, удивлялся серьезно. Сменяя гнев на милость, сосед продолжал:
– Ну ты понял? Леска ноль двенадцать, а он здоровый, черт!.. Забагрил я его, а он ни туда, ни сюда, заклинило! Руку льдом чуть не кости рассек, а выдрал его. Другие-то на баграх то жабру выволокут, то голову лещовую, а я взял. На два с полтиной потянул…
Сергей снова удивлялся и начинал выцарапывать из памяти подобный же случай. За разговором и познакомились. Виталя, так представился сосед, оказался человеком общительным и бывалым. Он в два счета выложил Сергею всю свою жизнь, попутно заклеймив тещу и сволочей соседей. Разговор завершился, как обычно, женщинами, а там и к рыбалке вернулись.– Жерлиц, Серега, я не признаю, – прокуренно сипел Виталя. – Муторно сидеть около них целый день, словно пес цепной. За лещом хоть и набегаешься, но попадешь на место… Э-х-х!..
Он тряхнул в воздухе крепким кулаком, едва не сбив шапку с сомлевшего соседа, и придвинулся к Сергею.
В глазах его прыгали огоньки – отсвет с шоферской кабины, а может, черти-бесенята. Высунув язык, Виталя плавными толчками опускал руки с якобы вложенным в них удильником и имитировал игру кивком.
– Оп!.. – согнув палец кверху, Виталя изобразил подъем кивка (лещ поднял насадку со дна), а затем начал медленно «шить», вываживая этого самого хитрого леща.
– Короче, Серега, идем со мной! – решительно толкнув Сергея в плечо, заключил Виталя. – Покажу я тебе, как надо леща ловить. К фарватеру двинем.
– Течение на фарватере, Виталя, пузыри бы не пустить… – осторожничал Сергей…
К Волге подъезжали с рассветом. Подмораживало. Обочина дороги, недавно еще раскисшая, превратилась в монолитный бруствер, забросанный пристывшими комьями глины. Промелькнул за окнами поселок, еловый лесок на бугре, и потянулись вдоль дороги пустоши заболоченной земли, отданной в жертву ненасытному монстру – ГЭС. На куполе маленькой церквушки серебрился иней, алело рассветное солнце на старом погосте, а выше, на буграх, на той стороне Волги, привольно раскинулся Козьмодемьянск, утыканный соломинками труб, с которых верховой ветер срывал струйки дымов. Чувство простора усиливала прозрачность воздуха, студеного по-осеннему и не смягченного еще снежной влагой.
По фарватеру, ближе к высокому берегу, еще шли самоходные баржи, буксиры, но водохранилище уже оцепенело во льду. Кое-где россыпью муравьев чернели небольшие группы рыболовов, но у фарватера не было никого – все жались к берегу.
Сергей толкнул Виталю в бок, но тот только хмыкнул и деланно бодро завопил:
– Слышь, мужики, когда отъезд?!
В общем гвалте выяснили время отъезда, прошлась по салону засаленная ушанка со скомканными бумажными деньгами, а тут и к выходу потянулись рыбаки, мучимые той особой жаждой, знакомой лишь рыболову. После открытой воды первый лед желанен, как любимая женщина, и на этот счет у лукавого рыбацкого люда сложено уже немало баек.
Шли осторожно. Лед был неоднородный: местами вздыбленный ломаными кусками от борьбы волн и мороза, местами белесый, с пузырьками воздуха – самый ненадежный. Прозрачный лед, хоть и блестел издали полосой открытой воды и ходьба по нему напоминала дефиле над бездной, был уже крепок. От глубины, лежащей под ним, он казался черным.
Найдя по каким-то известным ему ориентирам свое уловистое место, Виталя несколькими ударами пешни пробил лунку и замер над ней в настороженном ожидании. Сергей устроился метрах в восьми.
Ему везло: едва он опустил мормышку с пучком мотыля на дно, как кивок удильника судорожно дернулся и приподнялся – так берут лещ и родственная ему густера. Враз задрожавшими руками Сергей подсек, бросил на лед удильник и начал перебирать упругую, неохотно подающуюся леску. У лунки тяжесть, дающая о себе знать лишь редкими толчками, ожила и сильно потянула обратно в глубину. После нескольких подводов ко льду рыба обессилела и зависла в лунке. Это был лещ.
«Иди-иди сюда! – цепко ухватив его, шептал Сергей. – Надо же, повезло! Ехал мелочишкой душу отвести, а тут такой дядя пожаловал!»
Сергей огладил крутые бока леща и украдкой взглянул на Виталю: «Видит? Ви-и-дит… Характер выдерживает, молчит…». Сергей усмехнулся.
А везло ему в этот день удивительно: раз за разом цеплялись лещи-подносы на его невзрачную магазинную мормышку и словно игнорировали добротную, выверенную и проверенную снасть Витали. Случается и такое.
– Ну, Серега, обловил! – наконец не выдержал Виталя. – Ну-ка, покажь мормышку?! Ха, бирюлька заводская! Вот и поди угадай, чего ему надо!
Виталя подцепил носком сапога лещовый хвост и поплелся к своему ящику.
Когда очередная крупная рыбина затрепыхалась у лунки Сергея, Виталю прорвало. Минут пять он проклинал судьбу-жестянку, перемежая сетования с сочно-заковыристыми междометиями, а в завершение пнул сопливого ерша, одиноко лежащего у лунки и, забросив за спину ящик, двинулся к фарватеру.
Сергея душил смех: здоровенный детина расхорохорился, как мальчишка, но сердцем понимал Виталю. Самому приходилось завидовать, глядя на удачливого соседа, таскающего рыбу одну за другой, а до лунки соседа всего-то метра три было…
– Виталя! – крикнул вслед Сергей. – Садись рядом, торопыга. Веселей вдвоем-то!
Но Виталя, не оборачиваясь, махнул рукой и быстро зашагал дальше.
У Сергея опять взял крупный подлещик, но радость от его поимки словно померкла, была неполной. А казалось, чего не хватает? И рыба клюет, и на льду тепло, как в благодатную пору бабьего лета.
Сергей взглянул вслед уходящему Витале и понял, что не хватает ему сейчас обычного человеческого общения, не было того, с кем бы можно было разделить радость бытия, переполняющую грудь. Неинтересно ловить рыбу, пускай и мерную, красивую, но в одиночку, бирюком. Хотя есть и другая крайность – громадные скопления людей, дырявящих лунками лед в метре друг от друга. И горе тому счастливцу, который в этом муравейнике извлечет из лунки хоть какую-нибудь живность. Закон стаи суров: здесь зорко следят друг за другом, и через мгновения ножи ледобуров вонзятся в лед у ног счастливца…
Сергей снова посмотрел вслед Витале, нащупывая взглядом рослую фигуру с ящиком, но лед был пустынен…
Сергей вскочил. Что за черт?! Потеряв опору на гладком льду, он замахал руками, восстанавливая равновесие и, схватив пешню, скользящими шагами ринулся по следам Витали.
Полоса следов, отпечатавшаяся на инее, шла к фарватеру, чуть заворачивая влево. Метров через двести неустойчиво бегущий Сергей чуть не завалился в промоину, затянутую тонким ледком. Обойдя ее, он наткнулся еще на одну промоину. Следы обрывались здесь. Вода в промоине парила…
– Виталя… Виталя!.. – вначале шепотом, потом сорвавшись на крик, звал Сергей, не веря в страшное.
Неожиданно метрах в пяти ниже промоины глухо бухнуло, а затем под прозрачным льдом выплыли белые пальцы и судорожно скребанули по льду.
– А-а! – схватив пешню, Сергей рубил, крошил трещавший под его тяжестью лед, ломал руками, обдирая их в кровь, но бухнуло уже ниже, и опять белые пальцы скребанули по льду…
Сергея бил озноб. Следующую полынью он долбил, учитывая течение. В пробитой майне показалась скрюченная рука, которую Сергей тут же ухватил и потянул на себя. Лед затрещал, но Сергей в неистовстве тянул и тянул за руку, отвоевывая у воды живое человеческое тело. Он видел себя как бы стороны, отдаленно, словно забыв о времени. Лишь саднящие царапины на руке от ногтей тонущего да усталость напоминали о реальности происходящего.
Порядком хлебнувший волжской водички Виталя, хоть и находился на безопасном расстоянии от полыньи, инстинктивно отползал в сторону.
– Жив-жив, бродяга! – тормошил его Сергей. Виталю рвало…
И опять не верилось Сергею: не было ничего, не могло быть!.. Такие случаи верной и дурной смертью кончаются. Слышал Сергей от бывалых, да и сам видал: тонут люди на течении бестолково и быстро, как те двое байдарочников, которых затянуло под береговые закраины. Так же бились они под прозрачным льдом, но у людей, бежавших над ними, не было даже ножа.
Сергея передернуло…
Потом они лежали на льду и молча курили. Над их головами проплывали легкие пушистые облака, чуть подсиненные снизу, тянул вдоль Волги нехолодный юго-восточный ветерок, и шли нескончаемо по прихваченному тонким ледком водному коридору груженые баржи и белые теплоходы-чистюли.